Наследник - Православный молодежный журнал
православный молодежный журнал
Контакты | Карта сайта

Безгневное сердце

№ 11, тема Простота, рубрика Родина

 Помещая в молодежном журнале эти отрывки из старого очерка о коротких встречах советской корреспондентки в США с русским эмигрантом Иваном Нестеровичем Сидоровым, редакция, конечно, рискует столкнуться с непониманием читателей. И все-таки нам хочется, чтобы вы обратили внимание на этого ничем особенно не знаменитого, пожилого (теперь, возможно, уже умершего) человека, самой выдающейся чертой характера которого была простота. Тот самый, описанный еще преподобным Иоанном Лествичником, «утвердившийся навык души, которая сделалась чуждою всякого различия и неспособной к лукавству». Простые русские люди, умеющие любить ближнего, как самого себя, – это не миф! Они незаметно живут рядом с нами, как бы их ни выдавливали на обочину жизни, как бы над ними ни смеялись. Важно помнить: смешными и отверженными в конце концов окажутся совсем не они. И пусть в очерке ни слова не сказано о духовной стороне жизни героя, можно не сомневаться: его жизнь не была прожита зря.

 

«Политический» старик

 Когда я подошла к своему месту, в кресле рядом уже сидел крупный старик с большим, массивным румяным лицом. То есть старик еще не сидел, а активно усаживался, размещая длинные руки и ноги. Плечи его казались шире спинки кресла. Клетчатый иностранный пиджак, роговые очки, добротные башмаки на толстой подошве. Американец, небедный… Но откуда в американце эта беспомощность, суетливое желание пристегнуть ремень, хотя табло не загорелось, это неуверенное выражение лица? Почему от волнения у него дрожат руки? Неамериканское поведение в самолете… Американец давно бы уткнулся в газету.

Наконец он пристегнулся, угомонился, достал огромный клетчатый платок (нет, американец все же!), утер пот с лица, стал смотреть в круглое окно иллюминатора.

А за окном был безумный нью-йоркский аэропорт 1988 года – садились самолеты, деловито сгружался багаж, на дальних дорожках взлетали машины разных авиакомпаний мира. Лицо моего соседа светилось изумленным восторгом. Он повернулся ко мне:

-          Душенька, - сказал он на прекрасном, давно позабытом нами русском языке, - душенька, как я рад, я ведь загадал: с кем окажусь рядом в самолете, так меня на Родине и встретят.

-          А вы русский?

Сосед мой хотел было обидеться, но тут же простил:

-          Я ж говорю, первый раз лечу на Родину. Как я рад, душенька, меня зовут Иван Нестерович, а вас?

-          Галина.

-          Красивое имя, старинное. А из каких вы мест?

-          Из Москвы.

-          А я, душенька, всю жизнь в Нью-Йорке прожил. Вот… первый раз… - У Ивана Нестеровича сделалось совершенно детское выражение лица, и он испуганно приложил ладонь ко рту. – Первый раз в жизни полечу на самолете. Страшно будет, да, душенька?

-          А по Америке вы ни разу не летали?

-          А зачем? Всегда ездил с женой поездом. Она умерла недавно, тоже русская, хорошая была женщина. – Он снова испуганно поглядел на меня, снова этот жест, ладонь ко рту. – Труженица была. Мы с ней, когда путешествовали, всегда брали, как это сказать, комнату…

-     Купе?

-          Нет, комнату, знаете, такую, со всеми удобствами, большую! И ехали на Западное побережье, это был наш отдых.

Самолет взревел, покатился по дорожке, стремительно поднялся в воздух.

-          Ах, какие прекрасные летчики, русские парни, - сказал Иван Нестерович, - лучшие в мире, правда, душенька? А мы уже по-настоящему летим? Уже высоко поднялись?

-          Раз над облаками, значит, высоко.

-          Как интересно, душенька, и я совсем не боюсь. Давайте поближе познакомимся. Поглядите на мои руки. Я портной. Почему вы удивились? Хороший портной нынче редкость. А я с мальчиков начинал, в швейных мастерских. Я, душенька, своим трудом много добился. У меня швейная фабрика была, одежду шили. Продал недавно. Купили с женой в шестидесятом году, а перед ее смертью, в восемьдесят третьем, продали. Я не хотел продавать, мне мой бизнес нравился, я свою профессию люблю. Жена настояла. Я, душенька, человек небогатый, но обеспеченный. А что мне после ее смерти надо? Ничего…

-          Что за сосед такой разговорчивый попался? – буркнул сидевший слева от меня сотрудник ООН, ученый довольно известный, но брюзга, вечно всем недовольный. – Дед, а дед, ты русский американец, что ли? Вроде я твои фотографии видел, давай знакомиться, дед!

