Наследник - Православный молодежный журнал
православный молодежный журнал
Контакты | Карта сайта

История и мы

Пасха в станице


 

Наступила и последняя седмица Великого поста — Страстная неделя. Траурно призывает колокол на молитву в церковь последних «спасенников» (говеющих) и весь народ православный на поклонение Страстям Господним. Тянутся вереницы людей туда и обратно, а на дому идёт работа: чистятся и подметают- с дворы, вывозится сор, в конюшнях, сараях, на базах наводится порядок. Хлопочут хозяйки внутри дома: моют, стирают, вытряхивают, белят — идёт генеральная уборка. Базар полон народа— закупают необходимое к празднику. Хотя главные продукты питания и своего производства, но пасхальный стол требует многих добавлений. Нужен особый припас для выпечки пасок; хотя своя мука и белая, но ради праздника можно взять крупчатки — два ноля, нужны напитки для гостей, сласти для детей, а кое-кому купить обновку. Придут в гости и выделенный сын с невесткой, и замужняя дочь с зятем, и с ними внуки и внучки. Сваты, кумовья — всех нужно накормить и угостить по-пасхальному.

Особенно ответственный день, когда пекут паски. Тогда хоть на целый день уходи из дому: нельзя громко слова сказать, чихнуть, высморкаться — осядет тесто. Сколько волнений и переживаний, пока наконец на подушках, покрытых рушниками, не укладываютс в ряд вынутые из форм паски. Слава Богу! Удались! Высокие, румяные и нигде не пригорели — престиж хозяйки спасен.

Дальше идёт легче: варится, жарится, выпекается, красятся яйца, и, наконец, накрывается стол. Длинный пост достаточно изнурил всех — хочется скоромного, но казаки строго придерживались церкви и до освящения ничего скоромного не брали в рот. Пост ограничивал не только еду, но и поведение людей. Считалось большим грехом петь светские песни на улицах и в доме, сквернословить, курить табак, а во время говения и на Страстной муж и жена разлучались в кровати. Слишком силен дьявол, и велика его власть над людьми!.. Стоит лишь в одном попустить, как за ним последует другое, и в конце концов от крепкой семьи и общины останется лишь скотный двор. Наши отцы и деды не были анахоретами, но они знали один из секретов жизни — умеренность.

Вот они сходили приложиться к Плащанице, послали и повели своих детей и ждут пасхальную службу. Выбирается самая высокая паска, обмазывается сверху сахарной пудрой, смешанной с яичным белком, посыпается разноцветными горошинками конфет, укладываются в миски крашеные яйца, сало, соль — всё аккуратно упаковывается в рушники и поручается одному из членов семьи для освящения на заутрене. На дому остается кто-нибудь из старших с малыми детьми и за присмотром двора — остальные направляются в церковь. Уже с вечера церковная площадь начинает заполняться повозками с хуторов и окраин станицы. Постепенно подходят группами пешие, и к положенному часу церковь полна народа. Налицо, во главе с атаманом, вся станичная администрация. Степенно стоят седобородые старики в «чикминях» (черкески), у многих на груди Георгиевские кресты и медали. Между ними в формах казаки, отбывшие действительную службу — у некоторых на погонах красуются серебряные басоны и лычки.

Тут и там вкраплён казачий молодняк в разноцветных бешметиках и балахончиках. Казачки в «басках» (кофтах) и широких юбках с покрытыми головами — считалось неприличным быть в церкви и на улице простоволосыми (городские моды ещё не проникли в казачью среду).

Идёт служба... читаются каноны, священник ещё в чёрном облачении. Но вот он подходит к Плащанице и переносит Её в алтарь. Облачается в светлые ризы и готовится к крестному ходу. В толпе молящихся движение: разбираются по рукам кресты, хоругви, иконы, и все направляются к выходу. Двери церкви закрываются, и тысячная процессия с зажжёнными свечами в руках трижды совершает обход вокруг церкви. Вся площадь освещается движущимися огоньками. Свет усиливается от свечей на пасках, которые сплошным кольцом опоясывают церковь в ожидании освящения.

