Наследник - Православный молодежный журнал
православный молодежный журнал
Контакты | Карта сайта

Э-го-го, Гамлет!

№ 9, тема Любовь, рубрика Культура

Христина СТРАЖНИКОВА

 

Это сон: Гамлет потерял память. Абсолютно. Так бывает с человеком после сильного потрясения.

Гамлет не знает, как его зовут, где он родился, в каком он звании. Он не помнит зла. И он не помнит знаний, за десять лет впитанных его умом в университете Виттенберга.

Гамлет просыпается в своей спальне королевского замка в Эльсиноре после бешеной вспышки мщения, открывает глаза и видит долину.

Цветут каштаны. Гудят под окном пчелы. Поет в терновнике птичка. Он видит краски, слышит звуки, вдыхает запахи. Теперь он просто человек, который вкушает радость и не знает, как это называется.

Что ему до “быть – не быть”, когда быть – так хорошо? Что ему до трона и до датской короны, когда он стал беззлобным младенцем, чуждым тщеславия? Нет у него причины кого бы то ни было завистливо осуждать, до порыва мести.

Гамлет забыл просторные залы третьесортного модного университета в Виттенберге, “Афинах Германии”. Не помнит, как Мартин Лютер поносил перед ним основы теологии, как вещал с кафедры Джордано Бруно, как бурно со своими товарищами он сам обсуждал открытия Коперника.

Забыл он и возвышенные речи, которые так любил произносить перед всеми, приняв изысканно театральную позу: "Какое чудо природы человек! Как благородно рассуждает! С какими безграничными способностями! Как точен и поразителен по складу и движениям! В поступках как близок к ангелу! В воззрениях как близок к Богу! Краса вселенной! Венец всего живущего!”, в общем: “Человек – это звучит гордо!”

Гамлет глядит из распахнутого окна в сад: под окном стоит юноша, он что-то кричит ему. Это Розенкранц, его приятель.

            — Принц!

            — Я — принц?! — Гамлет теперь знает только то, что он ничего не знает. 

Что я могу еще придумать, чтобы наверняка отвратить его от гибели?

 ***

Мы кружим по парку в самом центре города. По периметру кованой ограды – четыре улицы. Там вздымается пыль, и короткие гудки наперебой настаивают: “Пусти!”

Нас отделяют от автомобильных пробок роскошные тополя. И можно, между прочим, представить: то, что внутри ограды – и есть весь мир. Прочего не существует. Тем более что дети, совсем малышня, звонкими голосами  заглушают и гудки, и рев моторов.  Детей в парке так много…

— Я не хочу жить, я жду, когда моя жизнь оборвется…

Это Андрей. Который раз мы видимся за десять лет знакомства, а он по-прежнему затягивает свою старую песню. Сколько не возражай ему, что жизнь — драгоценность высшей пробы, что радоваться каждому мгновению — это так естественно,  он не слышит. Он может только жаловаться.

— Давай смотреть иначе. Слышишь, как смеются дети. Ведь этот смех – о вечном, о правде. Ты тоже когда-то так же радовался жизни.

— Тогда я был глуп.

То же самое ты говорил и в первую нашу встречу:

— Жизнь моя ничего не стоит. Жизнь вообще – вещь пустая. Если бы я знал, что меня после жизни точно ждет счастье, я бы кончил с ней как-нибудь. Но я не знаю наверняка, что меня ждет. Только поэтому все еще жив. Как же я хочу умереть, забыться. Вот и кидаюсь ко всему, что приближает мою смерть.

В который раз ты повторяешь за Гамлетом:

“Я жизнь свою в булавку не ценю!”

“Как пошло, пусто, плоско и ничтожно

В глазах моих житье на этом свете!”

“Достойно ль

Души терпеть удары и щелчки

Обидчицы судьбы…

Умереть, забыться.

И все”.

“Когда бы неизвестность после смерти…”

 ***

Зачем я перечитываю “Гамлета”? Трагедию, в которой нет выхода?

Дело простое: слишком уж часто сводит меня жизнь с гамлетами. И задаешься вопросом: а не начитались ли эти “мальчики в возрасте мужа” трагедий Шекспира, не вжились ли в образ “героя”, Гамлета, и не повторяют ли сценарий его судьбы, исполненной одновременно высокомерия и отчаяния?

“Сами по себе вещи не бывают хорошими и дурными, а только в нашей оценке… Дания - тюрьма”, – говорит принц Гамлет.

“Тюрьмой делает ее ваша жажда славы. Вашим запросам тесно в ней”, — отвечает ему Розенкранц.

Что же там с книжным Гамлетом?..

