Что такое альпинизм и надо ли с этим бороться

Экстрим. Этой теме сегодня уделяется много внимания. Но может ли кто-то сказать определенно, почему многие парни и даже девчонки регулярно, раз-другой в году, бросив все, к чему привыкли, куда-то отчаянно лезут, ныряют, прыгают?  Понять это мы попытались в беседе с опытным альпинистом Александром Абрадушкиным.

 

– Саша, расскажи про последнюю экспедицию. Ты ведь много лет в горах не был. А сейчас поехал, да не один, а с группой новичков. Где вы были и что делали?

– Мы были в Домбае. Домбай – место удивительное, в давние времена здесь был царский курорт.

Ребята должны были пройти курс обучения, совершить восхождение и получить значок «Альпинист России». Примерно неделю у нас были занятия на траве, на осыпи, на скалах, на снегу и на льду, ходили на ночевки в высокогорье, там нас засыпало снегом, задувало ветром. А дальше было два восхождения – на пик Зуб Мусат-Чери и на пик Семенов-баши. Дело в том, что, чтобы «закрыть» этот норматив, нужно взойти на вершину определенной категории сложности – «единичку», и это чудо, что выбор пал на пик Семенов, потому что, как выяснилось позже, наше пребывание там совпало со столетним юбилеем первого восхождения на этот пик, названный в честь Семенова-Тян-Шаньского. В это же время там совершала восхождение группа ветеранов российского альпинизма, в числе которых был профессор физико-математических наук, заслуженный мастер спорта по альпинизму Кизель, которому уже 92 года.

Если говорить, зачем мы туда приехали, то не ради альпинизма, а ради того, чтобы показать ребятам горы. Но для этого нужно было взойти на эти вершины. Те, кто взошел на эти вершины, увидели горы, а те, кто остался в базовом лагере, увидели их с высоты базового лагеря, и они тоже совершили свое восхождение.

 

Чем выше,тем дороже

– Ребята как-то менялись во время похода?

– Ребята меняются. Так как преодолевать себя нужно на каждом шагу. Спустились, например, в лагерь, и хочется только забиться в палатку, снять поскорее мокрые вещи и выпить горячего чаю, который, кстати, кто-то ведь должен на всех приготовить. И вот кто-то выходит и готовит, а кто-то до конца похода так и не может преодолеть свою усталость.

Для тех, кто привык жить в тепличных условиях, многое было тяжело. Трудно привыкнуть к дисциплине, побороть свою усталость («У меня рюкзак тяжелый, мне уже хватит!» – «Нет, не хватит!» – «У меня не помещается». – «Помещается!»)

Основной задачей нашей экспедиции была, конечно, работа с молодежью: показать ребятам, что такое горы. Ведь любая форма рельефа: горы, тайга, реки – это все Божье творение, и на все это надо посмотреть. А для того, чтобы это посмотреть, нужно потрудиться, так как многое воспринимается иначе, чем здесь, на равнине. И чем выше ты залезаешь, тем больше нужно потрудиться, а чем больше ты потрудился, тем дороже тебе все это становится. Ведь горы с самолета – это одно, а горы с вершины, на которую ты взошел трудным маршрутом с тяжелым рюкзаком, – это другое. И когда ты уже спускаешься вниз после нескольких дней в снегу и скалах и видишь желтый цветочек, то понимаешь, что раньше ты не знал такого цвета, ты не знал, что трава зеленая, а земля под ногами – плоская и твердая.

Лично для меня  в горах главное – это встреча с людьми. Мы ведь туда приехали коллективом, и каждый себя проявил. Что происходит, когда коллектив в течение двух недель находится в экстремальной ситуации? Юноши и девушки оторваны от своих семей, педагоги тоже оторваны от своих семей, и они ничем больше не занимаются, кроме как своими подопечными, – и они ими занимаются сутками. Педагогическая эффективность такого мероприятия равна полугоду работы с молодежью в Москве. Один мой знакомый священник даже говорил, что неделя такого мероприятия заменяет полгода воскресной школы. Потому что когда ты проводишь какую-то политику, ты проводишь ее с точки зрения православного видения. И если один из руководителей является православным человеком, то так или иначе это полезно.

