православный молодежный журнал | ||||||
Почему вы ругаете либералов?
Здравствуйте, уважаемые сотрудники журнала «Наследник»! Я недавно стала читать ваш журнал и сравниваю его с другими православными изданиями и интернет-ресурсами. Мне очень бросаются в глаза фразы, в которых вы ругаете либералов и либерализм. Позвольте уточнить, это принципиальная позиция вашего журнала? Просто вы часто пишете об этом, но всё время как-то вскользь. Я искренне не понимаю, что плохого в либерализме как таковом. Да, как и везде, у либералов бывают перегибы: бородатые женщины и пропаганда однополых отношений в школе – это не здорово. Но речь ведь идет не только и даже не столько об этом! Смысл либерализма – в соблюдении заповеди любви к ближнему, в уважении к человеку, причем к любому, каким бы он ни был. Утверждать общечеловеческие морально-нравственные ценности – любовь, сострадание, миролюбие – гораздо важнее, чем подчеркивать различия. В каждой религии и культуре есть эти ценности, поэтому либералы предлагают отталкиваться именно от них, чтобы построить диалог между государствами, народами и отдельными людьми. Единство, а не разобщенность. Мир, а не вражда. Взаимное уважение, а не раздача ярлыков. Чем это плохо? В последнее время либерализму часто противопоставляют патриотизм. Но почему, я не понимаю. Разве выступать против войны и за возвращение к диалогу с цивилизованным мировым сообществом – это непатриотично? Недавно профессор МГИМО Андрей Зубов, который, кстати, довольно авторитетный автор в православной среде, очень метко подметил, что всякий раз, когда Россия пыталась утвердить какой-то особый «свой путь», страна неизменно отставала, а когда, наоборот, искала общее с другими странами – совершала стремительный рывок вперед. Многие православные священнослужители тоже сочувствуют либералам: для них главное, чтобы человек мог спокойно ходить в храм, заповеди соблюдал, причащался, а в какой конкретно стране он живет – вопрос глубоко вторичный. Объясните всё-таки, чем либерализм так ужасен? С уважением, Анастасия Т.
Здравствуйте, Анастасия! Борьба с либеральными взглядами действительно является принципиальной позицией нашего журнала, хотя против либералов как людей мы не имеем ничего. Эту разницу мы, может, не везде подчеркиваем, но всегда подразумеваем. Не знаю, осознаете ли Вы это, но самим текстом Вашего письма Вы подталкиваете нас к традиционным стратегическим ошибкам православной антилиберальной полемики. Во-первых, Вы предлагаете нам отвечать на чьи-то тезисы, сыграть «вторым номером». И что бы мы ни написали в ответ, наша позиция неизбежно окажется вторичной и деструктивной, а в любой борьбе, в том числе идейной, это ситуация заведомо проигрышная. Во-вторых – и это куда более существенно, – Вы представили либерализм как такую точку зрения, по отношению к которой любой положительный тезис будет лишь спецификацией к уже заданному общему принципу. Проще говоря, «всё хорошее» в либерализме есть, «всё плохое» возникает из-за привнесения в чистые «общечеловеческие ценности» чего-то своего – конфессионального, национального, культурного, гендерного и так далее. В такой ситуации православная критика либерализма, как и любая иная его критика, будет попыткой из более частной точки зрения взглянуть на более общую и фундаментальную, что опять же неизбежно ведет к поражению. Это очень мощная полемическая стратегия. Одна из самых мощных в истории мысли. Подробнее о том, как она работает, можно прочитать в небольшой статье немецкого философа Георга Гегеля «О сущности философской критики». Когда формулируют две четко конфронтирующие, противоположные точки зрения, выдвигают аргументы, на них реагируют контраргументами, происходит поединок Гектора с Аяксом. Оба гомеровских героя, пробив друг другу щиты и доспехи и взаимно получив раны, бьются до поздней ночи, но в итоге расходятся, поскольку ни один из них в принципе не может одержать верх – они равны в доблести и славе. Каждый остается при своем мнении, зритель, со стороны наблюдавший за схваткой, уходит доедать попкорн. Гораздо эффективнее путь поглощения полемического оппонента. Для этого надо показать, что его точка зрения является частным случаем или упрощенной версией твоей собственной. Тогда исчезает сам предмет спора, а победитель становится очевиден всем окружающим. Придумали эту стратегию, конечно, не либералы, и не Гегель, хотя он был мастером ее использования. Ее знали еще древние греки, а для раннего христианства она была особенно характерна. Собственно, христианство никогда не стало бы мировой религией, если бы мы не сумели переварить все существовавшие в античной ойкумене точки зрения, проверив их на соответствие словам Спасителя. Святой Иустин Философ, живший во II столетии после Рождества Христова, очень коротко и четко определил эту установку: «Всё, что было сказано истинного, наше». Стоицизм, неоплатонизм, эпикуреизм, скептицизм, аристотелевская философия – каждая из этих точек зрения была уяснена святыми отцами первых веков и определена как в той или иной степени «недохристианская». В этом заключались величие и мощь ортодоксии. К сожалению, чем дальше, тем изощреннее стали точки зрения, на которые приходилось реагировать, а великие умы вроде святых Василия Великого и Григория Богослова появлялись среди православных теологов не так часто, как хотелось бы. Если осознать ислам как искаженное христианство сил еще хватило, то, например, механистический