История и мы

Похабный мир

 

Предыдущая главка

 

1918-й только начался. III съезд Советов одобрил действия большевиков по отношению к Учредительному собранию, принял “Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа”. Два с половиной месяца, отделяющие III съезд Советов от Октября, Ленин называл периодом триумфального шествия Советской власти. Все основания для этого есть. Советское правительство провело за это короткое время ряд чрезвычайно важных преобразований в жизни общества. Уже говорилось выше, что был введен рабочий контроль над производством, национализированы крупные предприятия и банки, создан ВСНХ, который стал органом управления и планового руководства страной.

В раскрепощении женщин, уравнивании их в правах с мужчинами важную роль сыграл декрет ВЦИК и СНК “О гражданском браке, о детях и о введении книг актов состояния”. А первая советская свадьба была сыграна в середине ноября 1917 года. Ее отпраздновали два наркома — А.М. Коллонтай и П. Е. Дыбенко. Записью их брака началась новая книга актов гражданского состояния.

Период между II и III съездами насыщен чрезвычайно активной законодательной деятельностью. Создается новый государственный аппарат, закладываются основы социалистического суда, образуется советская милиция, главный орган борьбы с конрреволюцией — ВЧК.

III съезд Советов вслед за Декларацией обсудил вопросы о государственном строительстве, национальных отношениях. В центре внимания делегатов были доклады о деятельности ВЦИК. Совнаркома. При их обсуждении меньшевики, правые эсеры, меньшевики-интернационалисты выступили против внутренней и внешней политики Советской власти. Однако большинством голосов Съезд одобрил деятельность ВЦИК и правительства. Но главным, что характеризовало Съезд было принятие “Декларации прав трудящегося и эксплуатируемого народа”. Документ провозглашал полновластие Советов, формулировал основные задачи Советского государства, законодательно закреплял идеи советской федерации. Декларация провозглашала, что Российская Советская Республика учреждается на основе свободного союза свободных наций, как федерация советских национальных республик... Делегаты утвердили основные положения Закона о социализации земли.

Принятыми решениями III съезд закрепил организацию новой государственной власти, созданной Октябрьской революцией, наметил вехи грядущего социалистического строительства.

Однако положение молодой республики нельзя было считать прочным, пока продолжалась империалистическая война. Новое правительство сразу после Октября развернуло напряженную борьбу за мир. Это диктовалось необходимостью получить передышку для закрепления и развития социалистической революции, для создания боеспособной армии, которая могла бы противостоять внешней и внутренней контрреволюции.

Не все это понимали. Группа “левых коммунистов” — Н. И. Бухарин, А. Ломов, Н. Осинский и некоторые другие выступают против заключения мира, выдвинув лозунг “революционной войны”. Ленин доказывает, что мир нужно заключить немедленно. Обсуждение выявило у большевиков три мнения по этому вопросу. Около половины руководство высказалось за революционную войну (эту точку зрения иногда называли “московской”, ибо ее раньше других организаций приняло Московское областное бюро); затем около четверти за т. Троцкого, предлагавшего “объявить состояние войны прекращенным, армию демобилизовать и отвести по домам, но мира не подписывать”, и, наконец, около четверти за Ленина.

Создалось чрезвычайно тяжелое положение, нужны были величайшая выдержка и твердость Ленина, чтобы, оставаясь в меньшинстве, доказать партийным кадрам необходимость принятия тяжелых условий мира во имя спасения молодой Советской республики. Как уже говорилось выше Троцкий заявил в Бресте о прекращении войны и демобилизации армии без подписания мира. Немецкое командование воспользовалось этим и 18 февраля возобновило военные действия на всем русско-германском фронте.

Утром того же дня заседает ЦК РСДРП (б). Ленин дважды выступает на этом заседании, убеждает товарищей в необходимости подписания мирного договора с Германией. Свою точку зрения по этому вопросу Владимир Ильич излагает на заседании СНК, на совещании с членами Президиума ВЦИК в Таврическом дворце. Снова выступает на заседании ЦК РСДРП (б) и ставит вопрос о немедленном принятии германских условий мира, высказывается против предлагаемой Л. Д. Троцким тактики затягивания и выжидания, выступает против “левых коммунистов” — сторонников немедленной революционной войны.

…На самом севере Белоруссии, втиснувшись в междуречье Западной Двины и Дриссы, расположился небольшой провинциальный городок Дрисса, ныне Верхнедвинск. Тихий, спокойный городок. Именно таким он был в том далеком 1918-м. Сразу же после Октября здесь был создан Советов рабочих и крестьянских депутатов, который возглавил двадцатилетний коммунист Л. Урбан. Лука Борисович — выходец из батрацкой семьи, окончил Двинское реальное училище, продолжил учебу в Петрограде, работал в Псковском лесничестве. После революции вернулся в родные места устанавливать Советскую власть.

18 февраля 1918 года тихий провинциальный городок Дрисса стал прифронтовом. Троцкий докладывает председателю СНК о взятии немцами Двинска.

ДОКУМЕНТ

В. И. Ленину

“Срочно, вне очереди.

Петроград.

Копия Витебскому губсовету.

19 февраля 1918 года.

Немцами занят Двинск и они продолжают двигаться дальше. Телеграфируйте срочно, что делать Дрисскому Совдепу, секциям, казначейству в случае приближения немцев к Дриссе”.

Телеграмма поступила в Петроград поздно ночью. Ленин был на заседании Совнаркома, глее решался вопрос о Брестском мире. Он стремительным почерком набросал ответ Л. Урбану: “Оказывайте сопротивление, где это возможно. Вывозите все ценное и продукты. Остальное все уничтожайте. Не оставляйте врагу ничего. Разбирайте пути — две версты на каждые десять. Взрывайте мосты”.

Положение складывалось тяжелое. Кроме Двинска, немцы оккупировали Венден, Минск, другие города, 19 февраля заседает Совнарком. Речь идет о внешней политике в связи с наступлением германских войск, об организации обороны Советской республики. Не все понимают нависшую опасность, Не хотят слышать доводов о необходимости мира ближайшие сподвижники, “левые коммунисты”. Ленин убеждает, спорит, взывает к разуму. Из-под его пера выходят статьи: “О чесотке”, “Мир или война?”, “Несчастный мир”, “Странное и чудовищное”, “На деловую почву”. Он выступает на заседаниях ЦК РСДРП (б), Совнаркома, ВЦИК с требованием немедленно заключить мир.

22 февраля снова заседает ЦК РСДРП (б). Троцкий докладывает о предложении французов и англичан содействовать нам в войне с немцами. Идут дебаты по этому вопросу. Ленин выражает свое отношение к нему запиской: “Прошу присоединить мой голос за взятие картошки и оружия у разбойников англо-французкого империализма”. Свою позицию определяет и Н. Бухарин: “Сим заявляю, что выхожу из состава ЦК и слагаю с себя звание редактора “Правды”.

7 раз собирался ЦК, чтобы решить вопрос о мире. Убеждая в необходимости подписания мира, Ленин одновременно заботится и об организации отпора германским войскам. Он пишет декрет СНК “Социалистическое отечество в опасности!”, затем дополнение к нему. В первых числах марта составляет текст радиограммы “Всем Совдепам. Всем. Всем” о необходимости усиления мер обороны в связи с предположениями о возобновлении наступления германских войск.

3 марта в Брест-Литовске был подписан мирный договор, а 15 марта на IV Чрезвычайном съезде Советов поставлен вопрос о его ратификации. Во время голосования группа “левых коммунистов” подала в Президиум съезда заявление с просьбой предоставить слово В. В. Куйбышеву для оглашения Декларации по мотивам голосования. Вот что гласила эта Декларация: “...Мирные условия... не только лишают рабочих хлеба и угля, не только раздробляют силы пролетариата, разрывая на части единый фронт борющегося рабочего класса России: они ставят Советскую власть в такое положение, в котором она будет вынуждена делать ряд уступок в своей внутренней политике, постепенно укорачивать те завоевания, которые принесла с собой Октябрьская революция; они чрезвычайно уменьшают и международное значение великой Советской республики. В то же время заключение мира сеет в усталых рабочих и крестьянских массах России иллюзию о возможности перерыва в борьбе с международным капиталом... Мы стоим за революционную войну против бандитов империализма, продолжающих наступать на нас даже после подписания мирного договора. Мы полагаем, что этот договор не должен быть утвержден. Наоборот, его нужно заменить призывом к священной обороне социалистической революции... Полагая, что наш долг международных коммунистов заставляет нас открыто заявить о своей позиции, считая, с другой стороны, что раскол пролетарской партии был бы сейчас вредным для дела революции, мы оглашаем эту декларацию, но при голосовании вопроса о ратификации договора против решения партии не голосуем, а воздерживаемся”.

