Наследник - Православный молодежный журнал
православный молодежный журнал
Контакты | Карта сайта

Такая большая жизнь

№ 61, тема Подвиг, рубрика Кто такие...

Наталья Зырянова

Я писала курсовую. Тема была дурацкая. Что-то о взаимовлиянии человека и места (вроде известного «роль личности в истории»). Место надо было выбрать культурное. Я тогда часто бывала в Коломенском и решила писать о нем. А вот личность нашлась не сразу.

Каждый, кто хоть раз был в Коломенском, видел среди сохранившихся каменных зданий эти деревянные экспонаты – домик Петра I из Архангельска, воротная башня Николо-Карельского монастыря, башня Братского острога из Сибири... Как они здесь оказались? Кто их сюда привез? И почему – именно сюда? Не сразу, но выяснилось, что привез их сюда некто Петр Дмитриевич Барановский, бывший здесь директором в 1930-е годы. Но ведь в 30-е этого никак не могло быть! Потому что ничего такого не создавалось, а только рушилось и уничтожалось. И я захотела узнать – кто этот человек, который посмел возразить бездушной машине и встать у нее на пути.

Из отпущенных ему 92 лет 75 Петр Дмитриевич Барановский отдал ежедневной, напряженной, кропотливой работе. Это был дотошный исследователь, выдающийся ученый-археолог, талантливый архитектор-реставратор.

Это ему мы обязаны тем, что видим и сейчас на Красной площади два собора – Казанский и Покрова на Рву. Первый не так давно вернулся из небытия благодаря чертежам Барановского, а второй… Когда его задумали снести, реставратор за него бился так, как будто в нем заключался весь смысл его, Барановского, появления в этом мире. Выступал на собраниях, писал письма Сталину, угрожал властям тем, что запрется в соборе, и если тот взорвут, то взлетит на воздух с ним вместе (а он в то время был уже профессором с мировым именем). Сложно сказать, что именно решило судьбу собора, но, когда Лазарь Каганович, идейный вдохновитель генеральной реконструкции Москвы, убрал храм Василия Блаженного с макета Красной площади, товарищ Сталин попросил соратника поставить собор «на мэсто».

Реставратор не останавливался. Он вступал в борьбу за каждый старинный дом Москвы, который хотели ликвидировать. «Все исторически и архитектурно ценные дома на улицах Пречистенка и Волхонка устояли благодаря вмешательству Барановского», – признает архитектор-реставратор Инесса Казакевич.

Всю свою жизнь Барановский спасал для нас красоту: отвоевывал у обезумевших коммунистов жемчужины архитектуры – поднимал, подпирал растоптанные, укреплял ветхие, возрождал уничтоженные. Один только перечень национальных святынь, спасенных Петром Барановским, занимает в толстой книге о нем 40 печатных страниц! И среди них скромными строчками – Крутицкое подворье, Болдинский монастырь, Коломенское… – целые архитектурные ансамбли, которым были отданы годы, десятилетия жизни.

Родился Петр Дмитриевич 14 февраля 1892 года в селе Шуйском Вяземского уезда Смоленской губернии в семье безземельных крестьян-ремесленников. Мать его была женщиной яркой и творческой. И мальчик рос чутким и восприимчивым к красоте. Петр с детства проникся живой и крепкой любовью к русской старине. И творческий путь его начался на родине – в Смоленской области. Болдинский монастырь поражал его, восхищал, вдохновлял. Здесь он, уже будучи студентом Московского строительно-технического училища, в 1911 году составил подробный план реставрации Болдинского монастыря. И настолько удачный, что за это в 1912 году двадцатилетний крестьянский сын был награжден золотой медалью Русского Археологического общества и премией в 400 рублей пятирублевыми золотыми монетами. Это была неожиданно огромная сумма (позже на эти деньги Барановский купил себе фотоаппарат и поехал по России).