Принц учился за границей, а теперь спешно возвращается на родину. Ему 30 лет. По нашим меркам, это уже не студент, а аспирант, или даже доцент.

В Дании умер его отец, и Гамлет, второй наследник престола после его матери Гертруды, спешит на похороны. Теперь он окажется при деле, к которому, казалось бы, столько лет готовился: он уже представляет себя соправителем матери, он уже мечтает и о полном своем самовластии.

“Соединенье знанья, красноречья

И доблести, наш праздник, цвет надежд,

Законодатель вкусов и приличий,

Их зеркало…”

Таков Гамлет в собственных глазах. Таким отражают его датчане.

В Эльсиноре принц замечает Офелию, он уже представляет эту девушку будущей королевой и дает Офелии клятвы верности. Пока он бодр и трудолюбив, реальность еще совпадает с его мечтами. И, кажется, развязка должна быть одна: венец брачный, венец царственный, и долгая счастливая жизнь, как ее может представить себе принц-идеалист.

Но не проходит и месяца после смерти отца Гамлета, как его постигает событие, которое он воспринимает как обиду судьбы – его мать, вопреки церковным канонам, запрещавшим кровосмешение, выходит замуж за родного брата умершего короля. И теперь король Дании – Клавдий… Какое потрясение! А как же Гамлет?

Принц подавлен. Тщеславие возносит его до мести. Неожиданная развязка сокрушает его надежды и прагматические расчеты. И вскрывает глубокий изъян души.                                                                                                                                                      Убийство Клавдием Гамлета-старшего и измена матери брачному обету — только дополнительные условия, которые помогают принцу метить по живым мишеням в порыве страсти тщеславия.

Розенкранц: Что причина вашего нездоровья?

Гамлет: Я нуждаюсь в служебном повышенье.

Розенкранц: Как это возможно, когда сам король назначил вас наследником датского престола?

Гамлет: Да, сэр, но “пока трава вырастет…” — старовата поговорка...

Как я взбешен. Ему, как видишь, мало,

Убив отца и опозорив мать,

Быть мне преградой на пути к престолу.

 ***

Еще в Виттенберге Гамлет привык жить умом. Точнее говоря, мечтами, той идеей-фантазией, в которой он давно утвердился. В эпицентре его мировоззрения — “краса вселенной”, его собственная персона. Вместо Творца. И поэтому относительно спокойно ему только с самим собой, но придуманным, и с теми идеальными проекциями людей, что его окружают. Все это – плоды его ума, ими выложена дорога мыслей, по которой принцу так удобно прогуливаться. Жить миражами Гамлету удобно: иллюзии так привычны.

Он бунтует, застигнутый врасплох противоречием реальной жизни, со всей ее неприглядностью и непредсказуемостью, с ее несовершенными и жалкими героями, своему умозрительному представлению о ней.

Гамлета не устраивает дядя (“Кровосмеситель и прелюбодей, Чьи качества ничтожны Перед моими!”),  “вертлявый, глупый хохотун” Полоний, отец Офелии, и она сама: “Ничтожность, женщина, твое названье!” Его не устраивает многое и многие. Ну и пропади они пропадом, раз не соответствуют замыслам и ожиданиям Гамлета.

Так рушится удобный придуманный мир принца: сначала его гордый ум отделяет его от людей, а потом Гамлет вооружается бегством от них и от реальности – местью осуждения, предательства и убийства. Теперь он – судья всех. Ни много, ни мало, он приходит к вседозволенности, нарекая себя карающей десницей Бога, присваивая себе право последнего слова, принадлежащее Богу.

Даже откровенно решившись на убийство, он продолжает считать, что его “нравственность относительно сносна”.

Высокомерие Гамлета и присвоенное им “право на грех” делают свое злое дело: от руки принца погибают отец Офелии и ее брат Лаэрт, его приятели Розенкранц и Гильденстерн и дядя Клавдий. В круговороте его мести гибнут Офелия и мать Гамлета.

“Меня не мучит совесть”, — произносит Гамлет после того, как росчерком пера он отправил на верную смерть своих школьных друзей.

“Не больше, чем убийство короля И обрученье с деверем”, — заявляет он матери, убив Полония.

 ***

Несколько лет назад один знакомый пригласил меня в ночной клуб. В старинном особняке на этаже, где когда-то размещался то ли купеческий склад, то ли лавка, ставни были обиты железом, лампы светили неестественным, мертвенно-фиолетовым светом, а дым стоял густым киселем.

Гамлет Леша привел меня сюда, чтобы показать свои апартаменты и как он в них смотрится.

За панцирной сеткой, в отсеке, отделенном от танцпола, на столе стояли две “вертушки”. Рядом лежали наушники и гора пластинок.