Декларация была подана от имени 64 человек. В числе подписавшихся: Н. И. Бухарин, М. В. Фрунзе, И. Ф. Арманд, А. С. Бубнов, П. Е. Дыбенко, А. М. Коллонтай, А. Ломов (Г. И. Оппоков) и другие.

Поименным голосованием съезда подавляющим большинством голосов ратифицированы мирный договор.

“Если бы большевики вняли призывам “левых коммунистов” и левых эсеров “не предавать дело мировой революции”, германская армия в считанные недели захватила бы и Петроград, и Москву”, считает политолог, бывший посол СССР в Германии, — С. Илларионов. — Соответственно ни о каком сохранении советской власти речи бы не было: большевикам прекрасно было известно о настроениях определенной части общества (преимущественно зажиточных и образованных слоев населения), жаждавших прихода немцев и свержения “узурпаторов (“Российская газета”, № 54. 2008 г.).

Одновременно с российской делегацией в Бресте переговоры о мире вела делегация Украинской рады. 9 февраля она подписала договор о сепаратном мире. Антанта и США на это отреагировала отнюдь не отрицательно. Западные державы и тогда привечали украинских националистов. Находившиеся на Украине представители Антанты давали деньги Раде и натравливали ее на советскую Россию. В свою очередь Рада помогала русской контрреволюции — генералам Каледину и Дутову, не пропускала верные большевикам отряды, направляемые для борьбы с генералами, разоружала их. Одновременно она призвала на украинскую территорию немецкие войска. По договору от 9 февраля Рада обязалась поставить до 31 июля 1918 г. Германии и Австро-Венгрии 1 млн тонн хлеба, 400 млн штук яиц, большие партии скота, а также сало, сахар, лен, пеньку, марганцевую руду и т.д. В секретном добавлении к мирному договору Австро-Венгрия получила возможность образовать в Восточной Галиции автономную Украинскую область.

Брестский мир вслед за Лениным, историки называют “похабным”, унизительным, грабительским и это так. Как уже говорилось “спасибо” за это надо сказать Троцкому.

Провозгласив лозунг “Ни мира, ни войны”, он, возглавлявший российскую делегацию на переговорах, демонстративно покинул Брест. В ответ немцы начали наступление и захватили огромные территории в Прибалтике, в Белоруссии, на Украине и нацелились на Петроград. Одновременно они предъявили новые требования. В итоге большевикам пришлось подписать договор, по которому от России отторгались Польша, Прибалтика, часть Белоруссии, а также Каре, Ардаган и Батум на Кавказе (в пользу Турции). Россия обязывалась также вывести войска из Украины, выплатить 3 млрд рублей репараций золотом, демобилизовать армию.

Когда же перед ратификацией договора большевики обратились к Вашингтону с запросом, на какую помощь со стороны США, Англии и Франции Россия может рассчитывать, если Россия откажется от ратификации, то не получили ответа, хотя как раз в эти дни в Москву поступила телеграмма президента США Вильсона с выражением сочувствия русскому народу, “страдающему от ужасов войны”.

И теперь мы знаем, почему ответа не последовало. “Потому, что уже в те дни в американском Госдепе готовилась знаменитая географическая карта, подтвердившая намерение США отторгнуть от России Прибалтику, Белоруссию, Украину, Кавказ, Сибирь и Среднюю Азию. А телеграмма с выражением сочувствия — пример типичного для стран Запада традиционного лицемерия по отношению к России”, — замечает С. Илларионов (“Российская газета”, № 54. 2008).

С первого дня договор начал нарушаться. Нет, на возобновление “большой войны” немцы не рискнули, но потихоньку продолжали прирезать к себе чужую территорию. Базой при этом для них служила Украина, находившаяся в руках националистов. Так, уже в марте немецкие войска, ссылаясь на нечеткую границу России с Украиной, заняли Донбасс, в апреле переместились в пределы Курской, Орловской и Воронежской губерний, в мае объявились в Крыму. Несколько отвлекаясь от темы, заметим, что в августе 1918 года Германия навязала Советской России дополнительный договор и финансовое соглашение, в которых выдвигались новые грабительские требования.

После Ноябрьской революции 1918 года в Германии, свергшей кайзеровский режим, ВЦИК аннулировал 13 ноября Брестский мир. Но легче Советской власти не стало. Сразу после подписания Брестского мира началось вооруженное вторжение на нашу территорию войск стран Антанты и США, при участии Японии. Первая высадка союзников произошла в Мурманске. Кстати, в Мурманск их призвал человек Троцкого, председатель Мурманского Совета Алексей Юрьев. Мотивация — “необходимо оборонять Мурманский край от немцев”. Юрьев даже заявил, что Мурманский край отделяется от России. После изгнания интервентов Юрьева отдают под суд, но по требованию Троцкого выпускают.

Когда американские, английские и японские крейсеры появились во Владивостоке, объяснение было: “для защиты наших подданных”. И это все не случайно.

Еще в декабре 1917 г. Англия и Франция заключили между собой соглашение о разделе зон влияния в России. И уже на второй день после капитуляции Германии, генштаб главного командования армиями Антанты разработал план “уничтожения большевизма”. Предполагалось развернуть военные действия, начатые на севере, в направлении Петрограда и в других районах, предпринять интервенцию на Украину через Румынию и Черное море. Для этого намечалось использовать 5 французских дивизий, 7 английских, 10 греческих и 2 итальянских. Кроме того, было решено привлечь к борьбе с большевиками немецкие войска, заставив их остаться в оккупированных районах Украины, Белоруссии и Прибалтики. Что до правительства США, то оно сообщило Англии, что также будет продолжать интервенцию в России после подписания мирного договора с поверженной Германией. К слову: в тот день, когда от Вильсона поступила в Москву телеграмма с выражением сочувствия населению России, из США к российским берегам пошли военные корабли.

Иностранные солдаты пришли на север и юг европейской части России, на Кавказ и в Среднюю Азию, в Сибирь и на Дальний Восток. И везде они вмешивались в гражданскую войну, помогая белым оружием, техникой, деньгами, а то и воинскими подразделениями. Под руководством союзнических дипломатов активизировалось и контрреволюционное подполье. Наиболее крупным из раскрытых заговоров был заговор Локкарта. Английский дипломат подготовил его при участии французского и американского консулов. На взгляд С. Илларионова очевидно: “не будь иностранного вмешательства, гражданская война не была бы у нас столь кровавой и долгой. Она закончилась бы не в ноябре 1920 г., а самое позднее годом ранее?” (“Российская газета”, № 54, 2008 г.)

Но вернемся к Брестскому миру. Несмотря на все его издержки, эта он дал большевикам небольшую мирную передышку, что дала возможность сосредоточиться правительству Ленина над решением актуальным проблемам хозяйственного строительства.

Самые разные вопросы рассматривал Совнарком — о централизации управления, о планах строительства Волховской, Свирской и Шатурской ГЭС, о национализации внешней торговли и строительстве узкоколейки для подвоза хлеба Москве, о хлопковой программе, об обороне Мурманска и распределении спичек, о трудовой дисциплина и о заработной плате, окладе высшим служащим и чиновникам. На этом документе, хотелось бы несколько задержать внимание читателей. Согласно ему, предельный месячный заработок народным комиссарам устанавливался в 500 рублей, с прибавкой 100 рублей па каждого нетрудоспособного члена семьи. Примерно столько же составлял и средний заработок рабочего.

