православный молодежный журнал | ||||||
От тюрьмы и от сумы…№ 58, тема Вера и дело, рубрика Образ жизни
Как говорит русская пословица, не стоит зарекаться ни от сумы, ни от тюрьмы. Как бы мы ни мечтали об идеальном обществе, где все друг друга любят, преступления продолжают совершаться. В местах «не столь отдаленных» сидят сотни тысяч людей, от которых общество отрекается. Но есть люди, готовые приехать в колонию, провести праздник и просто пообщаться с теми, кто в этом общении нуждается как в свежем воздухе. С одним из молодых волонтеров, вот уже несколько лет ездящих в колонии Нижегородской области, Татьяной Фалиной, я и пообщалась.
Что такое тюремное служение? И что из себя представляет ваша группа тюремного служения? В Нижегородской епархии существует отдел по взаимодействию с уголовно-исполнительной системой, существует довольно давно. Что такое работа отдела? Священники, окормляющие колонии, которых у нас на территории области более двадцати, назначаются епархией: они приезжают в колонии, проводят богослужения, беседы, исповедуют и причащают. В нашей епархии практически во всех колониях есть храмы. Это достаточно большая нагрузка, потому что, как правило, эти священники занимаются еще и приходами. Вскоре стало понятно, что для того чтобы в колониях организовывать что-то более ощутимое, необходимо привлекать мирян. А когда стало понятно, что найти волонтеров непросто, была создана группа «В Контакте». Нас и сейчас не очень много, тем не менее мы стараемся вести группу и показывать, что «вода камень точит». Может быть, наступит такой момент, когда наши усилия не пропадут даром, и интерес к этой сфере деятельности, особенно среди молодежи, будет острее. А почему такая проблема в поиске волонтеров? Дело в том, что эта работа требует определенного терпения. Нужно понимать, что тюрьма – любая – это всегда режимное учреждение. Это всегда куча бумажек. И с момента, когда ты сказал: «Я хочу работать в колонии», – до момента, когда ты туда попадешь, пройдет два-три месяца. Это будут месяцы, в которые ты будешь постоянно писать бумажки, заполнять анкеты, отправляться в соответствующие инстанции. Многие просто сгорают: «Ну вот, что-то как-то долго». А зона – это такое место, где надо уметь терпеть, чтоб не растерять запал, пока будет тянуться документальное оформление. Ведь и в детский дом тебя просто так не пустят: надо будет и медкнижку оформить, и справку об отсутствии туберкулеза взять, и много что еще сделать. Тут уж вопрос в том, на что Вы готовы пойти, чтобы помогать людям. Другое дело, когда человек приезжает разово: на пасхальный концерт песни петь или на баяне играть. Тут всё несколько проще в плане документов – за неделю до поездки я собираю копии паспортов и отправляю в колонию. Там выписываются пропуска, и всё – можно ехать. Но даже на разовые мероприятия людей бывает собрать непросто. Вот вроде человек выказал желание приехать, а потом то у него выходной занят, то мастер-класс, то сессия, то билет в театр. И получается, что вроде бы и желание, и время свободное есть, но только не в то время, когда нужно. Бывало такое, что кого-то в ходе проверки не допускали до работы с заключенными? Нет, на моей памяти ни разу такого не было. Те, кто хотел работать и дожидался выдачи документов, спокойно работали. Так что не стоит бояться потерять время. А если человек хочет как-то помочь, поучаствовать, но в колонию ехать не готов? Есть ли какие-то дела, которые он мог бы сделать? Разумеется. Направлений работы достаточно много. За те три-четыре года, что существует наша группа, уже успели прикинуть, чем можно было бы в этой сфере заниматься, в чём есть потребность, куда можно направить свои усилия. Мы даже продумали программу «трех кругов». Первый круг: в него входит работа непосредственно «в поле», то есть в самих колониях. Это преподавание, религиозное образование, акции, киновикторины, совместные праздники, беседы. Второй круг – работы организационные: помогать с бумажками, создавать методики, проекты. У нас отдел епархиальный, так что с него отчетность требуется. Для того чтобы запустить какой-то проект, необходимо его продумать, оформить. Мы сейчас в колониях дистанционное обучение стараемся вводить, чтобы была от Свято-Тихоновского университета бумажка у людей. Для дистанционного обучения нужны люди, которые всё это будут вычитывать, проверять. Эта работа вроде и несложная, она даже посещения колонии не требует. Но у человека должно быть религиозное образование, хотя бы катехизические курсы. Еще одна больная тема: когда требуется что-то собрать. У нас постоянно стоит