Наступает торжественная минута: священник останавливаетс у входа, дверь откры-вается, и радостный возглас «Христос воскресе!» раздается в ночной тишине. Из тысячи грудей вырывается в ответ: «Воистину воскресе!». Хор подхватывает Великую весть, и несётся радостное песнопение: «Христос воскресе из мёртвых, смертию смерть поправ и сущим во гробе живот даровав»... Церковные колокола оглашают воздух пасхальным звоном, который разносится далеко по степи и оповещает обитаемые коши о Воскресении Христовом. Там тоже не спят, бодрствуют и ожидают освящённого для разговенья. Радуется казачий народ, христосуются, освящают паски, слушают Пасхальную службу и потом в кругу своей семьи разговляются. Вспоминали отсутствующего члена семьи: сына, мужа, брата, который в далеком Закавказье нес государственную службу. Говорила мать, отец, жена: «Хай ему лыгенько згадается»!.. и невольная слеза катилась по щеке. Перечитывали вновь письмо, полученное к празднику: «Я, слава Богу, живой и здоровый, и конь Черкес тоже... того от Господа Бога и вам желаем... А ещё поздравляю вас, дорогие родители, с Вылыкоднём Паски и трижды христосываюсь и со своею любезною женою Пелагеею Федоровною со чадама... А ещё передайте поклон богоданным родителям, а ещё.» — следует целый список родственников... «Моя служба, слава Богу, идёт хорошо. Командир у нас строгий, но входит в обстоятельства жизни и казаков не обижает и под суд не даёт, а если кто провинится, то набьёт морду... Вахмистром у нас станышнык Глушко — чоловик сурьёзный и казак настоящий... А грошей не посылайте, бо я знаю, шо воны вам на лито нужны. Командир обищав на лито пустыть меня на побывку — то я вам помогу хлиб убирать. Опишите обстоятельства вашей жизни и скилько приплоду в хозяйстве»...

—        Бач, Палажко, як вин, бидный, побывается за домом... Спакуй ему паску, сала, кра-шенок, пирога сладкого и однысы Кравцю, шо прышов у отпуск — вин передасть... — говорила мать невестке, а батько добавлял:

—        Хоть вин и не просэ грошей, и всё ж трёшныцу послать треба... Нада ж и начальство угостыть, як гостынец з дома прыйдэ... Письмо я сам отпышу: шо и як.

После розговень старшие немного отдыхали, а молодёжь собиралась на гулянье. По станице в разных местах сооружались качели, куда стекались парубки и дивчата. Подвязав внизу юбки платками от нескромных взглядов хлопцив, красавицы казачки высоко подбрасывали друг друга в воздух, подзадоривая будущих женихов. Женихи острили: «Эй, Оксано! Не напирай дуже, а то «честь» выпадэ». — «А ты рот закрый, а то «она» прямо туды попадэ»... — отвечала бойкая дивчина. Смех, песни, шум наполняли улицы станицы и к великому торжеству праздника присоединяли радость молодости, которая лишь раз в жизни бывает. Старшие, отдохнув, ходили в гости или принимали гостей у себя дома. Группы так называемых визитёров (гостей «накоротке») посещали знакомые дома, оказывая внимание хозяйке и хозяину, но в то же время не забывали и себя — к вечеру так «нагружались», что еле находили свои дома. Вот и в наш дом направляется несколько человек: фельдшер Макарыч, старший писарь и несколько учителей. Большой оригинал был Макарыч! Его все знали: от детворы и до дряхлых стариков. Он лечил всех хиной, касторкой, а своих сверстников — водкой с перцем, так как и сам «лечился» вместе с ними. Заядлый казак одной из закубанских станиц, страстный охотник, балагур и рассказчик — он, как говоритс , мог и мёртвого расшевелить. Смотря по настроению, он подражал то «Запорожцу за Дунаем», то самому «Зелим-хану». Жена у него была милая казачка, но когда временами на него находила «дурь» и он, раздевшись, изображал запорожца и палил из двустволки в потолок, то она на целый день убегала к соседям. Неплохой был казак, а если и случались «прорыты», то виною была водка.