...Мартовским утром 1918 года на прием в Совнарком спешил Яков Васильевич Мамин. Поднимаясь по ступенькам кремлевской лестницы, талантливый изобретатель-самоучка думал о том, как коротко и толково, чтобы не занимать у главы правительства лишнего времени, изложить план строительства первого в стране тракторного завода. Переступив порог кабинета Председателя Совнаркома, встретил его внимательный взгляд. И вот они уже сидят, в деталях оговаривая будущее детище, которое порешили возводить в городе Марксе Саратовской области. На этом заводе, получившем имя “Возрождение”, и был организован выпуск тракторов, сконструированных Маминым...

...Истекал первый год Советской власти. Год был трудным Как отмечалось на заседании ВЦИК 4 ноября 1918 года, этот год вобрал в себя многое, он может считаться за десятилетия. Пролетарская революция дала впервые возможность подавляющему большинству населения России приложить руки к делу и пожинать плоды этого труда не другим, а самим.

Вместо послесловия

...Прошло около ста лет после Октября 17-ого. Так кто же ее осуществил? Историки о сих пор осмысливают это.

Владлен Логинов, доктор исторических наук, профессор:

“Октябрьская революция, вызревала на протяжении многих-многих лет. Когда правительство не решает вопиющих проблем и даже делает вид, что их не существует, начинается череда очень сложных и драматичных процессов. В обществе, в разных его сегментах, накапливается злоба, вызванная несправедливостью верхов, а после начинается вообще отторжение властей. И даже если власть при этом предложит нечто разумное, всё равно это не находит поддержки в обществе. К примеру, в реформах Столыпина было немало полезного для страны, однако народ на дух их принимать не хотел. У народа было свое, представление о справедливости и о том, как надо решать аграрный вопрос” Можно ли было избежать колоссальных социальных потрясений? Нет. Ленин еще “гостил” в Швейцарии, а здесь уже всё стало ясно. Меньшевик Скобелев тогда во всеуслышание заявил: мы стоим накануне второй “настоящей” революции, которая будет гораздо сокрушительнее первой. А министр внутренних дел царского правительства Дурново ещё в конце 1913 г. подготовил доклад-меморандум, указав, что в России не может быть политической (демократической) революции, она будет социальной, социалистической...”  (“Литературная газета”, № 36, 2007 г.)

Валерий Шамбаров, доктор исторических наук, профессор:

“Факты говорят о том, что российская революция вообще не была вызвана внутренними экономическими или социальными проблемами. Она была преднамеренно спланирована и организована враждебными нашей стране внешними силами, сумевшими целенаправленно расколоть русский народ и стравить между собой. Участвовали в этом деле правительственные, финансовые круги и спецслужбы западных держав. Причем не только и не столько держав, находившихся с Россией в состоянии войны, но и государств, считавшихся её друзьями и союзниками — в первую очередь США и Великобритании, для которых наша страна в начале XX в. стала слишком сильным конкурентом”. (“Литературная газета”, № 36, 2007 г.)

Игорь Фроянов, доктор исторических наук, профессор:

“Отходит, кажется, в прошлое примитивное представление, согласно которому в октябре 1917 года в Петрограде произошёл государственный переворот, осуществленный кучкой международных авантюристов, возглавляемых Лениным. Исторические факты неопровержимо свидетельствуют о том, что революции в России начала XX века явились результатом сравнительно длительного развития российской жизни, где заключительной фазой и стал Октябрь. Вот почему Октябрьскую революцию нельзя рассматривать изолированно от Февральской и революции 1905—1907 гг., а также ещё более отдаленных от нем событий. В противном случае не понять историческую роль и предназначение Великого Октября”. (“Литературная газета”. № 36, 2007)

Почему же в конце этой цепочки переворотов власть оказалась именно у большевиков? Дело в том, что, скорее всего, создание гражданского общества на территории России с сильной экономикой ни в Европе, ни в США не предполагалось: наоборот, предполагались разделение страны и её сырьевая колонизация. Именно эту роль довольно эффективно сыграли большевики, заключив Брестский мир и начав глобальную экспроприацию под видом национализации. Национализация же (при отсутствии эффективных управленцев в принципе) была подготовкой ко второму этапу - передаче ресурсов в “правильные руки”.

Алексей Мухин, директор Центра политической информации:

“Уже в начале 20-х годов стало очевидным, что группа товарищей (большевиков), имевших специфические обязательства перед Западом, ведёт страну к реализации именно этого сценария. А переход от т.н. военного коммунизма к новой экономической политике (НЭП) только подтвердил правильность данного предположения: создавался реальный механизм перераспределения собственности. То, что Ленин, Троцкий и их окружение не собирались долго удерживать власть, подтверждают значительные вклады в иностранные банки и активный вывоз экспроприированных ценностей за рубеж, чем, кстати, в конце концов и воспользовались западные правительства через свои спецслужбы — с целью компенсации своих расходов на организацию российских переворотов.

Временный характер подтвердила и показательная жестокость, с которой проводился красный террор (превентивно или в ответ на террор белый), и равнодушие к жизням сотен тысяч уничтоженных для сохранения “шокового эффекта”, при условии которого и держалась власть большевиков на первых этапах. В результате, однако, произошла смена политических обстоятельств, ознаменовавшаяся болезнью, отстранением от власти и смертью Ленина, а в новом руководстве страной постепенно стали доминировать великодержавные настроения: практика террора сменилась организационной активностью.

Однако остановка дезинтеграции и образование СССР, аналога Российской империи, предпринятые Сталиным, привели к изоляции страны на долгие годы: в этом выразились обида в разочарование некоторых доминирующих стран Нового и Старого Света, рассчитывавших на дешёвый колониальный материал в том, что “эти русские к своему сырью. (“Литературная газета”, № 36, 2007 г.)

Александр Солженицын, писатель:

“В том, что революция произошла, виноваты власть, правящая верхушка и депутаты, и элита. Наши русские слабости — и определили нашу историю, под уклон — бессмыслицы никонианского раскола, жестоких петровских безумств и уродств, и через национальный обморок послепетровской чехарды, вековую трату русских сил на внешние, чуждые задаче, столетнее зазнайство дворянства и бюрократическое окостенение сквозь XIX век... Не посторонний заговор был, что мы покинули наше крестьянство на вековое прозябание. Не посторонний заговор был, что величавый и жестокий Петербург, подавлял теплую малороссийскую культуру. Не посторонний заговор был, что по четыре министерства не могли рассудить, кому из них принадлежит какое-нибудь дело, и годами изморочно прокручивали его по четырем кругам, еще в каждом от помощника столоначальника до министра. Не посторонний заговор был, что один за другим наши императоры не понимали темпа мирового развития и истинных требований времени...” (А. Солженицын. Двести лет вместе. С. 495)

Как видим, единого мнения о том, кто же делал революции в России у историков нет и, видимо, не скоро оно будет, ибо революции в России нельзя очертить какими-то колоннами, загнать в прокрустово ложе. Но авторы практически единодушны в том, что социальный взрыв в российском обществе назревал давно, обусловлен острейшими социальными противоречиями, Октябрь 17-ого стал ответом на национальную катастрофу, явился логическим продолжением двух предыдущих революций — 1905—1907 годов и февраля 1917-ого. В октябрьской революции слились в единый, несколько мощных потоков недовольных самодержавием, политикой царя: пролетарская социалистическая революция; крестьянская буржуазно-демократическая, незавершенная в Феврале; национально-освободительная борьба народов, поднимавшихся к собственной государственности и национальному развитию, общедемократическое движение интеллигенции за право участвовать в управлении государством в управлении государством, и обществом.