-          Давайте, - радостно согласился Иван Нестерович. – Я, знаете ли, первый раз в Россию…

-          Все слышал, дед, мы сейчас с тобой вот что организуем, мы сейчас с тобой выпьем.

-          Давайте, - счастливо сказал Иван Нестерович, - со своими, с русскими, вот, дождался… Только, чур, я угощаю, можно? – просительно сказал он.

-          Нужно, - отрубил ООН.

-          Девушка, девка! – позвал Иван Нестерович стюардессу. – Девка, это я правильно называю? – испуганно приложил он ладонь ко рту. – Я всех молоденьких девками люблю называть, красиво получается, старинно. Девка – это ведь комплимент, да, душенька?

-          Давай, дед, не тяни, заказывай!

-          Нам, милая девка, - сказал Иван Нестерович подошедшей стюардессе, - самую большую бутылку неси!

-          А чего, дедушка?

-          Виски, - сказал ООН.

-          А я думал, водки «Столичной», - огорчился Иван Нестерович.

-          Нет, виски. Водкой в Москве зальешься, - распорядился ООН.

-          А бутылку самую маленькую, - вступила я.

-          Все ясно, - четко сказала стюардесса, и на моем столике появилась бутылка.

-          Ну что, - сказал Иван Нестерович, - за нашу великую Родину, за наш народ!

-          Ну ты даешь, дед! – сказал ООН. – Политический ты какой старик!

-          Я не политический, я Россию люблю.

-          Это ты, что ль, деньги жертвуешь на русские нужды?

-          Ну я, - застеснялся Иван Нестерович. – А откуда вы знаете?

-          Газеты читаю. Выпьем давай. Фамилия у тебя какая?

-          Сидоров.

-          Точно, Сидоров. Помню. На Чернобыль. На газету «Русский голос».

-          Я всю жизнь на эту газету жертвую, - сказал Иван Нестерович, - я член комитета.

-          У вас что, и комитет есть? Небось выборный? – хохотнул ООН.

-          Выборный…

-          Даешь ты, дедуля. Где жена-то твоя? Один почему летишь?

-          Умерла, - голос у Ивана Нестеровича дрогнул. Он отвернулся от нас к окну. На вопросы ооновца больше не отвечал, делал вид, что не слышит.

Так мы летели долго. Ооновец заснул, но и во сне часто вздрагивал, ошаривал стоявший у него в ногах крупногабаритный кассетник, который он пронес в салон. Коробка мешала нам с Иваном Нестеровичем выйти, мы сидели тихо, как мыши, и шептались. Он рассказывал свою жизнь, расспрашивал меня. Чем ближе мы подлетали к Москве, тем больше он возбуждался.

-          - Душенька, я весь открыт радости, я помолодел, как мальчик. Правильно я выражаюсь? Я все люблю! Самолет люблю, небо люблю. Душенька, - голос у него дрогнул, - я ведь совсем один, только кошечка у меня, тоже старая, больше никого. Меня в Москву на два месяца пригласили, а я не могу. Некому за кошечкой присмотреть, взялся один человек всего на месяц, деньги с меня большие взял. Такая страна Америка, ничего не попишешь. Просил на два месяца – не могу, говорит. Бросить кошечку – это предать животное. Нехорошо, правда, душечка? – Он понизил голос. – Я готов полюбить, вот какой я вам открою секрет. Я сам ее буду обшивать, на руках носить стану. Готовое – это плохое. Если сейчас в России кого встречу, полюблю – женюсь.

-          Не женись, - проснулся ооновец.

-          Почему? Считаете, я старый?

-          Не женись, - повторил тот. – Вдруг жену к тебе не выпустят?

-          Сейчас другие законы, сейчас всех выпускают! Венские соглашения, не читал? Общеевропейский дом, я – старик, и то в курсе!

-          Все равно, мало ли…

-          Ну и что? – по-детски удивился Иван Нестерович. – Тогда я с ней на Родине останусь, даже лучше.

-          Не связывайся ты с русскими бабами, дед.

-          Русские девки – лучшие в мире. Я точно знаю. Я молодой был, красивый, я знаю. Негритянки – добрые девки, а русские еще лучше.

-          Не связывайся, дед, не советую.

-          Почему он такой злой, душенька? – зашептал Иван Нестерович.

-          Жена у него такая…

-          Да? – успокоился он. – А я думал, это он ко мне так, за то, что я американец. Душенька, а вы мне советуете… если встречу?

-          Как сложится.

-          Да-да-да, как сложится, вы правы, я по городам буду ездить, гулять по улицам стану, с Родиной знакомиться, с людьми… Как сложится, душенька.