Он работал и одновременно учился на искусствоведческом факультете Московского археологического института. В первую мировую войну он служил начальником команды в III инженерной дружине, строившей укрепления на Западном фронте. Когда грянула революция, вся дружина самовольно разъехалась по домам, а он опломбировал склады и остался их охранять от разграбления.

Институт Петр Барановский окончил с золотой медалью. В этом же 1918 году за несколько месяцев он написал диссертацию о памятниках Болдинского монастыря. В процессе работы над проектом восстановления своего любимца-монастыря начинающий реставратор буквально на животе облазил его стены и крыши. Здесь же он совершил научное открытие, которым пользуются теперь реставраторы всего мира – изобрел собственный метод восстановления кирпичного декора «по хвостам» — «метод Барановского». Из-за важности этого и других научных открытий ему было присвоено профессорское звание.

В 1921 году 26-летний профессор отправился в экспедицию по реке Пинеге, взяв с собой три пуда соли (деньги на Севере тогда ничего не стоили) – знакомиться лично с северным деревянным зодчеством.

«Страшно даже вспомнить то путешествие, – рассказывал Петр Дмитриевич своему ученику, В. А. Десятникову. – Мой проводник – местный житель, согласившийся за пуд соли быть кормчим, – долго, видно, потом вспоминал меня. Поездка эта нам обоим чуть не стоила жизни. Вначале плыли хорошо. Потом ударили холода, плыть стало трудно. Светлого времени было мало, и мы все время рисковали разбиться на порогах, где лодку кидало, словно перышко. За долгий путь мы совсем обессилели. Пинега к устью стала широкой. Деревень по берегу не было видно, нам негде было обогреться и пополнить съестные припасы. Да еще беда – стали мучить нас галлюцинации. Однажды к вечеру плывем, а впереди высокий крутой берег. Голодные, глаза слипаются от усталости, сами окоченели от холода. И вдруг мне почудились огни впереди. «Гляди, – толкаю я своего кормчего, – деревня!» Тот напряженно вгляделся и заревел от радости. Ломая прибрежный лед, мы с трудом пристали к берегу. Выскочили из лодки и, перегоняя друг друга, бросились вперед. Бежим, оглашая лес треском сучьев, а огни все дальше и дальше уходят от нас. Понял я тогда, что это обман зрения. В лесу мы могли потеряться и замерзнуть. Собрал я остатки сил и еле смог уговорить моего обезумевшего спутника вернуться назад. У него совсем уже не было сил. Мне пришлось погрузить его как куль на дно лодки, устланное медвежьими шкурами, и плыть вперед. Эту ночь я никогда не забуду.

Приплыли мы в Пинегу с последним гудком парохода, отдававшего швартовые. Казалось, больше на Север меня не заманишь никакими калачами. Однако все в жизни пропорционально интересу. Не утерпел я и на будущий год опять поехал в экспедицию по северным деревням. Ничего не знаю чудеснее русской деревянной архитектуры!»

За свою жизнь П. Д. Барановский совершил десять экспедиций на Север – по Беломорскому побережью, по Онеге, Северной Двине, Пинеге, в Новгород, на Соловки, в Карелию.

Летом 1931 года участники Беломорско-Онежской экспедиции собирались отправить в Москву телеграмму, которая заканчивалась словами: «Где хоронить дорогого Петра Дмитриевича?» – тот упал с десятиметровой высоты из-под купола пияльского собора, который он обмерял, и оказался под грудой толстых досок рухнувшего потолка. Когда их разобрали, Барановский был уже без дыхания. Но отправить телеграмму из глухого села не удалось. А когда через 4 часа вернулись к Барановскому, он уже пришел в сознание. Две недели он пролежал в сельском медпункте, а едва поднявшись с постели, сразу поковылял под своды заброшенного собора…

«Призваны мы в мир вовсе не для праздников и пирований. На битву мы сюда призваны». Эти слова Гоголя были девизом всей жизни Петра Барановского. Длилась битва 75 лет. И каждый из прожитых дней был посвящен спасению, сохранению, созиданию. Именно каждый – Барановский работал без выходных. Он, как сам говорил, «всегда хотел раздвоиться, растроиться, раздесятериться, чтобы успеть побольше сделать».