Однако считать ее чисто внутренней, русской революцией, значит погрешить против правды. Как уже говорилось, недовольство народов Российской империи самодержавием, верховной властью, равно как и властью на местах было всегда, на протяжении многих веков и это недовольство выливалось в бунты, восстания, но до революции, т. е. разрушения всех государственных устоев дело  не доходило. А тут дошло. не сразу, правда. Революция 1905—1907 годов и Февральская 1917-ого были не завершенными, являлись своего рода прелюдией ибо организатором  ее не удавалось сразу осуществить задуманное ими. Свой вклад и очень весомый, пожалуй даже основной в свой весомый вклад в ее осуществление внесли, безусловно, и западные страны, и масоны, и евреи, и политические партии, поддерживаемые зарубежными денежными воротилами, которых Россия веками всегда манила к своей территории, к своим богатствам, и стояла поперек горла. Одни страны и их политики еще со времен всевозможных рыцарей, интересовало расширение жизненного пространства, других — природные ресурсы, третьих — по-существу бездонный рынок и дешевая рабочая сила... Словом, у каждой страны было свое на уме, но интересы многих переплетались.

На взгляд автора, Октябрьская революция не совсем по тому плану, который задумали мировые воротилы. Русский народ взялся сам осуществлять ее, подчинил своим интересам. Несомненно Октябрьская революция принесла пользу народам России, совершила первый прорыв к социальной справедливости, стала мощным толчком в развитии человечества. Она дала людям “Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа” и “Декларацию прав народов России”, “Декрет о мире” и “Декрет о земле”. В конечном итоге революции в России не только потрясла мир, но и создала образ ХХ века.

Такую оценку Октября разделяют многие, и это не является большевистской оценкой, как победившей идеологии, а оценка события с высоты “птичьего полета” истории. Важнейшие решения прошлого нельзя маркировать категориями “плохое” — “хорошее”. Нельзя события считать значимыми только потому, что они нравятся, и, наоборот, умалять их значение, если кажутся непривлекательными. В истории оценочные категории всегда очень субъективны. Объективно, если рассматривать с точки зрения населения на мировую историю, то можно смело утверждать, что ХХ век определен Октябрем.

Важнейшим следствием революции, о чем сейчас, к сожалению, стали уже забывать многие, стало падение системы колониализма. И это — следствие Октябрьской революции — мы можем оценивать исключительно как положительное. Мы говорим не только об экспорте революций в колониальные страны, не менее важно то, что революция не только идеологически, но самим фактом своего свершения нанесла сильнейший удар по европоцентризму. И тем самым Россия постепенно меняла лицо мира, даруя право на самостоятельное развитие странам, которые “просвещенная Европа” рассматривала исключительно с точки зрения пополнения своих богатств.

Огромное влияние Октябрьская революция оказала на крупнейшие азиатские страны. Китай получил независимость и территориальную целостность благодаря активной политике СССР в этом регионе. После Второй мировой войны колониальная система рушилась уже лавинообразно; благодаря нашей поддержке многие страны Ближнего Востока, Африки и Латинской Америки вставали на путь самоопределения.

Еще одно прямое следствие Октября лежит в области глобальных социальных изменений. Революция в России стала катализатором роста популярности социалистических идей во всем мире. Хотя мы вынуждены сегодня признать, что в самом СССР коммунисты встали на путь подавления частной инициативы, и это в конечном счете привело к краху державы, освободившей мир от фашизма. Но после Октябрьской революции повсюду в мире, и прежде всего в европейских странах, началось победное шествие движения за права трудящихся. Страх перед революцией и ее последствиями, с одной стороны, и поддержка СССР рабочих и коммунистических движений — с другой, привели к постоянному со вершенствованию трудового законодательства западных капиталистических стран и реализации социальных программ для трудящихся. В результате этих процессов к концу ХХ века в ряде государств Запада сложилась новая социально-экономическая модель — модель эволюционного социализма. Ее очень не хватало самому СССР, который нес тяжкий крест оплаты мировой свободы и мирового социализма.

Внутри страны мощный импульс, родившийся в 1917 г., смог выжить и после разрушительных событий Гражданской войны, и после последовавшей вслед за Гражданской войной не менее кровавой борьбы за власть, перекосов с коллективизацией, в борьбе с религией — по всей стране шло мощное народное движение обновления и созидания, связанное прежде всего с Октябрем. Советский Союз благодаря полному энтузиазмом послереволюционному поколению становится крупнейшим государственным образованием в мире. Ценой тяжелейших лишений советские люди в кратчайшие сроки преодолели экономическое и технологическое отставание от Запада и вывели нашу страну в ранг Великих держав, победило фашизм.

Большевистское руководство считало, что российская революция станет началом европейской, мировой революции. Этого, однако, не произошло. Более того, спустя десятилетия все вернулось на круги своя —Россия, опять-таки, под давлением Запада, отказалось от социалистического пути развития. В России произошли очередные революция. 25 декабря 1992 года в 19 часов 38 минут над Кремлем красный флаг СССР заменен на трехцветный Российский. 69-летняя (без 6 дней) история Союза Советских Социалистических республик вопреки воле подавляющего большинства советского народа, что показал референдум, закончилась. Началась реставрация капитализма.

21 сентября 1993 года Президент РФ подписал Указ “О поэтапной конституционной реформе в Российской Федерации”. Утром 4 октября по приказу Б. Н. Ельцина был расстрелян Белый дом, где заседали депутаты Верховного Совета России, не подчинившиеся Указу Ельцина. Свершилась пятая революция в России. новая власть отказалась от социалистического пути. Началась реставрация капитализма. Кто и как осуществлял две последние революции я частично изложил в книге “Одинокий царь в Кремле”, вышедшей в 1999 году, но эта заслуживает особого исследования. Как и в трех предыдущих — закоперщиками были все те же мировые воротилы.

 

 

   Приложения

 и дополнительные материалы, точки зрения других историков по роблеме революций в России

     Трактовка революции 1917 года  в электронном ресурсе Викопедии

     С самого начала большевики и их союзники называли события Октября «революцией». Так, на заседании Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов 25 октября (7 ноября) 1917 года Ленин произнёс своё знаменитое: «Товарищи! Рабочая и крестьянская революция, о необходимости которой всё время говорили большевики, свершилась».

      Определение «Великая Октябрьская революция» впервые появилось в декларации, оглашённой Ф. Раскольниковым от имени фракции большевиков в Учредительном собрании. К концу 30-х годов XX века в советской официальной историографии утвердилось название Великая Октябрьская социалистическая революция. В первое десятилетие после революции она нередко именовалась Октябрьским переворотом, и это название не несло в себе негативного смысла (по крайней мере, в устах самих большевиков) и представлялось более научным в концепции единой революции 1917 года. В. И. Ленин, выступая на заседании ВЦИК 24 февраля 1918 г., говорил: «Конечно, приятно и легко бывает говорить рабочим, крестьянам и солдатам, приятно и легко бывало наблюдать, как после Октябрьского переворота революция шла вперёд…»; такое название можно встретить у Л. Д. Троцкого, А. В. Луначарского, Д. А. Фурманова, Н. И. Бухарина, М. А. Шолохова; и в статье Сталина, посвящённой первой годовщине Октября (1918), один из разделов назывался « Об октябрьском перевороте». Впоследствии, однако, слово «переворот» стало ассоциироваться с заговором и захватом власти узкой группой лиц (по аналогии с дворцовыми переворотами), утвердилась концепция двух революций, и термин был изъят из официальной историографии.

     Понятие «октябрьский переворот» стало активно употребляться, уже с негативным смыслом, в литературе, критической по отношению к Советской власти: в эмигрантских и диссидентских кругах, а начиная с перестройки — и в легальной печати. Обозначение «октябрьский переворот» используется и в некоторых современных научных публикациях, например, в учебнике «Россия. XX век» под редакцией А. В. Зубова (2009) или в 5-м томе словаря «Русские писатели. 1800—1917» (2007). Философ А. П. Бутенко использует словосочетание «революционный переворот».

