Сердце царево

Каждому человеку приходится делать выбор и принимать решения. Если человек один, то сделанный выбор повлияет, возможно, только на его судьбу. Но от главы семьи или командира подразделения зависит куда больше людей. И чем больше власть, тем выше ответственность. О влиянии царских решений на судьбы народов мы говорим с профессором МГУ, историком Н.С. Борисовым.

 

Визитка

Борисов Николай Сергеевич. Доктор исторических наук, профессор. Заведующий кафедрой истории России до начала XIX века МГУ. Лауреат премии митрополита Макария III степени. В серии ЖЗЛ вышли книги: «Иван Калита» – 1995 г., «Иван III» – 2000 г., «Сергий Радонежский» – 2001г. В серии «Повседневная жизнь» – книга «Повседневная жизнь средневековой Руси накануне конца света» – 2004 г.

 

– Николай Сергеевич, что же это такое – право правителя за всех делать выбор и принимать решения?

– Это вечная проблема, связанная с тем, что власть действительно подразумевает ответственность. Чем больше власти, тем больше ответственности ложится на человека. Но ведь далеко не каждый чувствует эту ответственность. Сколько в нашей истории было правителей разного уровня, которые, не чувствуя ее, действовали совершенно безответственно. Просто рассматривали власть как какой-то подарок судьбы, от которого надо получить как можно больше удовольствий.

Другое дело, что правитель имеет много обязанностей, и одна из них состоит в том, чтобы говорить определенные вещи, в том числе и об ответственности. И у каждого правителя есть определенный набор каких-то таких фраз... Например: «Я со всей ответственностью заявляю, что вы должны сделать то-то и то-то, что мы должны поставить такую-то задачу и решить такую-то проблему». Мы с вами каждый день можем слышать по радио и телевизору разговоры различных начальников о том, как они переживают за дело и за страну. Это стереотипы, элементы социальной демагогии. Они обязаны об этом говорить, и они это говорят. Другой вопрос, насколько искренне это говорится. В чужую душу не заглянешь.

Но всё-таки, основываясь на всех исторических источниках, которые есть, на документальных материалах, историк может не на сто процентов, но, скажем, на семьдесят-восемьдесят достоверно сказать, что вот этот правитель был человек ответственный, и болел за страну. А вот этот – просто политический авантюрист. Но, повторяю, на сто процентов здесь никогда не докажешь. Это всё на уровне интуиции историка и знания эпохи, материала, документов.

Я уверен, что в наследственной монархии это чувство ответственности сильнее, чем в других политических системах, потому что монарх ощущает страну своей собственностью. В хорошем смысле слова. И относится к ней как хороший хозяин к своему хозяйству. Обряд венчания на царство совершался вплоть до конца монархии, потому что в нем отражалась ответственность монарха за страну и за народ даже не перед самим народом, а перед Богом, перед высшими силами. А кроме того, перед своими детьми. Получив от отца управление страной, монарх передавал ее сыну. И естественно, хотел, чтобы сын получил страну с хорошим потенциалом. Умирающий Николай I, обращаясь к своему сыну и наследнику Александру II, сказал с болью: «В плохом порядке, Саша, передаю тебе команду». Он хотел бы передать в хорошем, а не получалось. И страдал от этого.

Наши правители из династии Романовых – очень разные люди, но все они имели это чувство ответственности. И иногда оно просто парализовывало их деятельность, вступая в противоречие с необходимостью что-то делать.

Последнего из Романовых, Николая II, часто упрекают в том, что «это надо было сделать, а он не сделал, и вот то надо было сделать – он не сделал». По моему глубокому убеждению, он многого не сделал не потому, что у него не было воли или ума, а потому, что он чувствовал огромную ответственность за Россию. Он понимал, что Россия – очень хрупкая страна, в которой много противоречий, и очень легко нарушить баланс, столкнуть страну в хаос неосторожными действиями. Поэтому Николай был чрезвычайно медлителен в своих поступках. В конце концов, это его и погубило. Надо было ехать быстрее в экипаже истории.

Но если он боялся разрушить Россию, то последующие правители не боялись. Они смотрели на Россию как на материал для рискованных социальных экспериментов.

 

– А если углубиться в историю России и посмотреть на наших средневековых князей? Например, Иван III: ему пришлось выбирать между сыном и внуком – кого сделать наследником престола. И это был непростой выбор. Он ведь понимал, что кем-то придется пожертвовать. Был ли это выбор между личными и государственными интересами?

– Что касается Ивана III, то о нем еще сложнее судить как о личности, поскольку практически нет документов личного характера: нет его писем, нет никаких мемуаров. Нет ничего, что могло бы нам показать этого человека изнутри, поэтому приходится только конструировать какие-то логические схемы.