И было куда торопиться. Конец 1920-х: ведется активная реконструкция столицы – из нее пытаются сделать «настоящий социалистический город», превратив Москву в единую систему радиально-кольцевого расположения. Вот небольшие выдержки из книги Лазаря Кагановича: «Основные магистральные улицы должны быть расчищены от мелких посторонних, стоящих на пути движения, расчищены и выпрямлены… Возьмите Лубянку: она, по существу, начинается с Никольской! Снимите Никольские ворота, выровняйте Лубянку и Сретенку, удалите Сухареву башню, и вы получите проспект до самого Ярославского шоссе…» В ходе этой реконструкции погибли более 400 архитектурных памятников Москвы. Так, например, Иверские ворота вместе с часовней были снесены потому, что из-за них во время парадов на Красную площадь не проходили танки.

К сожалению, все варварские деяния в отношении Москвы тех лет нельзя приписать безумию и слепоте одного человека. Явление было массовое. Вот строки из стихотворения одного комсомольского поэта, предлагавшего переплавить памятник Минину и Пожарскому:

Случайно мы им не свернули шею,

Я знаю, это было бы под стать.

Подумаешь, они спасли Расею!

А может, было б лучше не спасать?

Наверное, это было время разбрасывать камни. Но жил тогда человек, который знал точно, что его время – их собирать. Имя ему было – Петр.

И, если бы не он, то, вероятно, погибла бы еще одна жемчужина Москвы – Коломенское. Видя, как памятники старины используются под общежития, овощехранилища и даже конюшни, Барановский немедленно ставит вопрос о создании здесь музея. И отдает ему 10 лет своей жизни. Это опять борьба. Здания и храмы Коломенского требовали немедленной реставрации, причем капитальной. Но подступиться к ним было не так-то просто: большую часть из них занимали различные организации и отдельные лица (одних судебных дел об их выселении было заведено 20 за первые 4 года работы), а те, в свою очередь, уверяли в суде, что постройки в Коломенском не представляют никакой исторической ценности. Для проведения срочных ремонтных работ в храме Усекновения главы Иоанна Предтечи (аварийное здание имело в сводах сквозные опасные трещины) Барановскому пришлось добиваться выселения церковной общины. За это реставратор едва не был убит прихожанами. Видно, измученные безбожным режимом люди уже не в силах были разбираться, с какими целями отнимают у них очередную святыню, и защищали ее как могли.

Всюду, где ни приходилось бывать Барановскому, видел он печальную картину разрушения творений старых мастеров. Не надеясь спасти все это достояние, он мечтал о том, чтобы сохранить хотя бы единичные, наиболее ценные деревянные памятники. Так и созрел план «переселения» их в Коломенское и создания тут музея деревянного зодчества под открытым небом.

И что поразительно – по всей стране уничтожалась, стиралась до сплошного белого пятна отечественная история, а этот человек ехал на Север, выбирал, разбирал, раскатывал по бревнышку, каждое бережно помечая, и отправлял в Москву подводами, пароходами, поездами целые дома, башни, проездные ворота… Да еще следил, чтобы ни одна щепка не откололась, ни одно бревно не испортилось, ни один наличник не треснул! В Коломенском все это собиралось в соответствии с чертежами и метками, и – вот они теперь перед нами.

