Могли, но не уехали

Баба Нина. Петровский район. Донецк

Петровский район Донецка подвергается непрестанным обстрелам уже на протяжении нескольких месяцев, на его окраине находится старый поселок шахты №5-бис, называемый «Трудовские». Граничащий с территорией, подконтрольной вооруженным силам Украины, он состоит в основном из частных или малоквартирных домов, в которых продолжают жить люди…

– Знаешь, деточка, – рассказывает баба Нина. – Было бы мне лет на 20 меньше – пошла бы в ополчение, хоть что бы там делала – все равно, еду готовила или другое что…

В наш дом попали – стенку кирпичную разнесло, стеклами засыпало – но все живы, сына только ранило. Как раз в то место угодили, где ребенок четырехмесячный лежал, его незадолго перед этим из коляски забрали. Один из сыновей тоже чудом спасся: невестка говорит: «Хватит в подвале сидеть, обстрел закончился». Они вышли, а в подвал снаряд залетел – остались бы там – убило бы. Бог спас! Другого объяснения нет.

В сливную яму два снаряда по метр двадцать залетело, не угоди туда, от дома ничего не осталось бы. Сына в живот и ногу осколками ранило – он только из шахты пришел, а тут обстрел… Мы звоним в скорую: «Не поедем! – отвечают. – У вас горячая точка!» Дети побежали на блокпост, на шахту – к ополченцам, те мигом прилетели… Приехал какой-то мужчина, я бы ему ноги целовала, если бы увидела, не знаю, кто он: средних лет, невысокий, с усиками, – подхватили сына, в машину и скорее в больницу… спасли! Сейчас он дома, исхудал… но ничего – поправляется...

Не было у нас детства – я в войну родилась, не будет и старости… До того больно… Свои своих бьют. И за что? Мы теперь все сепаратисты… но кто мы на самом деле? Несчастные люди! Это моя земля! Пусть бомбят, пусть хоть что делают… Вон стекла вставили, а они снова разбили. Сказала деду: еще раз разобьют – заложу кирпичом, хай так буде. Старый человек, он как дерево: выдерни его и пересади на другое место – сразу погибнет: поливай, удобряй – бесполезно!

Но мы продолжаем жить! Скоро с дедом последнего сына женим! Свадьбу играть будем. Хорошую девку взял! И вот-вот внучка должна седьмого правнука родить!

Баба Нина нагружает меня вареньем, от банок с маринованными огурчиками удается отбиться с трудом. Мы выходим в темноту и снегопад: «Одну не отпущу, не проси – провожу до остановки. Ты приходи к нам, как приедешь, сама и друзей приводи. Приходи!» – машет она рукой на прощанье, прежде чем скрыться в разбушевавшейся метели.

– Э, деточка, – слышу в трубку бодрый голос бабы Нины три недели спустя. – А я сегодня тебя вспоминала. Бомбят… ох как бомбят, милая. Вот сейчас тока притихли… а я вареников налепила, с творогом, с вишней (вишня у нас своя), и побежала до сына – того, который раненый. Прихожу, а они в подвале сидят. «Чего сидите? – спрашиваю. – Вареники принесла, варите, пока свет не отключили».

Три последних дня без передышки бьют… останавливаются только, чтобы перезарядить! Сколько людей убили!

Но мы не сдаемся! Продолжаем жить.

Вот сына младшего женили!

На регистрацию из-за обстрела опоздали, ехали в загс под бомбами. Расписали их. Отмечать не стали, не до того... Пошли к невесте домой, посидели немного, только самые близкие. Сын у тещи остался, а мы только успели домой добраться, как опять началось… Снова в подвал. Земля дрожит. Стены сотрясаются, того и гляди посыплется все. А дед мой… глухарь, он и есть глухарь… Спит! Ничего не слышит, а я уж и спать разучилась.

А тут еще одна радость: в сочельник крещенский внучка родила. Девку-богатыря! 58 сантиметров, 3600 вес. После родов еще отойти ее успела, как на Семашко огонь открыли, так она хотела дитя под мышку и бежать…

Если в ближайшее время перелома не случится, я не знаю, что с нами будет… Даже раньше так не бомбили. Чтоб у них стволы проржавели да отвалились!

Но мы все равно выживем. Выживем назло врагам!

В середине февраля я к бабе Нине уже не дошла – «Трудовские» нещадно бомбили. Дойдя до угла, постояла в нерешительности – точного адреса я не знала, а телефон не отвечал, отключенный киевским оператором. Снаряды ложились где-то совсем близко, и я решила не рисковать…

Оксана. Макеевка

Она, мать троих детей (младшей дочери всего полгода), не уставая, стучится во все двери: помогите! Причем просит не только за своих детей, но и за людей, не знающих, к кому обратиться…

– Почему наша семья не уехала? Тут наш дом, наша земля, друзья, близкие... Тут все родное. Ради безопасности детей, может, мы и должны уехать, и такая возможность есть, но от судьбы не убежишь… Наш район пока миновало, а вот округу разбили тяжелой артиллерией… Бросить все, что наживалось десятками лет, тоже непросто. Силен страх, что придется начинать жизнь с нуля: нет уверенности в том, что в российских городах, принимающих беженцев, нам будет легко. В борьбе за нашу землю погибли молодые ребята-ополченцы, и нам надо проявлять стойкость.