      Существует широкий спектр оценок Октябрьской революции: для одних это национальная катастрофа, перечеркнувшая естественный ход развития предреволюционной России, приведшая к гражданской войне, отставанию от других государств и установлению в России тоталитарной системы правления (либо, наоборот, к гибели Великой России как империи). Для этой школы историков Октябрьская революция была «путчем, который силой навязала пассивному обществу кучка циничных заговорщиков, не имевших какой-либо реальной опоры в стране».В частности, Александр Солженицын писал: «А Октябрь — короткий грубый местный военный переворот по плану, какая уж там революция?…»

     Для других Октябрьская революция — величайшее прогрессивное событие в истории человечества, оказавшее огромное влияние на весь мир, а России позволившее выбрать некапиталистический прогрессивный путь развития, вырвать Россию из вековой отсталости, обеспечить невиданные ранее темпы роста экономики, науки, промышленности и сельского хозяйства, ликвидировать феодальные пережитки и непосредственно в 1917 году скорее спасшее её от катастрофы.

      Согласно советской историографии, Октябрь 1917 года был исторически предопределённым, неизбежным завершением пути, по которому «народные массы» сознательно пошли под руководством большевиков, провозвестником грядущего освобождения народов всего мира. Политическая система и государство, возникшие в результате Октябрьской революции, следовательно, обладают полной легитимностью.Например, историк Владимир Булдаков писал: «Анализ электората убеждает, что большевики, не получив общенационального мандата на управление страной, возглавили наиболее радикально настроенную часть народа в административных и промышленных центрах страны. В целом массы отнюдь не сделали выбора в пользу «пролетарского» социализма. Но они хотели «своей» власти. Этим устремлениям, казалось, наиболее полно отвечали большевики…

  …В целом Октябрьская революция свершилась под знаком общечеловеческих ценностей и демократии, но стала утверждаться путем невиданного классового насилия.

   …Очевидно, что мощь Октябрьского взрыва, его глобальные последствия были обусловлены смыканием критических точек общероссийского и мирового развития… Учитывая это, большевистский Октябрь предстает дерзновенной попыткой уравнять исторические шансы всех народов на пути мировой социалистической революции. Можно говорить об «утопизме» подобных замыслов, но нельзя не признать, что они были подготовлены всем развитием тогдашней социальной мысли, а человечество до сих пор страдает от невозможности их воплощения в жизнь.»

    Между этими крайними точками зрения есть и широкий спектр промежуточных мнений. Так, французский историк Марк Ферро указывал, что «Октябрьская революция вполне могла отвечать устремлениям народа, но … реально в ней приняли участие немногие».

    По определению авторов «Чёрной книги коммунизма», Октябрьская революция представляла собой совпавшие по времени государственный переворот и кульминацию социальной (в первую очередь, крестьянской) революции, она явилась «одномоментной конвергенцией двух факторов: захвата политической власти партией, решительно отличавшейся от всех других своей организацией, тактикой, идеологией, — и широчайшей социальной революции, многообразной и самостоятельной. Эта социальная революция проявлялась прежде всего в виде широкомасштабного крестьянского восстания, мощного движения, уходящего корнями в глубины истории, отмеченной не только вековой ненавистью к помещикам-землевладельцам, но и присущим крестьянству недоверием к городу, ко всему внешнему миру, ко всякой форме государственного вмешательства».

     Согласно этой концепции, 1917 год в истории России ознаменовался развалом традиционных учреждений и всех форм управления вообще под воздействием ряда разрушительных сил, развивавшихся в обстановке всеобщей войны, которая сама по себе явилась источником общего упадка, экономического кризиса, социальных потрясений и падения авторитета государства:крестьянской революции — обострившегося противостояния между крестьянами и помещиками за осуществление «чёрного передела», то есть перераспределения сельскохозяйственных угодий по числу едоков, и протеста крестьян против давления города и государственной власти вообще;

     глубочайшего разложения армии, также в основном состоявшей из крестьян и не понимавшей смысла затянувшейся войны;

     революционного брожения рабочего класса — политически активного меньшинства, составлявшего лишь 3 % активного населения и сконцентрированного преимущественно в городах; именно рабочее движение выдвинуло подлинно революционные лозунги: «Рабочий контроль» и «Власть Советам»;

    национальных движений нерусских народов царской России, стремившихся к достижению автономии, а в перспективе — и самостоятельности от центральной власти.

      На короткий, но решающий момент (конец 1917 года) выступление большевиков — политического меньшинства, действовавшего, по сути дела, в вакууме, — совпало со стремлениями большинства… На один миг совпали, точнее сказать, слились воедино государственный переворот и социальная революция, перед тем как разойтись на несколько десятилетий — и это были десятилетия диктатуры».

 

     Несмотря на то, что лозунги и цели партии большевиков во многих случаях отличались от устремлений основных движущих сил революции, даже при их формальном совпадении, а сама большевистская партия располагала минимальной поддержкой в масштабах страны, «тем не менее в институциональном вакууме осени 1917 года, когда государственная власть уступила место бесчисленным комитетам, советам и прочим подобным структурам, достаточно было тесно сплочённого и дисциплинированного ядра, готового к решительным действиям, чтобы партия большевиков могла заполучить власть и пользоваться ею совершенно непропорционально своим реальным силам.

     В историографии выдвигаются различные версии предпосылок Октябрьских событий. В качестве основных  рассматриваются как концепция «двух революций», так и концепция единой революции 1917 года.

     В их рамках можно, в свою очередь, выделить:

     версию стихийного нарастания «революционной ситуации»,

     версию целенаправленной акции .

     Формирование концепции двух революций следует отнести к 1924 году — дискуссии по поводу «Уроков Октября» Л. Д. Троцкого. Окончательно, однако, она сложилась в сталинские времена и оставалась официальной вплоть до окончания советской эпохи. То, что в первые годы Советской власти имело скорее пропагандистский смысл (например, именование Октябрьской революции «социалистической»), со временем превратилось в научную доктрину. Согласно этой концепции, в феврале 1917 года началась и уже в ближайшие месяцы полностью завершилась буржуазно-демократическая революция, а то, что произошло в октябре, изначально было революцией социалистической. В БСЭ так и говорилось: «Февральская буржуазно-демократическая революция 1917 — вторая русская революция, в результате которой было свергнуто самодержавие и созданы условия для перехода к социалистическому этапу революции».

     С этой концепцией связано и представление о том, что Февральская революция дала народу всё, за что он боролся (в первую очередь — свободу), но большевики решили установить в России социализм, предпосылок для которого ещё не было; в результате Октябрьская революция обернулась «большевистской контрреволюцией».

     К ней же, по существу, примыкает и версия «целенаправленной акции германского правительства» («немецкого финансирования», «немецкого золота», «пломбированного вагона» и т. п.), которая также предполагает, что в октябре 1917 года произошло событие, не имеющее прямого отношения к Февральской революции.

      В то время как в СССР складывалась концепция «двух революций», Л. Д. Троцкий, уже находясь за рубежом, писал книгу о единой революции 1917 года, в которой отстаивал концепцию, некогда общую для партийных теоретиков: Октябрьский переворот и декреты, принятые большевиками в первые месяцы после прихода к власти, были лишь завершением буржуазно-демократической революции, осуществлением того, за что восставший народ боролся в феврале. Единственным безусловным свершением Февральской революции было отречение Николая II от престола; о свержении монархии как таковой говорить было рано, поскольку этот вопрос — быть России монархией или республикой — должно было решить Учредительное собрание. Однако ни для рабочих, совершавших революцию, ни для солдат, перешедших на их сторону, ни для крестьян, письменно и устно благодаривших петроградских рабочих, свержение Николая II не было самоцелью. Сама революция началась с демонстрации петроградских работниц 23 февраля (8 марта по григорианскому календарю). «Среди женщин, стоявших в мороз в очередях за хлебом, возникли беспорядки, которые вылились в массовые демонстрации под лозунгами свержения самодержавия и прекращения войны». От войны уже устали и город, и деревня, и больше всех — армия. Но оставались ещё нереализованные требования революции 1905—1907 годов: крестьяне боролись за землю, рабочие — за гуманное трудовое законодательство и демократическую форму правления.