Конечно, такое дерзкое противостояние режиму не могло остаться безнаказанным, и в 1933 году Петр Дмитриевич был арестован. Это было вызвано противодействием Барановского властям. Рассказывают, что Петр Дмитриевич был вызван «в одно высокое учреждение», где ему предложили обмерить собор Василия Блаженного и составить смету на его снос. «Это безумие! Безумие и преступление одновременно, – ответил Барановский. – Я ничего для сноса делать не стану, а снесете – покончу с собой». Вскоре после этих событий Барановский был арестован и приговорен к трем годам заключения в исправительно-трудовых лагерях. Пока Петр Дмитриевич находился под следствием, над ним издевались изощренными способами: каждый раз на допросе ему с ухмылками сообщали о том, что вот снесена еще одна главка собора. Эти сообщения причиняли реставратору такую боль, как будто на его глазах мучили близкого ему человека. И когда на свидания к нему приходила жена, первый немой вопрос его был о соборе. Она знала, о чем он хочет спросить и тихо кивала: «Стоит». Он облегченно вздыхал – боль отпускала.

«Три года лагерей меркнут, несмотря на все трудности, перед кошмарной трагедией допросов, искусного обмана, больного сознания и моральных пыток, испытанных во внутренней тюрьме», — напишет Барановский в письме в КГБ от 1964 года, когда будет идти процесс его реабилитации.

Работа для Барановского была не только потребностью, но и самой формой существования. Он не умел по-другому. Поэтому он добросовестно работал и в Сиблаге, строя электростанцию и помпезное здание музея в городе Мариинске. Было что-то настоящее и цельное в этом человеке, что заставляло проникаться уважением к нему как заключенных, так и лагерного начальства. За добросовестность и хорошее поведение он был освобожден досрочно, заслужив положительную характеристику.

После ссылки Барановскому было предписано поселиться в городе Александрове без права выезда. Каждый день в 7.00 и в 17.00 он должен был отмечаться в местной комендатуре. И каждый день, отметившись утром, он шел на вокзал, садился на электричку и ехал в Москву. У него там было важное дело.

Еще в 1925 году Петр Дмитриевич начал реставрацию Казанского собора на Красной площади и отдал этому делу три года. Работал как обычно – то есть самоотверженно. Собор был в самом центре города, у всех на виду, и потому о том, чтобы ставить строительные леса, не могло быть и речи. Так Барановский обвязывался веревкой, забирался под самые купола и там работал часами.

И вот теперь, спустя 10 лет, он вдруг узнает, что этот собор, стены которого его ладони помнят наощупь, определен под снос! Это был сильный удар. Но даже годы, проведенные в лагере, не истребили жизненной стойкости этого человека и веры в то, что все происходящее – лишь временное помутнение рассудка русского народа, за которым непременно последует раскаяние, и святыни будут снова востребованы. Поэтому, ни минуты не сомневаясь, он берется спасать если не сам собор, то хотя бы… память о нем. Каждый день из Александрова он едет в Москву, на Красную площадь, и – фотографирует, обмеряет, делает чертежи. Почти полвека спустя Барановский торжественно передаст молодому архитектору Олегу Журину материалы по собору и благословит его на воссоздание этой святыни.

Как часто мы слышим и говорим эту фразу: «Ни на что не хватает времени»! Так часто, что это кажется оправданием нашего неделания изо дня в день чего-то важного для души, для других, для Бога…

Но время Барановского как будто текло иначе, как будто каждая капля его была наполнена большим смыслом, каждый глоток нес в себе больше живительной силы. Возможно, он просто умел ценить отпущенное ему время и не разбрызгивал его драгоценные капли. И потому жизнь его протекла полноводной рекой, напоив восхищением многие души.

Барановский сделал для Москвы очень много. Но работал он не только в Москве. При его самом активном участии были подняты из руин монастыри и храмы в Александрове, Пскове, Новгороде… Он работал в Троице-Сергиевой Лавре, во Владимире, в Ярославле, Смоленске, Витебске, Киеве, Полоцке и Чернигове, проводил обследование гор и ущелий Кавказа… Первое послевоенное десятилетие стало «оттепелью» для реставраторов. Полстраны лежало в руинах. Тогда и вспомнили о Барановском. К нему прислушивались чиновники, его поддерживали коллеги, и у него впервые после лагеря и ссылки появились официальные «корочки» и полномочия.

