Вернуть с того света

 

Доктор медицинских наук, специалист в области нейрохирургии и трансплантологии, участник проекта «Врачи без границ» в области экстренной хирургии Власова Лилианна Аркадьевна

 

Лилианна Аркадьевна, скажите, пожалуйста, реаниматология – что это такое?

Реаниматология существует и как научная теория, и как практическая дисциплина по оживлению человека. В бытовом смысле это комплекс мер по восстановлению сердечной деятельности, дыхания и всего того, что было нарушено в результате заболевания или какой-то травмы.

А чем тогда это отличается от экстренной хирургии?

Экстренная хирургия – это следующий этап. Потому что зашивать человеку брюшную полость, пришивать руку или ногу без гарантий, что он будет жить, как-то странно и попахивает врачебным садизмом.

Почему люди, получающие медицинское образование, выбирают специализацию «реаниматология»? Это веление сердца или распределение сверху?

Чаще всего это не веление сердца, а жизненная необходимость и потребность закрепиться в каком-то медицинском учреждении. Человек со студенческой скамьи начинает думать, кем бы он мог пригодиться в стенах того заведения, куда он хочет попасть на работу. Причем, так происходит у всех врачей.

А сменить потом профиль врач может?

Конечно. Те, кто действительно хочет работать в реаниматологии, там и останутся. Своя реанимация есть в любом отделении, будь то кардиология, неврология или что-то еще. Каждый больной попадает в реанимацию со своей специфической проблемой, а потому требуется набор конкретных мер и определенных препаратов соответственно профилю. Если у человека почки отказали, зачем ему дыхательную трубку совать? Пускай сам дышит! Реанимация – это не помещение, где принимаются какие-то общие для всех меры: попал туда, а дальше по шаблону – трубку туда, трубку сюда и тащите сюда дефибриллятор, сейчас шуранем его на всякий случай. Пациенты реаниматолога – это люди с любой болезнью, в фазе, когда болезнь уже убила или в ближайшем будущем может привести к смерти. С любой болезнью – надо понимать буквально, ведь, по сути, реаниматолог лечит не конкретное заболевание, а делает так, чтобы человек не умер от его грозных осложнений. Такими осложнениями могут быть асфиксия, шок различного генеза, синдром острого повреждения легких, отек мозга, отек легких, почечная, печеночная, церебральная недостаточность, тяжелейшая анемия, сердечно-сосудистая недостаточность, выраженный болевой синдром, психоз, сепсис и многое другое.

Реаниматолог должен сам определить комплекс мер, и времени на это у него очень мало, потому профессия требует и хороших рук, и светлой головы. Первое среди врачей не так распространено, как второе, поэтому хорошие руки ни одно начальство не отпустит. Реаниматолог должен уметь производить довольно сложные манипуляции, которые рядовой специалист выполнить просто не сможет.

Кстати об этих манипуляциях. Что из себя представляет рядовая практика реаниматологов?

Запускают сердце дефибриллятором, запускают дыхание, запускают кровообращение, обеспечивают переливание крови, если оно требуется, и добиваются устойчивых показателей по этим трем параметрам. Как только состояние более-менее стабилизировалось, пациента передают тем, кто будет непосредственно работать с тем, что повреждено. Так как любое заболевание может привести к критическому состоянию, реаниматолог должен разбираться в них во всех, владеть методиками диагностики, прогнозирования и специфического лечения (и всё это надо делать быстро, иначе пациентом будет заниматься врач-патологоанатом). И уж если заболевание всё-таки привело к смерти, то и тут не всё потеряно. Разработан, опробован и с успехом используется комплексный способ сердечно-легочно-мозговой реанимации, позволяющий превратить труп в живого человека.

А по каким признакам врачи констатируют смерть?

Для начала надо различать клиническую и биологическую смерть. Клиническая смерть – это промежуточное звено между жизнью и истинной биологической смертью, ситуация, когда прекращается обмен веществ в тканях. При этом внешние признаки жизни отсутствуют, но имеется жизнедеятельность в виде вялого обмена веществ. Соответственно, есть три основных показателя: остановка дыхания, остановка сердца и остановка пульса, которые еще не означают окончательную смерть, но являются самыми грозными ее предвестниками. Именно на этом этапе нужно проводить реанимационные мероприятия и вернуть к жизни организм.

Но ведь последние два показателя совпадают?

Нет. Сердце может не биться, а нитевидный пульс есть. Тогда врачи будут продолжать бороться за жизнь: адреналин прямо в сердце, если оно не разрушено, на аппарат, и поехали. Если пульса нет в течение семи минут, дальнейшие манипуляции уже под вопросом. Хотя они всё равно имеют смысл, вдруг мозг не умер. Чудеса бывали. Редко, но и после семи минут возвращались. Был у меня забавный случай: 4 раза человека лупили дифибриллятором, и первое, что он сделал, когда вдохнул и открыл глаза, сказал: «Не надо так больше делать». И мы поняли, что мозг жив, речь осмысленная; как его зовут, он, правда, не помнил еще часа три, но говорил умно и к месту. До сих пор жив.