 

Крест на горе

– Саша, почему после многолетнего перерыва ты согласился участвовать в экспедиции? Нашелся какой-то веский аргумент?

– С некоторых пор само по себе восхождение, даже довольно серьезные маршруты, перестало представлять для меня интерес. Нет полноты. И пришла идея занести на эту вершину – Семенов-баши – большой освященный православный крест. Вопросы и споры в группе были: зачем, для чего? Но ответить на вопрос «Зачем мы это сделали?» я смог, только приехав домой. Во-первых, теперь мне понятно, что эта идея – прийти, занести – была не совсем моя. Потому что, не будь этого креста, мы не поднялись бы на вершину, мы бы десять раз повернули назад – я ощущал, что сами взойти мы не можем, все делалось на каком-то пределе.

Так вот ответ, наверно, такой. Альпинизм как вид спорта был организован в 30-е годы для подготовки молодых пограничников в горных районах. Все это было серьезно и направлено на защиту рубежей. Мы знаем, где у нас сейчас проходит граница, знаем, что такое Кавказ. Поэтому этот крест на горе – некая отметка границы в духовном понимании. Кроме того, восходя, мы все время вспоминали людей, положивших души за други своя, – военных альпинистов, погибших во время Великой Отечественной войны, геологов, спасателей. Так что этот крест – и памятный знак. С одной стороны, крест – в память о погибших, с другой – утверждение Православия.

Дело в том, что вершины ведь – не проходной двор. Туда ходят определенного склада люди. И, думаю, что в основном русские. А для русского человека крест не требует объяснений. Впрочем, и в нашей группе одни говорили: «Как здорово!» – а другие пожимали плечами и спрашивали: «А вы разрешения спросили у местных властей?»

 История креста такова. Сделали его специально сборно-разборным в 88-м реставрационном училище ребята во время практики, под руководством Тузова Дмитрия Валерьевича. Потом за день до экспедиции его освятили в Новоспасском монастыре. Когда крест был освящен, я по-настоящему испугался: я понял, что мы «попали». До этого у нас была обыкновенная экспедиция, а сейчас у нас нечто такое, что не передать словами. Ведь, и просто выезжая в горы, подвергаешь себя определенной опасности… И если бы не молитвы отцов, мы бы не взошли.

После освящения крест разобрали на четыре части: древко и три перекладины, так как при высоте 180 см и толщине 10 см он был довольно тяжелым и занести его целиком на гору было бы неподъемно. Даже по городу нести его было тяжело. И когда мы шли на восхождение, каждый участник просил и даже требовал, чтобы этот крест побывал у него в рюкзаке. Так что фактически крест несли все по очереди. Ну а древко как самая тяжелая часть мне досталось… Я просто никому его не отдал. Привязали его на станковый рюкзак, и было достаточно удобно.

Маршрут был не сложный, но длинный и с перепадом высот с места ночевок в 1100 метров. Последние 140 метров мы шли по крутым скалам по вертикальным веревочным перилам. А когда взошли, то выяснилось, что молоток у нас оказался ста метрами ниже, в рюкзаке у парня из другой группы, и гвозди пришлось забивать камнями, а гвозди были деревянные и ломались, к тому же, как оказалось, отверстия для гвоздей, необходимые для сборки креста, я сделал неправильно – нужны были сквозные, а я для красоты сделал глухие. Пришлось при сборке использовать репшнуры. И все это под сильным ветром и проливным дождем.

 

Гроза

– Наверное, альпинизм – это сплошной экстрим, и все-таки в этой вашей экспедиции было что-то суперэкстремальное?

– Оба наших восхождения были в тяжелых условиях. Первое – под дождем.

Второе – тоже. Мы вышли еще по нормальной погоде, но потом с 11 до 18 лил дождь, а потом уж и снег пошел. Но выбора у нас не было, следующий день по прогнозам обещал быть таким же, а нам надо было уже уезжать.

Первое восхождение было чисто обзорным. В хорошую погоду с вершины Зуб Мусат-Чери можно увидеть Эльбрус. Маршрут красивый, интересный, включающий скальный бастион, по которому получается примерно 40 метров лазанья. Мы со вторым инструктором Александром заранее провесили веревки, и наверх уже поднялось человек 5–7, когда вдруг началась гроза.