Сегодня Макарыч при полном параде: чёрная черкеска с белыми газырями, белый ба-лахон, широкий и длинный кинжал на поясе с  костяным набором, на голове косматая шапка — одним словом, «злой чечен ползёт на берег... точит свой кинжал»...

И вот визитёры входят в дом... Христосуются, поздравляют с праздником... Моя матушка, теперь покойница, любезно приглашает в горницу хлеба-соли откушать. Макарыч выступает на сцену: «Ну и паска у Варвары Емельяновны! Нигде такой не видел!», «Ну и поросёнок... закусок! Так и просится рюмка водки!» — это говорит он всем хозяйкам, у кого бывает, и все довольны. Большой дипломат Макарыч!... Рюмка по рюмке... то под селёдочку с луком и уксусом, то под поросёнка с хреном в сметане, то за хоз юшку, то за хоз ина «дома сего», и гостей потянуло на песню.

—        А ну, затянем нашу казачью «Пойихав казак на чужбину далеку, на верном коне он своём вороном»... — предлагает Макарыч. Хотя у него и порядочный «козлитон», но он всех покрывает и всеми дирижирует. Мать расчувствовалась и роняет слезу...

—        А ну, инженер, собирайся и пойдём с нами с визитом к Беловидовым (в дом священника, а я учился в Киевском политехникуме, откуда и «инженер»). Небось, давно не видел Варьку... соскучился? (Варя — одна из трёх дочерей священника — моя юношеская симпати я).

Вот так Макарыч! При всех начал выдавать мои тайны. Но сюрприз ещё ожидал меня впереди. Выпили по стременной и направились к Беловидовым. Дом о. благочинного отличался гостеприимством, и двери его были широко открыты для местной интеллигенции. Сам о. Иоанн жил с казаками в большой дружбе, и его любили за простоту и общительность. Матушка любила играть в преферанс «по маленькой» и в лице Макарыча, писаря и заведующего 2-классным училищем всегда имела партнеров.

По «хорошему тону» неудобно обыгрывать даму, да ещё оставаться на ужин с водочкой, они ей уступали, а она искренне верила в своё искусство игры. Девицы, очень милые барышни, учительствовали в станичных школах и уже одним этим участвовали в казачьей общественной жизни.

По всему этому наш визит был вполне уместен. Макарыч оставался верен себе: «Ну и паска у матушки благочинной! Нигде такой не видел!.. А стол — прямо царский...»

Писарь красовался перед девицами как павлин. На нём новая черкеска, красный балахон, обшитый галуном, серебряный сплоть кинжал на поясе с таким же набором, газыри с цепочками, которые подвешены к плечам и закреплены серебряными звёздочками — одним словом, красавец, да и только! Служа в областном правлении, он научился и особой «галантности», которая называлась «писарским шиком» и перед которой не могла устоять ни одна красавица с Дубинки (рабочий район Екатеринодара). Конечно, на серьёзный успех у поповен Михаил Степанович и не рассчитывал, но вращаться в высшем станичном свете льстило его самолюбию.

—        Ну, господа, пожалуйте к столу и отведайте моей паски!... Прошу не стесняться и быть как у себя дома... Отец благочинный просит его извинить — он устал за пост, к тому же вечером служба. Вы какую водку предпочитаете, Макарыч? Вот эта настояна на зверобое, та — зубровка, а вот та — ваша любимая перцовка... — приглашает матушка.

—        Чтобы вас не обидеть, ни от одной не откажусь, — отвечает «трезвенник» и, вооружившись ножом и вилкой, атакует копчёного гуся. Другие тоже не отстают и тянут себе на тарелки кто кусок окорока, кто барашка, кто сосунчика-поросёнка... Ну и аппетиты были же тогда!

Но от этого о. благочинный не обеднеет: приход богатый, казаки — народ щедрый.

—        А вы что же, Федор Евменьевич, мало кушаете и ничего не пьёте? — обращается матушка ко мне.

—        Да он всё на Варю любуется, давно не виделись... — выпаливает всё тот же Макарыч.

Бедная епархиалка — как мак, «инженер» — как рак варёный. Кругом покровитель-ственный смех, и лишь матушка благочинная сделала замечание:

—        Ну что вы, Макарыч, детей смущаете...