Самолет шел на посадку, появились подмосковные леса, озера, вот и березы стали видны. Мой сосед неотрывно смотрел в иллюминатор, лицо его побагровело. Я испугалась.

-          Вам плохо?

-          Чего? Первый раз вижу, - задохнулся он, - первый раз – березы, красота-то какая, лес какой!..

-          Как в Канаде, - подбросил ооновец.

-          Молчи, дурак, - вдруг грозно оборвал его Иван Нестерович. – Теперь ты у меня помолчишь! – И, обернувшись ко мне: - Я горжусь, что я русский! Я всегда гордился, даже когда был этот подлец, как его… сенатор Маккарти… Вот она, Родина, хоть напоследок увижу.

Самолет приземлился. Ооновец скрылся, не попрощавшись. Мы вышли, прошли по рукаву, вошли в первый зал. Ивана Нестеровича встречали трое молодых людей с букетами. Они тут же подхватили его под руки и куда-то быстро поволокли.

-          Душенька, душенька! – кричал, оглядываясь, Иван Нестерович. – А телефон, ваш телефон? В каком я буду жить отеле? – спрашивал он встречающих. – Знакомая у меня…

-          Найдетесь, найдетесь, - утаскивали они его, а он все вырывался. – У вас плотная программа встреч, Иван Нестерович.

И мой спутник исчез, растворился в толпе. Все вокруг куда-то бежали…

 

«Настырный дед»

 Вернувшись в Нью-Йорк из отпуска, мы разыскали Ивана Нестеровича, приглашали в гости. Он звал к себе в Бруклин, далекий от нас район города, каждый раз подробно объясняя, на каком светофоре сворачивать. По его описанию все выходило просто: «Налево, направо, как въедете на улицу, сразу останавливайтесь у большого дерева. Под деревом мой дом. У дерева я буду вас ждать».

Двухэтажный деревянный дом оказался очень скромным. И улица скромная, из тех, на которых живут представители низшего слоя среднего класса. Бывший хозяин фабрики и эта улица. Наверно, фабрика была небольшая? А может быть, выбор жилья – это еще и характер человека? Вся его предшествующая жизнь, привычки? К тому же мне вспомнилась газета: ни один список пожертвований не обходился без имени Сидорова. Причем почти всегда это довольно крупные суммы.

Поднимаемся по крутой лестнице. Иван Нестерович арендует второй этаж. Входим сразу на кухню. Это большая комната без окна. Стол празднично накрыт. Селедка, малосольные огурцы, салат, ветчина…

-          Ну, Иван Нестерович, как вам гостилось в Советском Союзе? – спрашиваю я.

Он задумался, приложил ладонь ко рту, долго молчал.

-          Родина, одно слово. Кремль красивый очень, люди добрые, может, это ко мне, старику, не знаю. Только… нет, не стану говорить…

-          О чем?

-          Не стану. Я всем отвечаю: «На моей Родине все прекрасно!..» Пошли, на улицу выйдем, - предложил он вдруг.

Мы вышли на улицу, остановились под большим деревом.

-          Здесь все же лучше разговаривать, спокойнее. Прекрасная Родина, - грустно сказал Иван Нестерович, - только беспорядку в ней много. Не ожидал я такого противоречия. Причем на каждом шагу. Живу я в отеле «Ленинградская», наслаждаюсь, чудный номер, Москва вся видна. Прихожу утром в ресторан, чаю прошу. «Можем, - отвечают, - рекомендовать холодный ромштекс». – «Девки, - говорю, - как же так, я же старый, мне б с утра чего горяченького выпить». – «А у нас, дедушка, ремонт и самовар тоже сломан». А сами сидят, наряд у них веселый, пепси пьют и хохочут. И рабочие тут же сидят, курят, шуточки с ними шутят. «Какой же, - говорю, - у вас ремонт, если они курят?» - «Они не курят, у них перекур». А всего лишь десять часов утра. Ничего я не понял, днем прихожу. Шесть девок борщ мастерят.

«Девчата, говорю, кому борщ варите?» – «Клиентам». – «Да вы ж все, что сварите, сами и съедите». – «Ничего, и вам достанется, сейчас нальем». Приходит официантка, приносит тарелку: «Ешьте». – И сама возле меня села. – «Чего ты сидишь, – говорю, – у тебя полный зал народу, тебя клиенты ждут». А она только рукой махнула, дескать, подождут. «Ну, –говорю, – я б такую девку с работы сразу выгнал». А она мне: «Мы не в Америке. А ты, дедушка, случайно не из Америки?» – «Из нее». – «А жена у тебя есть?» – «Умерла, невесту ищу. Ты девка складная, пожилая, иди за меня». – «Я б с удовольствием, больно Родину оставлять страшно». – «Что тебе страшно, приезжать будем каждый год. Или у тебя дети?» – «Нет, я одна, муж ушел от меня давно. Боюсь я просто…»

Видите, как все сложно получается? Работать она не хочет, а такая добрая девка, патриотка, в Америку совсем и не стремится.