Мы слишком долго подходили, погода к вершине испортилась. Гроза в горах – вещь опасная. Потому что вы находитесь на вершине, а вершина так или иначе содержит металл, и разряды притягиваются и бьют либо по вершине, либо идут по гребню. При грозе нужно срочно  спуститься вниз – на это есть несколько секунд от первого предчувствия, что сейчас грохнет-бабахнет, до самого разряда. И я своих ребят буквально стащил вниз, они ничего не поняли, и над нами прошел разряд – вжих по гребню, как в кино. Да. Мы его видели, и запах присутствовал определенный. Разряд ощущался всем существом – и душой, и телом (где-то в районе живота). Восходить уже было нельзя, мы стали спускаться, и за это время несколько таких разрядов прошло  по вершине. Спускались мы максимально быстро, но тем не менее кого-то по пальцу задело, кого-то по каске…

Позже, в лагере у костра, мы единогласно решили, что это самый счастливый день в нашем походе, потому что все мы остались живыми.

 

 Зачем это надо?

– Есть такая поговорка «Альпинизм – школа мужества, а туризм – школа замужества». Альпинизм действительно способен воспитать мужество в человеке?

– В горах постоянно возникают какие-то экстремальные ситуации – то град, то снег, то гроза, молнии по каскам шарашат. И каждый себя проявляет. Один мой знакомый, совсем неправославный человек, сказал, что альпинизм – это когда надо потерпеть. Потерпеть холод, голод, тяжесть рюкзака, какие-то невзгоды. Потерпеть друг друга. Это очень православный взгляд на ситуацию. А что касается молодого поколения – ребят надо готовить к жизни. Альпинизм может стать хорошим этапом подготовки. Это определенный тренинг. Не обязательно лезть в какие-то сумасшедшие горы. Но надо уметь вести себя в горах, как и на улице. Когда вы выходите из дома – это тоже опасно: если вы не знаете правил дорожного движения, вы можете погибнуть. Так и там. Горы – хороший полигон для воспитания. Как, впрочем, и тайга, например. В тайге за две недели можно воспитать коллектив. Интересно наблюдать, как из неколлектива получается коллектив, ребята меняются. Сначала у них одни вопросы, потом – уже другие, более взрослые. Домбай – горы домашние, все рядом, подходы небольшие. Но по дороге к альплагерю Алибек находится кладбище альпинистов. И, проходя мимо него, уже начинаешь задумываться: зачем это надо?

Один из участников спросил: что такое альпинизм? И сам же ответил: для меня альпинизм – это игра со смертью. Правда, то, что было в этой экспедиции, это было, скорее, знакомство с горами. Сие, конечно, не есть альпинизм. 

Потому что, чтобы стать альпинистом, нужно многое уметь и быть в этой теме лет 8–10, а лучше 15–20.

Что касается игры со смертью. Я знаком со многими альпинистами. Для кого-то горы – всепоглощающая страсть. Эти люди больные. Они долго не живут. Очень много людей гибнет на каком-то начальном этапе (до третьего разряда), и уже мастера.

Вообще это вопрос извечный для альпиниста, а тем более для православного. Потому что если ты положил жизнь за други своя, будучи спасателем, – это одно, а если ты просто пошел на какое-то восхождение, будучи к нему неготовым…

Я никогда не говорил: «Вот, ребята, занимайтесь альпинизмом». Когда после последней экспедиции один из наших участников сказал: «Давайте поедем на Памир», – я понял, что цели не достиг этим летом. Моя задача была – показать: вот они, горы, все хорошо, но посмотрели, а теперь давайте сменим тему. А некоторые увлеклись и хотят ехать куда-то на Памир.

– А что в этом неправильного?

– Есть такой вид рельефа – горы. Гор много. Есть Памир, есть Тянь-Шань, можно объезжать их все и смотреть, можно в каких-то паломнических целях ездить, но я почувствовал, что в этом вопросе был уже какой-то азарт, юношеская одержимость, а это уже зараза, уже болезнь. Вместо просто созерцания Божьего мира кто-то просто был зацеплен на эту тему. Впрочем, было и 20 других участников, которые, может быть, сделали правильный вывод. Экстремальные виды спорта чреваты травмами, зачастую несовместимыми с жизнью. У нас в Москве в одном монастыре есть такой раб Божий с огромной седой бородой, и вот он рассказал, что его сын тоже был альпинистом и что он погиб на Эльбрусе 15 лет назад. Он был некрещеный. Отец как может молится. И сейчас, говорит, второй сын совершает сложные восхождения. Отец все понимает, но вот такой путь...