Леша – ди-джей. Принц в ночном королевстве.

Стою напротив его “одиночной камеры”. Моргает луч мертвенного света. Веселится иллюминация. Слух глохнет. Леша играет две пластинки одновременно. Я наблюдаю за его лицом.

Леша немного закидывает голову назад, и она покачивается в ритм музыке… А вот он берется за наушники. Закрывает глаза. Кажется, подпевает что-то по-английски… Теперь он гордо обводит взглядом зал. Глаза его странно блестят, а улыбка… чему он так высокомерно улыбается?

— Прибегай сюда почаще, подальше от пошлости жизни, — да, Леша, я тебя слышу. Но только о каком побеге ты говоришь?

— Хочешь покрутить пластинку? Я тебя научу – будешь первой девчонкой-ди-джеем, единственной принцессой, — это мы уже в чилауте, специальной комнате отдыха, где собираются после бессонной ночи ди-джеи и их товарищи, чтобы “продолжить удовольствие”. Здесь тоже есть проигрыватель. И Леша приносит пластинки. Только крутить их приходится ему самому и еще одному гамлету, Сереже.

Через полчаса я наблюдаю продолжение побега двух гамлетов и их друзей “от пошлости жизни”, и мне становится за них страшно. Прямо с крутящейся пластинки они вдыхают белый порошок. “Чтобы совсем забыться”.

— Леша, кому ты мстишь?

Леша мстит “подлой” жизни. “Венец всего живущего”, если бы он знал наверняка, что после жизни его точно ждет счастье... А пока он только кидается ко всему, что приближает его смерть.

“Быть готовым — вот все. Никто не знает, что теряет он; так что за важность потерять рано? Будь что будет!” — едва ли не слово в слово за Гамлетом объяснял свою “философию жизни” Леша.

 ***

Я горд, я мстителен, честолюбив. К моим услугам столько грехов, что я не могу и уместить их в уме, не могу дать им образа в воображении, не имею времени их исполнить”, “ могу обвинять себя в таких вещах, что лучше бы мне на свет не родиться”, — признается Гамлет Офелии, делая окончательную попытку порвать с ней отношения, — “к чему таким тварям, как я, ползать между небом и землею? Мы обманщики все до одного”, “добродетель не привьешь к нам так, чтобы в нас не осталось и следа старых грехов”.

Гамлет боится сам себя, и он боится возможной измены Офелии. Когда-то там, в финале их возможной супружеской жизни. Как это случилось с Гамлетом-старшим и Гертрудой.

Поэтому от страха перед вымышленным будущим Гамлет делает для Офелии "лучшее", на его взгляд ­— оставляет ее, предав свои клятвы.

Он заранее обвиняет Офелию, приписав ей недостатки и пороки всего женского рода:

"Слышал я и о вашей живописи, слышал довольно. Бог дает вам лицо, вы делаете другое. Вы таскаетесь, пляшете и поете; созданиям Божьим даете имена в насмешку; притворяясь, будто все это от незнания, а оно просто легкомысленность ". "Слишком уж знают умные, каких чудищ вы из них делаете". “Нет, шалишь. Довольно. На этом я спятил. Никаких свадеб!”

Исчезни, Офелия. Я поверил, что всякая женщина предаст…

Сережа стал гамлетом и ди-джеем как раз после “предательства” девушки. Она сбежала к его приятелю накануне самой свадьбы. Увы, конечно. Но разве стоит делать из этого трагедию?

 ***

В квартире моего брата — множество полок с книгами. Спрашиваю однажды:

— Ради чего ты читаешь?

— Мне нравится процесс: переживать, чувствовать. Словно живешь с героями.

— А мне всегда казалось, что главное – искать смысл. Читать ради ощущений, мне кажется, банально.

— А мне нравится…

Вполне вероятно, что “Гамлета” читать ради ощущений даже опасно. Известно, что Шекспир писал пьесу, когда им была потеряна вера в победу добра над злом. А чему может научить человек с мятущимся духом, который сам для себя представляет клубок волнительных и тягостных мучений, когда он не видит светлого выхода из тупика внутренних противоречий?

В таком состоянии он способен только высказать свою боль. Шекспир сделал это хоть и запутанно, но гениально. Впрочем, настолько гениально, что можно задаться вопросом: из каких бездн преисподней вещал гений, водивший рукой Шекспира так умело, что “Гамлет” способен возбуждать расположение к герою и возносить его на щит победителя? Насколько умело этот дух играет с нашими чувствами-страстями, что критики умудряются усмотреть в действиях Гамлета и Офелии даже “христианский подвиг самопожертвования”, когда их путь – путь самоубийства?