вопрос с книгами. Если собираем вещи – всё, что привозится, надо хранить, потому что не всегда можно навскидку сказать, что и куда ты можешь отправить. Вот тебе принесли носки, а куда ты их конкретно повезешь, где есть необходимость? Бывает, из какой-нибудь зоны человек пишет: «Я освобождаюсь, а мне совершенно не в чем выйти, чтобы от меня люди на улице не шарахались». И это значит, что надо подбирать одежду ему по размеру, а потом везти в конкретную колонию. На всё это нужны люди, машины. И финансы – к сожалению, у нас всё держится на добровольных пожертвованиях. И третий круг – это вообще не работа с осужденными, это работа с семьями осужденных. Проявить себя в данной сфере служения мог бы любой, причем в самых разных вариантах: начиная с работы «не вставая от компьютера» до общения с детьми. Но проблема в том, что из-за малого количества волонтеров нормально реализовать проекты не получается. То есть у нас всё есть, все методики, проработки и так далее, и везде мы спотыкаемся об одно и то же. А для заключенных вообще эта ваша работа важна? Как они ее воспринимают? Для них это очень важно. Мы об этом говорим, когда проводим семинары по привлечению волонтеров. Сомнений в важности этой деятельности быть не может. Представьте себе: средняя колония, небольшая – это полторы-две тысячи человек, всё время на одной территории, всё время варящиеся в собственном соку. Любой человек, который приходит в зону, – как открытая форточка в душном помещении. Понимаете? Они могут с Вами вообще по минимуму общаться, иногда один раз глазами встретиться, иногда одну фразу сказать конкретному человеку. Но для них это уже какое-то событие. На самом деле это реабилитация осужденных. Насколько нужна такая реабилитация? У нас очень остро стоит проблема, что люди, выходя из колонии, в большинстве своем возвращаются туда же через некоторое время, процент рецидивов громадный. Почему так происходит? Потому что, как правило, когда человек попадает в колонию, у него теряются социальные связи. А какой у нас сейчас ритм жизни? Просто сравните быт десятилетней давности и сегодняшний: десять лет назад сотовые телефоны были у единиц, и это была такая бандура, к которой еще в сумке надо было носить огромный зарядник. А сейчас сотовый телефон – это такой миникомпьютер. Электронные терминалы, электронные платежи, увеличившееся количество машин, совершенно другой подход к рынку труда, всего не перечислишь. Представляете, человек, который десять лет просидел, выходит, смотрит на этот мир круглыми глазами и вообще не понимает, что ему в нем делать. И поэтому он что делает? Он совершает какое-нибудь преступление. Либо специально совершает, чтобы снова в тюрьму попасть, потому что там было всё просто и понятно, либо просто потому, что новой жизни он не научился – а где, спрашивается? – и он идет по старой, проторенной колее. Чтобы такого не происходило, нужна даже не реабилитация, а социализация заключенных. Причем начинать ее нужно еще в тюрьме. А когда человек выходит из зоны, нужно, чтоб ему помогли, чтоб его подхватили, чтоб его научили, чтоб он увидел, что общество к нему расположено. А мы знаем, что общество не всегда к нему расположено. Сами осужденные убеждены, что отсидка – как клеймо на человеке, которое всей жизнью не смоешь. На тебя всегда будут оборачиваться, особенно если по тебе видно, что ты сидевший. А когда человек сидит, какая возможность у него увидеть, что общество к нему расположено? А это те самые волонтеры, которые готовы приезжать в колонию. Тут даже мелочи очень важны: например, как-то на Пасху я кинула клич по друзьям-знакомым. И кто-то передал конфеты, кто-то – печенье, кто-то испек пирожки, кто-то яички покрасил. Я просто привезла всё это в колонию и сказала: «Ребята, смотрите, знакомые мои вам передали». И для них это показатель того, что их не презирают, общество готово их принять и простить. У меня уже многие освободились из ребят, которым я начинала преподавать. И мы со многими до сих пор поддерживаем контакты и в курсе дел друг друга. То есть я реально вижу, что отдача от этой работы есть, она огромная. Реабилитация – процесс сложный. Поддержать связь с внешним миром непросто. Что еще делается в этом направлении? Сейчас мы подали на грант проект «Сказка на ночь». Первый тур прошли, как у нас со вторым получится – неизвестно. Смысл в том, чтобы женщины-осужденные, у которых в колонии рождаются дети или у которых просто есть дети, либо живущие у родственников, либо попавшие в детский дом, не теряли с ними эмоционального контакта. Мы хотим попробовать записывать видеоролики, на которых