-          А еще что вы заметили?

-          Изучал я магазины во всех городах. Не обижайтесь, душенька, но я поражен. В какой магазин ни зайду, стоят продавщицы без дела. Особенно там, где сувениры. Прошу что показать, как истуканы стоят, будто не слышат. «Девки, – говорю, – на работе шевелиться надо». А они мне: «Что за настырный дед». Куда ни войду, всюду мне это слово предъявляют – «настырный»… А я им в ответ: «Девки, я б вас всех уволил. Если бы у меня так рабочие на моей фабрике работали, я б сразу разорился. Я б тут вас двоих оставил, а остальные ступайте в народное хозяйство, там рабочих рук не хватает». А они промеж себя громко так, чтоб я слышал: «Мы с ним по-хорошему, а он нам хамит».

Ну, поездил я, погулял, по музеям походил, вызывают меня в общество - побеседовать перед отъездом с начальством. Говорят, он уже сейчас на пенсию вышел.

«Дорогой Иван Нестерович, вы у нас в стране впервые, понравилось ли вам?» – «Это Родина моя, какой разговор. Но есть у меня и замечания». – «Слушаю вас, дорогой Иван Нестерович!» – «Почему у вас так много народу без дела болтается?» – «Например?»

Не хотел я ему примеры приводить, да пришлось: «Почему, например, у вас в ресторанах шесть девок один котел щей варят? Я такого нигде не видел, это безобразие». Начальник этот слегка улыбнулся: «Совершенно с вами согласен, Иван Нестерович». – «Я по всем городам по магазинам прошелся. Очень много девок за прилавками стоят и скучают. Их бы уволить». Еще шире улыбка у начальника: «Совершенно с вами согласен, Иван Нестерович». – «Ходил я, изучал фасоны мужской одежи. Пиджаки сшиты плохо. У меня была швейная фабрика, я понимаю. Рукава у вас не умеют вшивать…» – «Ну и что вы посоветуете, Иван Нестерович?» – «Что ж советы-то пустые давать? У меня к вам предложение. Дали бы вы мне здесь, в Москве, комнатенку. И что кушать, обеспечили бы. Стал бы я у вас жить, учеников завел бы, закройщиков. Мужские костюмы учил бы шить». – «Какой вы активный, однако, Иван Нестерович, в ваши-то годы! Удивительно просто!»

А сам, между прочим, постарше меня. «Да, – говорю, –у меня голова не для декорации…» Поглядел я на него внимательно, а он в открытую смеется. И так обидно мне стало! «Если вы считаете, что перед вами глупый чудак, считайте, как хотите, а мне все равно».

А он еще пуще заливается: «Ну вы и активист. Значит, правду мне о вас докладывали, что вы крупный активист».

Начальник этот же смеется, а я молчу: сдержусь, думаю, все ж таки это моя Родина. И чего он надо мною смеялся? Что такого смешного я предложил? В Москве поселиться и даром людей профессии учить? Никак ничего не пойму. Может, объясните мне, душенька?

…Был осенний теплый вечер. Мы стояли под большим деревом на пустынной темноватой улице. Вдруг на нее въехал длинный фургон с мороженым. Из соседних домов выбегали дети, выстроилась очередь. Улица ожила.

-          Это итальянские ребята, а это греческая семья, - объяснил Иван Нестерович, - а это пуэрто-риканские хлопчики. Хотите мороженого? Нет? Жалко. Я люблю. Может, сбегать все же? Душенька, как я рад, что вы с мужем у меня в гостях. – Иван Нестерович приложил ладонь ко рту, задумался. – Снова советские гости, как в войну… А может, нынче в последний раз?

-          Почему в последний? – запротестовали мы. – Приезжайте в Москву, теперь к нам в гости.

-          Приеду, если позовут. Да только что ж деньги-то зря переводить? Я б хотел с пользой приехать. Я без пользы жить не привык…

 

Из книги Г.Б.Башкировой и Г.В.Васильева "Путешествие в русскую Америку". М., 1990.

 

 

 

Рейтинг статьи: 0


вернуться Версия для печати

115172, Москва, Крестьянская площадь, 10.
Новоспасский монастырь, редакция журнала «Наследник».

«Наследник» в ЖЖ
Яндекс.Метрика

Сообщить об ошибках на сайте: admin@naslednick.ru

Телефон редакции: (495) 676-69-21
Эл. почта редакции: naslednick@naslednick.ru