Что обрели? Война продолжалась. В апреле 1917 года министр иностранных дел, лидер кадетов П. Н. Милюков в специальной ноте уведомил союзников о том, что Россия остаётся верна своим обязательствам. 18 июня армия перешла в наступление, закончившееся катастрофой из-за падения дисциплины в Русской армии и пораженческой агитации большевиков; однако и после этого правительство отказывалось начать переговоры о мире. Усилия министра земледелия, лидера эсеров В. М. Чернова начать аграрную реформу блокировались большинством Временного правительства. Попытка министра труда социал-демократа М. И. Скобелева ввести цивилизованное трудовое законодательство также закончилась ничем. Восьмичасовой рабочий день приходилось устанавливать явочным порядком, на что промышленники нередко отвечали локаутами.

      Реально были завоёваны политические свободы (слова, печати, собраний и т. д.), но они ещё не были закреплены ни в какой конституции, и июльский разворот Временного правительства показал, как легко их можно отнять. Газеты левого направления (не только большевистские) закрывались правительством; разгромить типографию и разогнать митинг могли «энтузиасты» и без санкции правительства.

      Параллельно органам Временного правительства, к которому власть перешла в феврале 1917 года, сложилась мощная система Советов рабочих и солдатских, а позже и крестьянских депутатов, строительство которой началось в городах и деревнях ещё в 1905 году. В результате стихийной самоорганизации общества возникали многочисленные фабричные и заводские комитеты, вооружённая рабочая милиция («Красная гвардия»), крестьянские, солдатские, казачьи комитеты. Февральская революция высвободила накопившиеся в людях за долгие годы озлобленность и раздражение; митингование стало антиподом парламентской демократии, и требования, выдвигаемые общественными движениями, становились все более и более радикальными. На практике только Советы, опиравшиеся непосредственно на коллективы предприятий, солдатские казармы и бедное большинство сельских общин, обладали в стране реальной властью. Но они по-прежнему не были узаконены — а потому, если генерал Каледин требовал разгона Советов, а генерал Корнилов снаряжал для этого поход на Петроград, в этом с юридической точки зрения не было ничего противоправного. После Июльских дней по сомнительным, а то и просто вздорным обвинениям были арестованы многие депутаты Петроградского совета и члены ЦИК — большевики, «межрайонцы», левые эсеры и анархисты, невзирая на их депутатскую неприкосновенность. Решение всех основных вопросов Временное правительство откладывало либо до окончания войны, либо до созыва Учредительного собрания, которое, как предполагалось, явится подлинным выразителем воли народа.

       Ситуацию, сложившуюся после сформирования правительства («слишком правого для такой страны», по мнению А. В. Кривошеина), Ленин характеризовал как «двоевластие», а Троцкий как «двоебезвластие»: социалисты в Советах могли править, но не хотели, «прогрессивный блок» в правительстве хотел править, но не мог, оказавшись вынужденным опираться на Петроградский совет, с которым расходился во взглядах по всем вопросам внутренней и внешней политики. Революция развивалась от кризиса к кризису, и первый разразился уже в апреле.

      2 (15) марта 1917 г. Петроградский Совет позволил самопровозглашённому Временному комитету Государственной думы сформировать кабинет, в котором ни одного сторонника вывода России из войны не оказалось; даже единственному в правительстве социалисту, А. Ф. Керенскому, революция нужна была для победы в войне. 6 (19) марта Временное правительство опубликовало воззвание, которое, по словам Милюкова, «первой своей задачей ставило „доведение войны до победного конца“ и заявляло при этом, что оно „будет свято хранить связывающие нас с другими державами союзы и неуклонно исполнит заключённые с союзниками соглашения“» .

      В ответ Петроградский Совет 10 (23) марта принял манифест «К народам всего мира»: «В сознании своей революционной силы российская демократия заявляет, что она будет всеми мерами противодействовать империалистской политике своих господствующих классов, и она призывает народы Европы к совместным решительным выступлениям в пользу мира». В тот же день была создана Контактная комиссия — отчасти для усиления контроля за действиями правительства, отчасти для поисков взаимопонимания. В результате была выработана декларация от 27 марта, удовлетворившая большинство Совета.

     Публичная полемика по вопросу о войне и мире на некоторое время прекратилась. Однако 18 апреля (1 мая) Милюков под давлением союзников, требовавших внятных заявлений о позиции правительства, составил в качестве комментария к декларации от 27 марта ноту (опубликованную два дня спустя), в которой говорилось о «всенародном стремлении довести мировую войну до решительной победы» и о том, что Временное правительство «будет вполне соблюдать обязательства, принятые в отношении наших союзников». Левый меньшевик Н. Н. Суханов, автор мартовского соглашения между Петроградским советом и Временным комитетом Государственной думы, считал, что этот документ «окончательно и официально» расписывался «в полной лживости декларации 27 марта, в отвратительном обмане народа „революционным“ правительством». Такое заявление от имени народа не замедлило вызвать взрыв. В день его опубликования, 20 апреля (3 мая), беспартийный прапорщик запасного батальона гвардии Финляндского полка член Исполкома Петроградского совета Ф. Ф. Линде без ведома Совета вывел на улицу Финляндский полк, примеру которого тотчас последовали другие воинские части Петрограда и окрестностей.

     Вооружённая манифестация перед Мариинским дворцом (резиденцией правительства) под лозунгом «Долой Милюкова!», а затем и «Долой Временное правительство!» продолжалась два дня. 21 апреля (4 мая) активное участие в ней приняли петроградские рабочие и появились плакаты «Вся власть Советам!». Сторонники «прогрессивного блока» ответили на это демонстрациями в поддержку Милюкова. «Нота 18 апреля, — сообщает Н. Суханов, — всколыхнула не одну столицу. Точь в точь то же самое разыгралось и в Москве. Рабочие бросали станки, солдаты — казармы. Те же митинги, те же лозунги — за и против Милюкова. Те же два лагеря, и та же спаянность демократии…».

     Исполком Петроградского Совета, оказавшийся не в силах прекратить манифестации, потребовал от правительства разъяснений, которые и были даны. В резолюции Исполкома, принятой большинством голосов (40 против 13), было признано, что вызванное «единодушным протестом рабочих и солдат Петрограда» разъяснение правительства «кладёт конец возможности истолкования ноты 18 апреля в духе, противном интересам и требованиям революционной демократии». Резолюция в заключение выражала уверенность в том, что «народы всех воюющих стран сломят сопротивление своих правительств и заставят их вступить в переговоры о мире на почве отказа от аннексий и контрибуций».

      Но вооружённые манифестации в столице прекратил не этот документ, а воззвание Совета «Ко всем гражданам», в котором содержалось и специальное обращение к солдатам:  «Без зова Исполнительного Комитета в эти тревожные дни не выходите на улицу с оружием в руках; только Исполнительному Комитету принадлежит право располагать вами; каждое распоряжение о выходе воинской части на улицу (кроме обычных нарядов) должно быть отдано на бланке Исполнительного Комитета, скреплено его печатью и подписано не меньше чем двумя из следующих лиц…      »

    После обнародования воззвания командующий Петроградским военным округом генерал Л. Г. Корнилов, со своей стороны тоже пытавшийся вывести на улицы войска — для защиты Временного правительства, подал в отставку, а Временному правительству ничего не оставалось, как принять её.

    Ощутив в дни апрельского кризиса свою неустойчивость, Временное правительство поспешило избавиться от непопулярного Милюкова и в очередной раз обратилось за помощью к Петроградскому совету, пригласив социалистические партии делегировать в правительство своих представителей. После долгих и острых дискуссий в Петросовете 5 мая правые социалисты приглашение приняли: Керенский был назначен военным министром, лидер эсеров Чернов взял портфель министра земледелия, социал-демократ (меньшевик) И. Г. Церетели стал министром почт и телеграфов (позже — министром внутренних дел), его товарищ по партии Скобелев возглавил министерство труда и, наконец, народный социалист А. В. Пешехонов стал министром продовольствия.

    Новое правительство призвано было решить самые сложные и самые острые проблемы революции, а в результате — принять на себя недовольство народа продолжающейся войной, обычными для всякой войны перебоями с продовольствием, нерешённостью земельного вопроса и отсутствием нового трудового законодательства. При этом большинство правительства легко могло блокировать любые инициативы социалистов. Примером тому может служить работа Комитета по вопросам труда, в котором Скобелев попытался разрешить конфликт рабочих с промышленниками. На рассмотрение Комитета был предложен целый ряд законопроектов, в том числе о свободе стачек, о восьмичасовом рабочем дне, ограничении детского труда, пособиях по старости и нетрудоспособности, биржах труда.