женщины рассказывают сказки своим детям. И детям эти ролики передавать, как привет от мамы, чтобы ребенок видел, что мама есть, мог слышать ее голос и знать, что она специально ему читает сказку, пусть и через экран. А вообще в колониях, куда мы ездим, нас уже знают. К нам подходят, когда надо повенчаться. Я созваниваюсь с женами, рассказываю, что нужно для венчания, как подготовиться, созваниваюсь со священником, определяемся с датами. Так что делается очень много. То есть не без радостных событий? Там много радости, как ни странно. Очень радостно, когда освободился человек, от него получить весточку, что всё хорошо, что он себя нашел в жизни. Но общение с заключенным – это ведь не общение с друзьями в кафе. Есть ли какие-то правила безопасности? Есть, разумеется, определенные правила. Но как себя правильно вести в зоне, Вам запросто объяснят старшие товарищи, те, кто ездит в колонии. Например, не стоит раскрывать некоторые личные данные, давать телефон или называть домашний адрес. Бывают, разумеется, исключения: я, например, работаю в специализированной колонии для бывших сотрудников правоохранительных органов, тех, кто прошел горячие точки, работал в милиции, в спецназе. Я ребятам, в которых уверена, даю свой телефон, иногда – домашний адрес. У меня были случаи, когда ребята ко мне после освобождения заходили в гости. Неприятностей не было ни разу. Но это мой личный выбор. В принципе, никто не неволит это делать. Есть еще общение по переписке. Это направление деятельности, безусловно, важно, но мне, честно говоря, как-то страшновато было бы. Пообщаешься с человеком, он освободится и придет мстить непонятно за что. Во-первых, переписка никогда не ведется на домашний адрес. Она ведется через абонентский ящик или через отдел, чтобы раскрывать всех личных данных. Возможно, если у Вас установится доверительный контакт, когда Вы сможете человеку доверять, можно раскрыть часть своих данных. Ведь многие, кто сидит, – это не преступники продуманные и прожженные. Но мы инструктируем всех: телефонами не обмениваться, адресов не давать. Вы еще говорили о работе с семьями заключенных. В чём заключается эта работа? Во-первых, нужно понимать, что чем пытаться найти осужденному новую семью, легче помочь прежней семье не развалиться. Бывает, что женщины бросают мужчин, когда они садятся, просто оттого, что они устают, устают от безнадеги, устают без поддержки. Многие ломаются. Если бы мы жену поддерживали, если бы самого заключенного настраивали с семьей не порывать, глядишь, и не развалилась бы семья. Когда есть контакт с внешним миром, когда можно помочь передать подарок для ребенка, многие проблемы не то что решаются, они мягче проходят. Поэтому работа волонтеров очень нужна. Вообще, помочь может каждый. Если вы знаете, что у вашей соседки муж сидит, вы просто лишний раз с ней поздоровайтесь повежливее. Или если знаете, что у одинокой бабушки сын в тюрьме, вы лишний раз для нее в магазин за хлебом сходите. Это будет поддержка семей осужденных в полной мере. В Москве есть программа «Примирение»[1]: волонтеры общаются с осужденными, кто хотел бы связи с семьей укрепить или восстановить, осужденные дают адреса, ребята идут по этим адресам, предлагают общение, какое-то количество семей на общение соглашается. Они устраивают для них совместные чаепития, чтобы люди были не одни со своей бедой. Они организуют подарки детям от осужденных так, чтобы осужденный своей рукой открытку подписал. Ко мне один раз обращался мужчина: он сам в тюрьме, а жена у него загуляла, сбежала и бросила маленького ребенка на бабушку, то есть на его мать. А его мать – пенсионерка, и опекунство на ребенка она оформить не может. Ей пришлось «затягивать пояс». И вопрос стоял о том, чтобы собрать детские вещи, игрушки. «Все счастливые семьи счастливы одинаково, каждая несчастная несчастна по-своему». Кому-то финансовая помощь вообще не нужна. Кому-то просто нормальное отношение нужно, кому-то ? лишний раз весточку передавать, что «любит, скучает, каждый раз про вас говорит». Мы если фотографируем на какие-то праздники, иногда ребята просто подходят, говорят: «Слушайте, а можно попросить – я дам телефон, свяжитесь, фотографии перешлите». Мелочь, а какой-то контакт возникает. Сейчас есть и проекты типа «Примирения», когда это всё поставлено четко, как часы, и восстанавливаются просто нормальные отношения. «У меня жена поедет, никогда не была в ваших краях – подскажи, пожалуйста, как до колонии добраться». Созваниваешься, подсказываешь телефон, подсказываешь, куда подойти, куда обратиться и так далее. Тоже не такая уж