 

Это такая жизнь

– Почему-то почти все разговоры об альпинизме приводят к вечным вопросам: «Надо – не надо?», «Стоит – не стоит?» Наверное, потому, что это часто действительно дорого стоит. Во всех отношениях.

– Давайте поговорим об альпинизме. Господь создал горы. Человек там живет, и так или иначе ему приходится решать в этих условиях какие-то задачи. Альпинизм – это прикладной вид спорта, который был организован для защиты горных рубежей нашей необъятной Родины. С помощью альпинистской техники можно залезть на семитысячник по отвесной стене, а можно восстановить храм. Не каждый человек, который залез на семитысячник, может восстановить храм. Однако, не имея альпинистского навыка, сделать это тоже нельзя.

Альпинизм как высотная подготовка для десантников, спецподразделений, пожарников, спасателей очень полезен. Для этого он и был организован. Просто потом, как любой вид спорта, он перерос в экстремальный – когда люди занимались им, не заботясь о своей безо-пасности. Так в любом виде деятельности – чем выше совершенство, тем опаснее. Если это профессионально, то это допустимо, а если это ради удовлетворения каких-то своих амбиций, то это недопустимо.

Об этом можно много рассуждать: надо, не надо. Почему этот разговор все время заходит в тупик? Когда мы разговариваем с человеком, который прожил жизнь в этом, для него слово «альпинизм» – это не какой-то экстремальный вид спорта или что-то еще, это его жизнь. Наша жизнь хороша или плоха? Она бывает хороша, бывает плоха, мы, бывает, хорошо поступаем, бывает – плохо… В такой краткой беседе невозможно охватить всех переживаний, потому что альпинизм – это целый мир. Это море событий, впечатлений, переживаний, среди которых и то, что ты тащил на своей спине разбитого товарища с серьезными травмами. Как можно вычеркнуть из жизни, когда ты видел, как ложками соскребают тела этих товарищей с камней, упаковывают их в полиэтиленовые пакеты и уносят в вертолет? Это жизнь. Надо было прожить эту жизнь, и мы ее прожили. Подводя итог своей личной жизни, своего альпинистского экстремального опыта, скажу, что я четко понимаю, что Господь меня сохранял и сохранил чудом. Я это прожил. И был потом момент покаяния, осознания того, что этот риск был зачастую неоправдан, но до сих пор этот альпинистский опыт бывает полезен для передачи молодому поколению. Это – особенный опыт.

 

Каждый выбирает по себе

– Я думаю, что в нашем разговоре нельзя ставить точку. Здесь многоточие и множество знаков – как восклицательных, так и вопросительных. Безусловно, все эти виды спорта дают человеку физическую подготовку, душевную и духовную твердость. В этом плане – это тренинг. Как сказал один иеромонах, «что человек ни совершит, он все согрешит, лишь бы покаяться успел». Поэтому нам надо молиться, чтобы пройти свой жизненный путь среди всех передряг и увлечений и успеть покаяться. По тому, как мы идем по этому пути и Господь по этому пути нас направляет, – сказать, что «я это сам выбрал», наверное, нельзя. Господь попустил, и я вот к этому пришел. У каждого свой путь, а молодежь нашу возлюбленную во Христе надо предупредить, чтобы она не увлекалась безмерно такими опасными вещами, потому что это по молодости кажется, что пронесет. Можно получить какую-нибудь серьезную травму, можно остаться инвалидом в коляске. Можно при этом стать настоящим подвижником, за всех молиться. Но пусть люди выбирают, сами думают, по силам ли это им будет. Ведь кто-то не выдержит, сопьется.

 

Александр Абрадушкин. Инструктор по альпинизму. В 90-х годах работал главным специалистом Центрально-региональной поисково-спасательной службы России при МЧС. Отец пятерых детей.

 

Беседовали Наталья Зырянова, Анастасия Варчева