 В. А. Авербах, представлявший в Комитете промышленников, в своих воспоминаниях рассказывал:«Наши заклятые враги, члены рабочей фракции комитета, были вооружены до зубов. Когда на первом заседании на нас обрушились формулы, цитаты, имена и названия, причём с необыкновенной лёгкостью и даже не без изящества, мы были разгромлены ещё до начала битвы... Тщательно скрывая подавленность и понимая недостаток собственной подготовки, мы пытались компенсировать его красноречием и искренностью».В результате то ли красноречия, то ли искренности промышленников приняты оказались только два законопроекта — о биржах и о пособии по болезни. «Другие проекты, подвергнутые беспощадной критике, отправлялись в шкаф министра труда и больше оттуда не вынимались».

      Авербах не без гордости рассказывает о том, как промышленники сумели не уступить своим «заклятым врагам» почти что ни пяди, и мимоходом сообщает, что все отвергнутые ими законопроекты (в разработке которых принимали участие и большевики, и межрайонцы) «после победы большевистской революции были использованы Советским правительством либо в их первоначальном виде, либо в том виде, в котором они были предложены группой рабочих Комитета по вопросам труда»…

     Популярности правительству правые социалисты в конечном счёте не добавили, но свою собственную растеряли в считанные месяцы; «двоебезвластие» переместилось внутрь правительства. На открывшемся в Петрограде 3 (16) июня I Всероссийском съезде Советов левые социалисты (большевики, межрайонцы и левые эсеры) призывали правое большинство Съезда взять власть в свои руки: только такое правительство, считали они, может вывести страну из перманентного кризиса.Но у правых социалистов нашлось много причин в очередной раз отказаться от власти; большинством голосов Съезд выразил доверие Временному правительству.

     Н. Суханов отмечает, что состоявшаяся 5 (18) июня в Петрограде массовая манифестация продемонстрировала значительный рост влияния большевиков и их ближайших союзников межрайонцев, в первую очередь среди петроградских рабочих. Демонстрация прошла под антивоенными лозунгами. С 19 июня  Петрограде  чувствовал себя накануне какого-то взрыва, газеты печатали слухи о том, как 1-й Пулемётный полк сговаривается с 1-м Гренадерским о совместном выступлении против правительства; Троцкий утверждает, что сговаривались не только полки между собой, но и заводы с казармами. Исполком Петроградского совета издавал воззвания, рассылал агитаторов на заводы и казармы, но авторитет правосоциалистического большинства Совета был подорван активной поддержкой наступления; «ничего не выходило из агитации, из хождения в массы», констатирует Суханов. Более авторитетные большевики и межрайонцы призывали к терпению. Тем не менее взрыв произошёл.

    Суханов связывает выступление мятежных полков с развалом коалиции: 2 (15) июля четыре министра-кадета вышли из правительства — в знак протеста против соглашения, заключённого правительственной делегацией (Терещенко и Церетели) с Украинской Центральной Радой: уступки сепаратистским тенденциям Рады стали «последней каплей, переполнившей чашу».

    Троцкий же считает, что конфликт по поводу Украины был лишь поводом.Выбор момента подсказан был провалом наступления, пока ещё не признанным официально, но уже не составлявшим сомнения для посвящённых. Либералы сочли своевременным оставить своих левых союзников лицом к лицу с поражением и с большевиками. Слух об отставке кадетов немедленно распространился по столице и политически обобщил все текущие конфликты в одном лозунге, вернее, вопле: надо кончать с коалиционной канителью!

 

 

     Вечером 3 июля многие тысячи вооружённых солдат Петроградского гарнизона и рабочих столичных предприятий с лозунгами «Вся власть Советам!» и «Долой министров-капиталистов!» окружили Таврический дворец, штаб-квартиру избранного съездом ЦИКа, требуя, чтобы ЦИК взял, наконец, власть в свои руки. О том же внутри Таврического дворца, на экстренном заседании, левые социалисты просили своих правых товарищей, не видя иного выхода. На протяжении 3 и 4 июля к манифестации присоединялись все новые воинские части и столичные предприятия (многие рабочие выходили на демонстрацию с семьями), из окрестностей прибывали матросы Балтийского фло та. Манифестации проходили именно перед Таврическим дворцом, на Мариинский, в котором заседало правительство, никто не покушался («о Временном правительстве как-то забыли», свидетельствует Милюков, хотя взять его штурмом и арестовать правительство не составляло никакого труда; 4 июля именно верный межрайонцам 176-й полк охранял Таврический дворец от возможных эксцессов со стороны манифестантов; члены ЦИК Троцкий и Каменев, Зиновьев, которых, в отличие от лидеров правых социалистов, солдаты ещё соглашались слушать, призывали манифестантов разойтись, после того как они продемонстрировали свою волю. И постепенно они расходились.Но уговорить рабочих, солдат и матросов прекратить манифестацию можно было только одним-единственным способом: обещать, что ЦИК решит вопрос о власти. Брать же власть в свои руки правые социалисты не хотели, и, по соглашению с правительством, руководство ЦИК вызвало с фронта надёжные войска — для наведения порядка в городе.

     После ввода войск в Петроград сначала на большевиков, а затем на межрайонцев и левых эсеров обрушились обвинения в попытке вооружённого свержения существующей власти и сотрудничестве с Германией; начались аресты и бессудные уличные расправы. Ни в одном случае обвинение не было доказано, ни один обвиняемый не предстал перед судом, хотя, за исключением Ленина и Зиновьева, скрывшихся в подполье, все обвиняемые были арестованы. Обвинения в сотрудничестве с Германией не избежал даже умеренный социалист, министр земледелия Виктор Чернов; однако решительный протест партии эсеров, с которой правительству ещё приходилось считаться, быстро превратил дело Чернова в «недоразумение».

       7 (20) июля глава правительства князь Львов подал в отставку, и министром-председателем стал Керенский. Сформированное им новое коалиционное правительство занялось разоружением рабочих и расформированием полков, не только участвовавших в июльских манифестациях, но и просто выразивших свои симпатии левым социалистам. Порядок в Петрограде и окрестностях был наведён; труднее было навести порядок в стране.

    Дезертирство из армии, начавшееся ещё в 1915 году и к 1917 году достигшее, по официальным данным, 1,5 миллионов, не прекращалось; по стране бродили десятки тысяч вооружённых людей. Поскольку повсеместные требования крестьянских сходов о «чёрном переделе» — перераспределении земель, не обрабатываемых крупными собственниками, и снижении арендных платежей не находили ответа, крестьяне приступили к самоорганизации, создавая по собственной инициативе земельные комитеты, во главе которых, как правило, вставали представители сельской интеллигенции, близкие к эсерам (учителя, священники, агрономы, земские врачи). Уже в мае-июне 1917 года многие земельные комитеты начали захват сельскохозяйственного инвентаря и скота в помещичьих хозяйствах, выпас на помещичьих пастбищах, вырубки в помещичьих лесах. В течение лета аграрные беспорядки делались всё более ожесточёнными, что объяснялось и огромным числом дезертиров, хлынувших с фронта. С последних дней августа начались поджоги и разграбление помещичьих усадеб, сопровождавшиеся изгнанием владельцев. На Украине и в России — в Тамбовской, Пензенской, Воронежской, Саратовской, Орловской, Тульской, Рязанской губерниях — были сожжены тысячи усадеб, убиты сотни их владельцев. Подавлять локальные выступления оказывалось некому: присланные для усмирения солдаты, в большинстве своём крестьяне, точно так же жаждавшие земли, всё чаще переходили на сторону повстанцев.