и мелочь, если разобраться. А вообще, как к миссионерству относятся: положительно, отрицательно? «Не бывает атеистов в окопах под огнем». Есть те, кто в Бога не верит и не собирается. Но мы же никого не заставляем. Есть люди верующие, есть те, кто в зоне к вере приходят – они вообще очень хорошо воспринимают. Есть неверующие, но они видят хорошее отношение и общаются, слушают. Им даже не важно, что ты говоришь, важно то, что ты делаешь. Что Вам дает общение с заключенными? Если говорить об интересности этой работы, то она интересная, очень. Потому что это общение с живыми людьми с интересным жизненным опытом, у которых тоже есть чему поучиться иногда, потому что у них в рассуждениях бывает какая-то житейская мудрость. Конечно, у заключенных много тараканов в голове. Важно, что чаще всего они настроены на общение. Мы с вами отвлекаемся на целую кучу бытовых мелочей. У заключенных нет этих мелочей, они не отвлекаются, они думают и думают. И они там надумывают много очень важного и действительно интересного. Общаться с заключенными очень интересно в том случае, когда они расположены к общению и делятся своими мыслями. А со стороны окружающих Вас людей, которые не участвуют в Вашей деятельности, нет какого-то непонимания, неприятия? Было. Главное – перетерпеть. Поначалу встречаешь недоумение, а потом просто привыкают: да, она такая сумасшедшая, она в колонии ездит. Потом через какое-то время, когда уже год проходит, второй, третий, к этому уже начинают относиться: «у человека такой образ жизни», «слушай, ты вот ездишь к своим, можно я им передам?». И уже по мелочи клич бросаешь: и получается и вещи собрать, и съедобные передачи. А нам нужны люди для постоянной работы. Те, кто будет готов ездить в колонии, общаться с заключенными. Было бы проще, если бы уже была разработана схема. А так под каждого человека приходится искать сферу применения. Хотя работы на самом деле непочатый край, как везде, наверное: жатвы много, делателей мало. И важно понимать, что такой работы не нужно бояться. А часто складывается ситуация, когда человек себе говорит: «Может, кто другой найдется?» А «кто-то другой» не находится. Подробнее: https://vk.com/prisonnne
Подробнее о миссии в тюрьмах – в специальном выпуске «Вера и дело» №3.
Для Иры Журовой: Этот кусочек сделать отдельным врезом, возможно, выделить цветом, вставить фото о. Дионисия.
Отец Дионисий Чибиряев, помощник руководителя отдела Нижегородской епархии по взаимодействию с уголовно исполнительной системой: В данный момент разрабатывается проект создания «Центра для помощи заключенным». Инициатором стал Отдел по взаимодействию с УИС Нижегородской епархии. Реализация проекта планируется совместно с Российским союзом молодежи и некоторыми общественными организациями. В рамках проекта планируется, в первую очередь, проживание на базе центра, а также профориентация, обучение, трудоустройство на предприятиях-партнерах, психологическая помощь и духовное окормление. Что касается привлечения молодежи, то для нас главное не возраст, а желание принести пользу. Молодой психолог? Отлично. Катехизатор? Замечательно. Но, естественно, подойдет и немолодой. Например, недавно в одну из колоний ездила группа молодежи посмотреть фильм «Остров» и побеседовать о нем. Почему бы не делать то же на базе Центра? Разработкой проекта активно занимается молодой человек, который в настоящее время сам находится в заключении. Он занимается опросами, мониторингом мнений, организует подготовительные мероприятия. Кроме того, он пишет проект, так как является специалистом в этом деле. Он староста в храме в колонии, там мы и познакомились. Он много советует, намечает направления деятельности. Он сам погружен в тюремную среду и видит реальные потребности людей, отсидевших срок. В тюрьмах, к сожалению, очень много молодых. Чаще всего это результат пьянок или употребления наркотиков. Так что одно из направлений работы Центра – это взаимодействие с обществами трезвения. Часто люди «идут на второй срок» просто потому, что не могут разобраться, что к чему в изменившемся мире, некому их поддержать, направить в нужную сторону, помочь в решении проблем. Это и будет призван изменить Центр реабилитации заключенных. Заключенные – это очень благодарная аудитория. И пока Центр еще не начал свою работу, именно волонтеры могут помогать заключенным. Неважно, как именно, главное – идти к ним с открытым сердцем.
Беседовала Мария Медведева
Оставить комментарий
|
||||||
115172, Москва, Крестьянская площадь, 10. Сообщить об ошибках на сайте: admin@naslednick.ru Телефон редакции: (495) 676-69-21 |