Но с него как с гуся вода, «зверобой» оказывал своё действие... Дальше все хором запели «Ревэ тай стогнзи Днипр широкый, горою хвылю пиднима».., потом одна из поповен заиграла на пианино, и пошли танцы. Визит превратился в «бал». Пробовала провинция переключаться на городской лад, но, кроме комизма, из этого ничего не получалось. Но этот комизм, вызывал здоровый смех, и мы тогда не знали холодного оскала современного так называемого «культурного общества».

Вспоминаются мне ещё конские скачки для подростков-казачат. Было это, если не ошибаюсь, при станичном атамане Нежибецком. На выгоне за станицей очерчивался плугом круг, где инструктор из вахмистров знакомил участников с правилами скачек. В назначенный день почти вся станица была на выгоне. Молодые наездники в бешметках, подпоясанные ременными поясками с набором, лихо сидели на своих лошадях. Тут были и отцовские строевые, уже попробовавшие хомута, и просто дома выращенные маштаки. Не так важен был результат скачек, как их внешний вид, для поддержания духа в подрастающем поколении. А поколение действительно было налицо: одни собирались скакать, другие юрко шныряли в толпе взрослых, третьи, уцепившись за юбку матери, ковыляли ещё не окрепшими ногами. Присутствовали и такие, которых грудь матерей интересовала больше, чем скачки. Да. Смена тогда была... С любовью взирали казаки на свой молодняк и, кружками собравшись у подвод, пили чарку горилки. Станичная музыка подогревала праздничное настроение. Кто-нибудь не выдерживал и начинал выписывать кренделя. Но вот подкатила тройка станичного атамана, на столе разложены призы, делаются последние распоряжения и даются наставления. Отцы проверяют седловку, матери также дают советы: «Ты ж, Грышко, Сашко... держися добрэ... гляды не упады»... Грышки, Сашки только отмахиваются руками — не впервые им летать через головы лошадей, это дело для них привычное. Наконец, команда выстроена, дан флажком знак, и казачата понеслись... Ничего не разобрать вначале — сплошная каша, но постепенно лошади вытягиваются в линию, отдельные всадники вырываются вперёд, другие отстают. В толпе зрителей волнение: слышатся голоса: «Чый попереду! Глушко!.. та ни... Гарьку- ша! Та якый там Гарькуша!.. Всих выдэ до Ды- нысенко!» А на последней четверти круга идёт борьба... Пущены в ход плети, руки, ноги. Лошади храпят... И, наконец, финиш.

Победителя встречают рукоплесканиями, музыка играет туш. Подходят и отставшие, а самый задний, без шапки, награждается весёлым смехом и громом также рукоплесканий. Несмотря на неудачу, он добросовестно доводит скачку до конца и не сокращает путь напрямик. Атаман раздаёт призы: тому кинжал, тому шапку, тому пояс, и так до 5-го номера. Остальным достаются пакеты с орехами и конфетами. Самого последнего похлопал по плечу: «Как же ты, братец, отстал?» — «Та проклята кобыла всё норовы- ла до дому — лоща осталось... а то я був бы первый... Она дуже швыдка...» — «Ну ничего!

В другой раз, як лоша выросте, ты засидлай его». — «Тошно так, господин атаман, засидлаю».

Скачки закончены. Солнце уже садилось... Народ весело расходился. Не без того: были и легшие «костьми», но это не смертельно. Завтра опохмелятся и будут как ни в чём не бывало рассказывать о скачках и тем, кто их видал более трезвыми глазами.

 

Из очерка Федора ГОЛОВКО «Нет ничего милее»

Впервые опубликовано в журнале «Родная Кубань»

 

← Вернуться к списку

115172, Москва, Крестьянская площадь, 10.
Новоспасский монастырь, редакция журнала «Наследник».

«Наследник» в ЖЖ
Яндекс.Метрика

Сообщить об ошибках на сайте: admin@naslednick.ru

Телефон редакции: (495) 676-69-21
Эл. почта редакции: naslednick@naslednick.ru