“Где в “Гамлете” та дорога, которой велит идти Бог? Поле битвы – внешний мир или сердце человека? Враги – согрешающие против тебя или твои собственные страсти? Выход – смирение или бунт?”, — вот на какие вопросы хочется отвечать. Если не задавать их себе, прочитав пьесу, а остановиться только на чувственных переживаниях, можно согласиться с автором в его безысходности. Появляется опасность научиться смотреть на жизнь трагично. Умереть еще при жизни, утонув в пучине бессилия, согласившись с поступками мизантропа и скептика Гамлета или с пассивной чувственной любовью-обожанием Офелии. Есть опасность озлобиться на мир, запутавшись в понятиях добра и зла, благородства и подлости, страсти и добродетели. В “Гамлете” эти понятия тонко извращены, и только внимательно вчитываясь, возможно различить их подмену.

Нельзя не судить Гамлета, потому что произведение искусства задает читателю программу действий. Проживая с героем его жизнь, мы усваиваем его правила поведения и его страсти.

Прояснить смысл жизни, прочитав “Гамлета”, крайне сложно: истину Шекспир нам не открывает. В пьесе нет образцовых героев, поступкам которых можно было бы подражать. В ней борются на смерть не добродетель с грехом, а  страсть со страстью. Трагедия этой трагедии круговорота мести в том, что она выстраивается не вокруг Христа и евангельских истин. Да и возможно ли это вообще в трагедии? Ведь истинная трагедия и есть отсутствие Бога в жизни человека. Как у Гамлета.

У Шекспира Гамлет, не зная Бога, не познает Его правды – всепрощающей и долготерпеливой  любви ко всякой душе. Именно потому, что он не испытал на себе этой любви Бога, он не может подражать ей в своем отношении к другим. Жизнь становится для Гамлета трагедией, когда суть ее – мудрое бытие.

Даже в самую минуту смерти он думает совсем не о Творце, а о своем “добром имени”. Когда его приятель Горацио порывается допить отравленное вино, Гамлет останавливает его безумие своим тщеславным побуждением:

“Какое я оставлю по себе

Запятнанное имя, друг Горацьо,

Когда все так останется безвестным!

…пострадай еще в ничтожном мире,

Чтоб повесть рассказать мою”.

Герой ли ты, Гамлет, после того, как мы увидели тебя не твоими глазами?

Я не могу… дать вам здравый ответ: ум мой болен”, — отвечает принц.

 ***

Да… но у нас-то Гамлет потерял память! Что же теперь с ним делать? С амнезией оставлять его в Эльсиноре не хочется. Кто здесь поставит его, забывшего все свои притязания, на твердую почву веры в Бога? Кто разъяснит ему корень счастья – Творца? Кто научит его благословлять каждый миг жизни?

Опьяненная вином страсти, слепо влюбленная в него мать? Дядя Клавдий, способный перешагнуть все границы дозволенного? Суеверный Горацио? Вольнодумный Лаэрт? Подхалим Полоний? Розенкранц? Гильденштерн? Кто? Даже в Офелии, которой не чужда молитва, нельзя быть уверенным наверняка.

Конечно, это не все жители Эльсинора. Да и есть вероятность, что Гамлета отправят на излечение в какой-нибудь монастырь, где призирают несчастных, подобных ему. Все-таки, наверное, можно надеяться, что пройдет время, и он научится радоваться бытию и хвалить Творца, вслед за поэтом:

“За хлеб мой насущный, за каждую каплю воды

Спасибо скажу,

За то, что Адамовы я  повторяю труды,

Спасибо скажу.

 За этот пророческий, этот бессмысленный дар,

За то, что нельзя

Ни словом, ни птичьим заклятьем спастись от беды,

Спасибо скажу.

 За то, что в родимую душную землю сойду,

В траву перельюсь,

За то, что мой путь — от земли до высокой звезды,

Спасибо скажу”.

Арсений Тарковский, 1945 г.

 ***

— Оригинально. Но я не согласен, — раздастся чей-то голос.

— С чем?

— Со всем. Я сочувствую Гамлету. Он мне близок, дорог.

— Но кто? Это всего лишь модель поведения, фантом безысходности. Сочувствовать ей может только… Гамлет.

 

 

 

 

Рейтинг статьи: 0


вернуться Версия для печати

115172, Москва, Крестьянская площадь, 10.
Новоспасский монастырь, редакция журнала «Наследник».

«Наследник» в ЖЖ
Яндекс.Метрика

Сообщить об ошибках на сайте: admin@naslednick.ru

Телефон редакции: (495) 676-69-21
Эл. почта редакции: naslednick@naslednick.ru