материализм – уже нет. В итоге нынешняя православная апологетика, увы, всё больше похожа на Моську, пытающуюся громким лаем повлиять на окружающих ее слонов. Наш журнал эту ситуацию прекрасно осознает. Именно поэтому мы пытаемся через призму православного мировоззрения освоить существующие в современном мире позиции. По крайней мере те из них, которые попадают в наше поле зрения. Либеральная демократия, исламский фундаментализм, квантовая механика, даосские или буддийские психосоматические практики, любые другие точки зрения могут и должны быть пропущены через горнило православия, чтобы стало понятно, что в этих позициях является верным и справедливым (и потому не только согласуется с духом Священного Писания, но и вообще существует), а что должно быть однозначно отвергнуто. Всякое зло, как известно, собственной сущности не имеет, но лишь паразитирует на добре, искажая его для тех или иных целей. Что касается либерализма, то здесь, как Вы верно заметили, вполне православным является стремление соблюсти заповедь о любви к ближнему. Правда, – и в этом явная ущербность либерализма – другие заповеди почему-то игнорируются. Спаситель, когда Его спросили о том, какая заповедь наибольшая, совершенно не случайно ответил, что две: о любви к Богу и о любви к ближнему. Отсюда проистекают все нестыковки либерализма с христианством. Либерализм предлагает уважать и любить человека вместе со всем, что у него есть, а православие четко различает человека и его грех, причем последний подлежит жесточайшему осуждению, а первый – вниманию, сочувствию и любви. Гомосексуальная пропаганда – это не какой-то перегиб, это последовательное проведение в жизнь либеральной установки: если всякий человек со всеми присущими ему качествами и свойствами достоин внимания и уважения, то нет никакого представления о норме и ненормальности. Противоестественные отношения, противоречащие заповеди «не прелюбодействуй», оказываются и легальными, и нравственными. Что такое «общечеловеческие морально-нравственные ценности», я сказать затрудняюсь. Возьмем, к примеру, вопрос об убийстве. Кто-то считает, что убийство животных неприемлемо и безнравственно, кто-то – нет, а некоторые племена Амазонии практикуют ритуальный каннибализм и не видят в этом никакой этической проблемы. Сделать какой-то свод правил, которые каждый человек, независимо от эпохи, страны и культурной принадлежности считал бы единой и непреходящей нормой, – это священный грааль многих этических учений. К сожалению, до сих пор не найденный. Про гомогенное «цивилизованное мировое сообщество» тоже ничего сказать не могу. Есть субъекты международного права, есть правовое пространство, где осуществляется их взаимодействие, есть международные экономические и политические институты – словом, везде и всюду есть несколько авторов и среда их деятельности, а не монолитное сообщество. Вообще, на любые абстрактные «реалистические» термины можно направить мощные «номиналистические» орудия вроде «бритвы Оккама»; это просто вопрос фокусировки. Что касается «зубовщины» и прозападной исторической концепции, то здесь, в первую очередь, стоит задаться вопросом о внутренней динамике исторического процесса. Почему Вы решили, что во всемирной истории IX–XXI веков наблюдается линейный прогресс? Я понимаю, что эта мысль есть в каждом отечественном учебнике по истории, куда она занесена из Маркса, а к тому попала от Гегеля, который в свою очередь позаимствовал ее у философов Просвещения. Но это далеко не единственный вариант осмысления истории. Что, если история – это не прогресс, а регресс, как у Гесиода? Или взаимодействие самостоятельно развивающихся цивилизаций, как у Тойнби? А может, история – это процесс постепенного расхождения земного и Божьего градов, как у Августина? Для того, чтобы от чего-то отставать и что-то догонять, нужно сначала определить, что такое это самое магистральное и передовое «что-то», а с этим, уверяю Вас, у Андрея Зубова будут большие проблемы. Что касается неважности того факта, в какой стране находится православный храм, я частично с Вами соглашусь: из перспективы конкретного человека – неважно. А вот для Православной церкви как целого этот вопрос выглядит совсем иначе. Одно дело – существовать маргинальным анклавом внутри враждебного окружения, где чья-то посторонняя воля решает, быть вам тут или не быть, и совсем другое – способствовать подлинному единству во Христе благочестивых людей всего мира поверх политической разнородности. Последнюю установку невозможно реализовать, не попробовав сначала соединить в нечто целое различные политические, социальные и этнические группировки одной страны. Именно этим православие в России занималось еще с домонгольских времен. К тому же, строго говоря, отечественным либералам далеко не всё равно, где жить: Америка или Европа им милее нашего Отечества. Так что патриотизм и либерализм в российских реалиях различаются как раз очень четко: первые любят свою страну, вторые – чужую. Одним словом, это не православие должно подстроиться под либеральные «общечеловеческие ценности», а либерализм – осознать себя искажением христианства. А спорить о каких-то частностях и деталях – дело глубоко вторичное.
С уважением, Николай Асламов, выпускающий редактор журнала «Наследник»
Оставить комментарий
|
||||||
115172, Москва, Крестьянская площадь, 10. Сообщить об ошибках на сайте: admin@naslednick.ru Телефон редакции: (495) 676-69-21 |