В 1947 году Барановскому поручили реставрацию Крутицкого подворья в Москве. Великолепный средневековый ансамбль пребывал в плачевном состоянии. Но какая реставрация без хороших мастеров? Здесь же, на подворье, Петр Дмитриевич создал школу-мастерскую, где обучались каменщики, резчики по дереву, позолотчики. В это же время в Крутицах образовалась еще одна школа — сообщество молодых реставраторов, ставших тогда помощниками и усердными учениками Барановского, а впоследствии – звездами отечественной реставрации.

            «Помирать собирайся, а пшеницу сей», – эту поговорку Барановский очень любил. Каменщик-реставратор В. Н. Киселев, знавший Барановского, говорил: «Каждый человек хочет видеть результаты своего труда. Скажи ему: эту работу ты завершить не успеешь – возьмется ли? А Барановский брался. Он отдал Крутицам больше 30 лет, а готовым ансамбль так и не увидел».

            Трудовое долголетие реставратора поражало всех, кто работал с ним рядом. На вопросы любопытствующих, в чем тут секрет, он отвечал: «Да никаких секретов. Я никогда не курил и не пил, мало спал, умеренно питался, иногда сырой крупой… А иногда святым духом… Имею ввиду тот душевный запал, который необходим для всякого большого дела».

Жил реставратор в больничных палатах Новодевичьего монастыря со своей женой и соратницей, его добрым ангелом Марией Юрьевной, в маленькой келье, заваленной чертежами, образцами, папками, книгами и бумагами. Здесь он работал, читал, давал консультации, собирал литературный кружок… Удивительно, но Барановский среди прочих дел находил время и силы общаться с молодежью: он возил молодых художников и архитекторов в экспедиции, старался тонко и ненавязчиво внушить им любовь к тому, что для него самого было дорого, – например, приучал читать произведения древнерусской литературы в подлиннике. Кстати, сам Барановский «Слово о полку Игореве» знал наизусть! К этому имени применимы слова Ф. М. Достоевского: «Миру в высшей степени необходимо иметь людей, которых можно уважать».

            Умер Петр Дмитриевич 12 июня 1984 года, 92 лет отроду. Похоронили его в Донском монастыре за алтарем Большого собора.

Вся прочитанная мной литература о Барановском обходит один вопрос: был ли Петр Дмитриевич человеком верующим, воцерковленным? Я долго размышляла об этом – ведь я читала о том, что отношения его с церковью складывались подчас непросто. Но то, как жил этот человек, ради чего он жил, склоняет меня к положительному ответу. Впрочем, об этом свидетельствует и такой эпизод из его жизни. При уничтожении Чудова монастыря в Кремле мощи святителя Алексия были спасены благодаря его усилиям: как вспоминал А. В. Ведерников, работавший в Патриархии, мощи Барановский выносил «прежде всего и почти на себе». А когда на одном из совещаний по реконструкции Москвы горячо обсуждался вопрос о снятии оставшихся крестов со столичных храмов, Барановский сказал спокойно: «Зачем снимать? Крестов только бесы боятся». Решили оставить. И еще я думаю: разве мог бы в такое страшное время один человек за одну-единственную жизнь столько великих дел одолеть без помощи Божьей? Едва ли.

Рейтинг статьи: 0


вернуться Версия для печати

115172, Москва, Крестьянская площадь, 10.
Новоспасский монастырь, редакция журнала «Наследник».

«Наследник» в ЖЖ
Яндекс.Метрика

Сообщить об ошибках на сайте: admin@naslednick.ru

Телефон редакции: (495) 676-69-21
Эл. почта редакции: naslednick@naslednick.ru