Если врачи семь минут продолжали бороться за жизнь пациента, он, наверное, какие-нибудь признаки жизни подавал?

Ничего он не подавал. Просто взвесили всё: 32 года, повреждения тела не летальные (удар током у него был), и решили, что надо дальше пробовать. На аппарат дыхательный посадили его, легкие вроде двигаются. В итоге поверили в него и в себя и вернули. Или вот другой случай: этой зимой привезли горнолыжника, и мозг его отдельно, в шлеме. Выжил. У него слух оказался не поврежден, и я с ним разговариваю. Ответить словами он мне, правда, не может, поскольку нижней челюсти у него нет, зато глазами говорит очень выразительно. Мы ему сейчас пластиковый череп заказали в Германии, а пока мозги отдельно лежат, в физрастворе.

А когда человек долго лежит в реаниматологическом отделении?

Это значит, что у него те самые три показателя нестабильны, и в любой момент мы можем ждать прекращения жизнедеятельности. И так он будет лежать, сколько потребуется. Никаких сроков здесь никто не устанавливает и установить не может. Разве что родственники принимают решение отключить пациента от аппаратов. Не бывает такого, что мы сами вдруг решили: «Так, что-то он долго у нас залежался, давайте-ка мы его отключим, а то у нас аппарат занят». На всех поступивших в реанимацию всегда всего хватает.

А каково это, отключить человека от аппарата? Решение-то, может, и родственники приняли, но кнопку нажимать придется врачу…

Профессиональная деформация личности. Потому что кнопка нажимается только тогда, когда становится понятно, что человеком это тело больше не будет. Некое самоуспокоение.

А как потом? Вот отработал реаниматолог смену, в которую ему пришлось отключить пациента, а потом идет домой к жене и детям, на день рождения к другу. Как провести эту грань?

Это работа. И первое, что на ней надо понять – люди умирают. И каждый врач сделал всё, что от него зависело, чтобы этого не произошло. С опытом у врача реаниматолога совершенствуются два важных умения – ловко оживить перспективного пациента и спокойно дать умереть бесперспективному. Именно так, поскольку есть официально существующие категории больных, которых реанимировать просто бессмысленно. Конечно, потом врачи как-то снимают стресс: одни храмы расписывают, другие дрова колют, третьи принимают алкоголь. Вообще, каждую смерть пациента врач переживает по-особому, нет здесь универсального рецепта. Есть у реаниматологов конгрессы, сообщество в «Живом Журнале», где они делятся случаями из практики. К психологу ведь постоянно ходить не будешь, иначе надо ставить вопрос о профнепригодности. Но вообще, когда человек уже отработал несколько лет в реаниматологии, он научился с этим справляться.

А для врачей в реанимации смерть – это всё же биологическое понятие или не только?

О внебиологических составляющих смерти реаниматологу на работе думать некогда. Но смерть, конечно, всегда промыслительна и к остановке жизненных функций не сводится. Могу рассказать историю из тех, которые есть в запасе у каждого врача-реаниматолога. Ее мне мой папа рассказал. Когда он попал в реанимацию с остановкой сердца из-за тромба, он видел всё происходящее с его телом как бы сверху: все приборы и трубки, суетящихся врачей – и поймал себя на мысли, что ему очень хорошо, и что обратно в эту старую изношенную калошу он уже не хочет. Но его туда всё-таки вернули. Он не видел никаких коридоров или ангелов. Есть такое объяснение, что причина этих видений – кислородное голодание мозга, возникшее в результате остановки дыхания. В течение первых полутора минут активизируются отделы мозга, отвечающие за внешнее восприятие.

Странно, а почему мозг не переходит в режим экономии? Ему ведь надо как можно дольше продержаться?

Так он, наоборот, мобилизует все ресурсы для того, чтобы человек что-то увидел или услышал, что может спасти ему жизнь. Коридоры и ангелов это еще как-то объясняет, а вот взгляд на свое тело со стороны – едва ли.

А есть какая-то тенденция? Когда люди чаще попадают в реанимацию? В каких случаях чаще выживают?

Дети до 5 лет более живучи. Им даже жгут накладывать не надо: рукой перехватил, к себе прижал и потащил в скорую. Обострение хронических заболеваний, могущих привести к летальному исходу, чаще происходит летом, ну, а в травматологию попадают, конечно, зимой, потому что гололед.

Напоследок дайте нашим читателям какой-нибудь совет, который поможет им не стать пациентом реаниматолога.

На мотоциклах не катайтесь. Разве что на специально оборудованных треках. А в городе никакие доспехи, никакой шлем и никакая осторожность вас не спасут. Хорошо, если к нам попадете, а то на место аварии приедут совсем другие люди и соберут останки ложкой в пластиковый мешок.

Беседовал Николай Асламов