Когда начались события в Донецке, я была беременна – 24 июня родила дочь. Мы не выбирали власть, которая нас сейчас убивает. Никогда не думали, что в наш дом может прийти война. Когда Украина начала гнать сюда армию и артиллерию, люди руками останавливали технику, не пуская войну на нашу землю.

С 9 июля нам перестали платить зарплаты, пенсии, пособия. Муж работал на стройке, но строиться прекратили, и он потерял работу. Мы надеялись, что все наладится, но уже в сентябре испытали голод и страх. В октябре муж нашел работу грузчика на базе, зарплату ему выдавали продуктами, но база закрылась, и сегодня он снова без работы. Мы находимся в блокаде: нет продуктов, лекарств – в магазинах все это есть, но у людей просто нет денег.

От ДНР мы один раз получили продукты из гуманитарного конвоя, с декабря макеевским начал выдавать помощь фонд Рената Ахметова: люди, в том числе и я, получили талоны на следующие месяцы. На меня и троих детей выдается: младшей девочке – памперсы, пюре, питание; старшим – макароны, пшеничная, ячневая, перловая, пшенная, овсяная крупы, килька, растительное масло, сахар, тушенка, банка кукурузы и сгущенки, пряники. И за это большое спасибо, правда, дети вообще не едят каши. Деньгами нам немного помогают неравнодушные люди.

Школы и садики перестали работать, детей страшно выпускать из дома – мы вообще стараемся не выходить без особой надобности. Задание детям дают по телефону, мамы передают друг другу, по интернету высылаем ответы.

Очень больно видеть голодные глаза детей и стариков! Больно за каждого жителя Донбасса! Человек, не видевший этого, никогда меня не поймет… У меня трое детей и полно своих забот, я не могу помочь деньгами или продуктами, но я знаю, как помочь информационно: благодаря соседям бесплатно пользуюсь интернетом и могу просить за тех, кто не знает, в какие двери стучаться.

Люди откликаются – привозят лекарства, памперсы, продукты. Нам нужно быть добрее, помогать друг другу. Война никого не щадит! Тем, у кого есть интернет, нужно переплюнуть свое я и попросить за соседку или знакомого, не отворачиваясь от тех, кто нуждается. В соцсетях много групп волонтеров, доставляющих помощь Донбассу, любой человек может найти их в «Фейсбуке» или «Контакте» и оставить свои координаты.

Мы очень надеемся, что мир откроет глаза, война закончится и нам не придется уезжать с Донбасса. Хочется верить, но… даже сейчас, в ночь наступления перемирия, нас бомбят, и за окнами творится настоящий ад…

Похоронили…

В Донецке, в студенческом общежитии на улице Розы Люксембург живут люди, бежавшие из-под обстрелов, потерявшие свои дома. Всего около 800 человек (из них 120 детей) не только из окраинных районов Донецка, но и из Песок, Горловки, Авдеевки... Уже много месяцев они не получают соцвыплат, пенсий, зарплат, да кого этим удивишь на Донбассе... Социально незащищенные дончане могут рассчитывать на минимальный продуктовый набор, как выживают остальные, остается только догадываться…

Я постучала в дверь. Они ответили. Отец с сыном сидели совершенно потерянные в полутемной комнате. На столе горела свеча. Час назад увезли тело жены одного, матери другого. 

Беда не приходит одна, вслед за войной, обстрелами и невозможностью жить в собственном доме, тяжелая болезнь унесла и Ольгу.

Я не знаю, чем они были оглушены больше: переходом в вечность близкого человека, состоявшимся накануне, или тем, что на похороны ее нужно было найти нереальную для них сумму – более 2000 гривен (7000 рублей).

В похоронной конторе сказали, что при отсутствии денег им нельзя будет присутствовать при ее погребении. Могилу они укажут потом, в обмен на деньги. 
Чтобы покупать жене лекарства, в последние месяцы Сергей разбирал свой дом – металл шел на сдачу, об устройстве на работу в военном Донецке с лежачей больной речи не шло.

Соседи пошли собирать деньги, обходя в общежитии этаж за этажом, да что взять с таких же беженцев, как они?

Муж пошел обивать пороги: беженцы, нищие, помогите...

Когда деньги все-таки нашлись и были отданы просящим, Сергея заставили написать заявление с просьбой о бесплатном захоронении – он, поглощенный своим горем, написал.

Ольгу похоронили, отец и сын смогли по-человечески попрощаться с женой и матерью…