Я, занимаясь этой эпохой, пришел к выводу, что, конечно, это была трагическая ситуация, когда в конце жизни Иван III понял, что вопрос престолонаследия может превратиться в вопрос династической смуты. Ведь его детство прошло в обстановке смуты, и он прекрасно помнил, что это такое: как ослепили отца, как хотели убить его с братьями, как дорого всё это стоило стране. Кроме того, Иван III был человеком дела. Поэтому для него, безусловно, главным было его дело – собирание русских земель, создание единого Русского государства. За это он отвечал перед Богом и перед Русью. А тут дело оказалось в опасности. Всё опять могло рухнуть. Поэтому он долго выбирал, кому лучше оставить страну – Димитрию, внуку, и его матери, Елене Волошанке, или же Софье Палеолог и ее пятерым сыновьям, старшим из которых был будущий Василий III. Иван III понимал, что он оставляет власть либо одной семье, либо другой. Но если одной, то вторая семья обречена на гибель, потому что как только одна семья приходит к власти, то первое, что она делает, – это арестовывает вторую семью, чтобы не было проблем. Какая семья будет обречена – первая или вторая? Этот выбор для Ивана III был так же мучителен, как выбор между правой и левой рукой.

Но Василий ускорил процесс мучительного выбора. Это темная история, но факт в том, что Василий III решил бежать в Литву. И понятно было, что Литва поддержит любую московскую усобицу, потому что для соседних стран было выгодно, чтобы в Москве началась смута. И вот Василий III, отъехав на литовскую границу и остановившись там со своим отрядом, послал своему отцу, можно сказать, ультиматум: «Или ты назначаешь меня наследником престола, или я сейчас уезжаю в Литву и там собираю своих сторонников, и начинается опять междоусобная война». Иван III, что называется, «сломался» и сказал, что оставит трон Василию. После этого наследник вернулся в Москву, а Димитрий-внук и Елена Волошанка были арестованы. Они оба умерли в тюрьме – Елена раньше, Димитрий несколько позже.

Плюс к этому, сам Иван тяжело жил последние годы. У Герберштейна есть воспоминания, что часто за столом Иван III напивался до того, что просто засыпал. И все приближенные молчали, боясь его разбудить, потому что знали, что гнев его страшен. И молча сидели, пока Иван III сам не просыпался. Думаю, эти признаки говорят о том, как тяжело было у него на душе.

Это исторический пример, когда ответственность за судьбу государства буквально ломала человека своей тяжестью.

 

– Еще один пример: Василий III свою первую жену, которая не смогла родить ему наследника, насильно отправляет в монастырь, нарушая христианские нормы, для того, чтобы жениться во второй раз и произвести на свет наследника престола. В данном случае известна позиция Церкви – Максим Грек пишет открытое письмо, в котором обвиняет Василия III в нарушении Закона Божьего. Как можно оценивать в данной ситуации моральный аспект вопроса? Возможно ли делать такой выбор ради государственных интересов, преступая общепринятые законы?

– Что касается реальной ситуации с Соломонией Сабуровой – конечно, это был мучительный выбор для Василия III: то ли остаться бездетным и передать власть (даже не передать – она в случае его кончины автоматически перейдет) второму брату, то ли разводиться и жениться второй раз.

Вообще, в политике, «там», на верхах власти, моральные нормы не в той мере работают, как для обычных людей. Например, ложь и обман для отдельного человека – это грех, а для государства – дипломатическая хитрость. Для человека предательство – это подлость, а для государства – следование своим интересам. И никакому понимающему человеку не придет в голову упрекать государство в том, что оно защищает интересы своих, а не чужих граждан. Это вечная проблема. С точки зрения чистой, хрустальной морали то, что Василий насильно отправил Соломонию в монастырь, – действительно преступление. Но с точки зрения политики… Там идет другой счет.

Я сам над этими проблемами думал, пока занимался нашими древними лидерами и политиками. Мы не знаем многого. Мы не знаем, что представлял собой второй брат, Юрий Дмитровский. А Василий-то III знал. А если брат – ничтожество или безумец? И Василий III ясно представлял себе, что если этот человек получит власть, он такого наломает, что десятки тысяч людей будут рыдать и погибать. Вот ведь где цена. Надо было реально представлять себе, о каком человеке идет речь, когда был выбор между судьбой Соломонии и судьбой целого народа, за который Василий III, между прочим, перед Богом в ответе. И наоборот, если брат был умным и благородным человеком, то почему бы не передать власть ему?

Потому русское общество и разделилось тогда на тех, кто поддерживал Василия, и тех, кто осуждал его. И я не думаю, что Василия поддерживали только льстецы и холопы. Я думаю, что люди, которые одобряли это решение, тоже исходили из интересов государства, тоже понимали, что здесь такая трагическая развилка, на которой цена ошибки очень велика. Поэтому историки не должны выносить моральных вердиктов, а должны максимально четко изобразить ситуацию и попытаться понять ее. Понять логику поступков людей. А уж выносить моральный вердикт – это дело, так сказать, судей. Если среди нас такие судьи, которые могут сказать: «Я человек абсолютно моральный и буду судить других», – найдутся. Я в этом не уверен.

 

– Рассмотрим ситуацию времен войны Москвы и Твери в первой четверти XIV века. Два исторических персонажа, два князя, которые сделали свой выбор. Михаил Тверской, который решил воевать с Ордой, – в результате Тверь была разорена, и Юрий Московский, который вел осторожную, гибкую политику, – и Москва возвысилась. Возможно ли государю при решении определенных задач руководствоваться чувствами, эмоциями, поддаваться порыву?

– Эта история с тверскими князьями меня давно интересовала. Скажу сразу, что источники не позволяют дать убедительную, стопроцентную реконструкцию и сказать: «было именно так» или «было так». Поэтому все утверждения тут на уровне интуиции историка. Или, как художники говорят: «Я так вижу». А другой придет и увидит совершенно другую картину. Так вот я вижу это дело так.

Тверские князья были людьми героического склада. Храбрые воины, готовые к самопожертвованию, очень патриотически настроенные. Но это были героические авантюристы. То, как они вели отношения с Ордой, – это авантюризм. Почему Михаил Тверской, а потом и его сыновья получили Великое княжение Владимирское? Потому что обещали платить больше других дани. Но платить больше других они были не в состоянии. Это был блеф. И для того, чтобы выполнить это обещание и остаться у власти, им приходилось делать совершенно невероятные вещи. Они начали агрессивно давить на Новгород, они устроили погром Торжка и еще несколько таких силовых акций, в которых, кстати сказать, гибли люди. И вот они выбивали, выбивали деньги, но в какой-то момент всё же оказались не в состоянии выплатить столько, сколько обещали Орде. Тогда был прислан карательный отряд, который остановился в Твери. И против этого карательного отряда, который, видимо, собирал недоимки, летом 1327 года тверичи восстали. По одним летописям, без приказа князя восстали, по другим – по приказу князя Александра Михайловича Тверского. Если по приказу, то это полное безумие, потому что ясно было, что расправой будет еще более страшная карательная экспедиция. Если без приказа князя (я думаю, что князь просто не сумел их удержать), то опять же он виноват. Как он довел ситуацию до того, что упустил народное восстание? После этого восстания зимой 1327–28 годов была страшная карательная экспедиция – Федорчукова рать, как ее наши летописцы называют. И Тверь была разорена, и всё княжество Тверское.

А московские князья обладали большим чувством ответственности. Они никогда не лезли вперед, умели быть в тени. И поэтому их княжество жило спокойно. Они делали всё необходимое: вовремя выколачивали дань, брали на себя такие обязательства, которые могли выполнить. Как говорят, политика – это искусство возможного. Московские князья прекрасно владели этим искусством возможного: что можно сделать для своего княжества – надо сделать, а что нельзя – лучше и не пытаться, иначе потом это дорого обойдется. Вот почему московские князья у меня вызывают большое уважение.

Кроме того, они были очень религиозными людьми, строили монастыри, соборы (Иван Калита был особенно набожным человеком). И, собственно говоря, собирание Руси они воспринимали как служение – служение Богородице, служение Православию – и ощущали свою религиозную ответственность.

Знаете, есть точка зрения, что московские князья победили тверских, потому что позволяли себе больше коварства и злодейства. На самом деле было наоборот. Они победили, потому что были лучшими и больше других думали о людях. Люди со всей нищей России шли в Москву, потому что в Москве можно было найти спокойную и относительно сносную жизнь, покровительство и поддержку. И пусть московские князья, взяв на себя сбор дани, могли казаться в глазах народа тиранами и предателями, приспешниками Орды, они делали это во благо своего народа. И между прочим, вполне по-братски относились друг к другу. А в других регионах князья насмерть передрались между собой. Те же кашинские и тверские князья – как они стали враждовать! Жуткое дело.

Поэтому, повторяю, мне кажется, что московские князья были лучшими политиками своего времени. И лучшими людьми среди политиков своего времени. Поэтому они победили. Если это и недоказуемо, то, во всяком случае, светлый миф мне нравится больше, чем темный.

 

– У царя Давида есть такая фраза: «Сердце царево в руке Божьей». Как Вы можете ее прокомментировать?

– Ее можно комментировать по-разному, как и любой другой текст из Священного Писания. Но я думаю, что одним из аспектов этого, скажем так, рассуждения можно считать то, что существовало общее правило: за грехи царя отвечает народ, а за грехи народа отвечает царь. Поэтому когда, скажем, при Борисе Годунове в начале XVII века начались неурожаи, голод, все стали искать, в чем вина правителя. И вспомнили историю с царевичем Дмитрием, и решили, что во всём виноват царь Борис. И наоборот, когда грешит народ, начинаются беды с правителем, с его семьей. Помните, когда в Смутное время пришел к власти Василий Шуйский, было устроено публичное покаяние всего народа за те грехи, что он совершил, примкнув к Лжедмитрию I. Или другая история. Мать царя Михаила Романова инокиня Марфа поначалу отказалась благословить сына на царство, объяснив это тем, что за время Смуты «народ измалодушествовал». И Бог может наказать юного правителя за малодушие народа. В моем понимании, это сильное, глубокое чувство взаимной ответственности царя и народа перед Богом многое объясняет в том, какими были отношения в средневековой Руси.

 

 

Беседовала Мария ПЕРВОЗВАНСКАЯ