     Если в первые месяцы после революции Советы ещё могли навести порядок «одним росчерком пера» (как Петроградский совет в дни апрельского кризиса), то к середине лета и их авторитет был подорван. В стране нарастала анархия. Меньшевики и эсеры, приняв в мае решение войти во Временное правительство, с одной стороны, не смогли провести обещанные радикальные реформы и поэтому начали утрачивать свой авторитет среди части поддерживавших их рабочих и крестьян, а с другой стороны — уступили «протестное поле» большевикам.

     Ухудшалось и положение на фронте: германские войска успешно продолжали наступление, начатое ещё в июле, и в ночь на 21 августа (3 сентября) 12-я армия, рискуя оказаться в окружении, оставила Ригу и Двинск и отошла к Вендену; не помогли ни введённые правительством 12 июля смертная казнь на фронте и «военно-революционные суды» при дивизиях, ни заградительные отряды Корнилова.

      В то время как большевиков после Октябрьского переворота обвиняли в свержении «законного» правительства, само Временное правительство прекрасно сознавало свою незаконность. Оно было создано Временным комитетом Государственной думы, однако никакие положения о Думе не наделяли её правом формировать правительство, не предусматривали создание временных комитетов с исключительными правами, и срок полномочий IV Государственной думы, избранной в 1912 году, истекал в 1917-м. Правительство существовало милостью Советов и зависело от них. Но эта зависимость становилась всё более тягостной: запуганные и притихшие после Июльских дней, осознавшие, что после расправы над левыми социалистами наступит очередь правых, Советы были враждебнее, чем когда-либо прежде. Друг и главный советник Б. Савинков, подсказал Керенскому причудливый способ освободиться от этой зависимости: опереться на армию в лице популярного в правых кругах генерала Корнилова, — который, однако, по свидетельствам очевидцев, с самого начала не понимал, почему он должен служить опорой Керенскому, и считал, что «единственным исходом… является установление диктатуры и объявление всей страны на военном положении». Керенский запрашивал свежие войска с фронта, корпус регулярной кавалерии с либеральным генералом во главе, — Корнилов направил в Петроград казачьи части 3-го конного корпуса и Туземную («Дикую») дивизию под командованием совсем не либерального генерал-лейтенанта А. М. Крымова. Заподозрив неладное, Керенский 27 августа сместил Корнилова с поста главнокомандующего, приказав сдать полномочия начальнику штаба, — Корнилов отказался признать свою отставку; в изданном 28 августа приказе N 897 Корнилов заявил: «Принимая во внимание, что при создавшейся обстановке дальнейшие колебания смертельно опасны и что предварительно отданные распоряжения отменить уже поздно, я, сознавая всю ответственность, решил не сдавать должность Верховного Главнокомандующего, чтобы спасти Родину от неминуемой гибели, а русский народ от немецкого рабства».

     Решение, принятое, как утверждает Милюков, «втайне от лиц, имевших ближайшее право в нём участвовать», для многих сочувствовавших, начиная с Савинкова, сделало невозможной дальнейшую поддержку Корнилова: «Решаясь „выступить открыто“ для „давления“ на правительство, Корнилов едва ли соображал, как называется этот шаг на языке закона и под какую статью уголовного уложения можно подвести его поступок».Ещё в канун мятежа, 26 августа, разразился очередной правительственный кризис: министры-кадеты, сочувствовавшие если не самому Корнилову, то его делу, подали в отставку. Обратиться за помощью правительству оказалось не к кому, кроме Советов, которые прекрасно поняли, что постоянно поминаемые генералом «безответственные организации», против которых следует принять энергичные меры, это именно Советы.

     Но сами Советы были сильны лишь поддержкой петроградских рабочих и Балтийского флота. Троцкий рассказывает, как 28 августа матросы крейсера «Аврора», призванные охранять Зимний дворец (куда после июльских дней переселилось правительство), пришли к нему в «Кресты» посоветоваться: стоит ли охранять правительство — не пора ли его арестовать? Троцкий счёл, что не пора, однако, Петроградский совет, в котором большевики ещё не имели большинства, но уже стали ударной силой, благодаря своему влиянию среди рабочих и в Кронштадте, дорого продал свою помощь, потребовав вооружения рабочих — на случай, если дело дойдёт до боёв в городе, — и освобождения арестованных товарищей. Второе требование правительство удовлетворило наполовину, согласившись отпустить арестованных под залог. Однако этой вынужденной уступкой правительство их фактически реабилитировало: освобождение под залог означало, что если арестованные и совершили какие-то преступления, то, во всяком случае, не тяжкие.

     До боёв в городе дело не дошло: войска были остановлены на дальних подступах к Петрограду без единого выстрела.Впоследствии один из тех, кто должен был поддержать выступление Корнилова в самом Петрограде, полковник Дутов, по поводу «вооружённого выступления большевиков» рассказывал: «Между 28 августа и 2 сентября, под видом большевиков должен был выступить я… Но я бегал в экономический клуб звать выйти на улицу, да за мной никто не пошёл».Корниловский мятеж, более или менее откровенно поддержанный значительной частью офицерства, не мог не обострить и без того сложные взаимоотношения между солдатами и офицерами, — что, в свою очередь, не способствовало сплочению армии и позволило Германии успешно развивать наступление.

     В результате мятежа разоружённые в июле рабочие оказались вновь вооружены, а отпущенный под залог Троцкий 25 сентября возглавил Петроградский совет. Однако ещё раньше, чем большевики и левые эсеры получили большинство, 31 августа (13 сентября), Петроградский Совет принял предложенную большевиками резолюцию о переходе власти к Советам: за неё проголосовали почти все беспартийные депутаты. Аналогичные резолюции в тот же день или на следующий приняли свыше сотни местных советов, а 5 (18) сентября за передачу власти Советам высказалась и Москва.

     1 (14) сентября специальным правительственным актом, подписанным министром-председателем Керенским и министром юстиции А. С. Зарудным, Россия была провозглашена Республикой. Временное правительство не обладало полномочиями определять форму правления, акт вместо энтузиазма вызвал недоумение и был воспринят — равным образом и левыми, и правыми — как кость, брошенная социалистическим партиям, выяснявшим в это время роль Керенского в Корниловском мятеже.

    Опереться на армию не удалось; Советы левели, несмотря ни на какие репрессии против левых социалистов, а отчасти и благодаря им, особенно заметно — после выступления Корнилова, и становились ненадёжной опорой даже для правых социалистов. Правительство (точнее, временно замещавшая его Директория) при этом подвергалось жёсткой критике как слева, так и справа: социалисты не могли простить Керенскому попытку сговориться с Корниловым, правые не могли простить предательства.В поисках опоры Директория пошла навстречу инициативе правых социалистов — членов ЦИК, созвавших так называемое Демократическое совещание. Представителей политических партий, общественных организаций и учреждений инициаторы приглашали по собственному выбору и меньше всего соблюдая принцип пропорционального представительства; такое подобранное сверху, корпоративное представительство ещё меньше, чем Советы (избранные снизу подавляющим большинством граждан), могло служить источником законной власти, но могло, как предполагалось, потеснить на политической сцене Советы и избавить новое правительство от необходимости обращаться за санкцией в ЦИК.

     Открывшееся 14 (27) сентября 1917 года Демократическое совещание, на котором одни из инициаторов рассчитывали сформировать «однородное демократическое правительство», а другие — создать представительный орган, которому до Учредительного собрания было бы подотчётно правительство, не решило ни той ни другой задачи, лишь обнажило глубочайшие разногласия в стане демократии. Состав правительства в конце концов было предоставлено определить Керенскому, а Временный совет Российской республики (Предпарламент) в ходе обсуждений из контролирующего органа превратился в совещательный; да и по составу оказался намного правее Демократического совещания.

      Итоги Совещания не могли удовлетворить ни левых, ни правых; продемонстрированная на нём слабость демократии лишь добавила аргументов как Ленину, так и Милюкову: и лидер большевиков, и лидер кадетов считали, что для демократии в стране уже не осталось места — и потому, что нарастающая анархия объективно требовала сильной власти, и потому, что весь ход революции лишь усиливал поляризацию в обществе (что показали и прошедшие в августе-сентябре муниципальные выборы). Продолжался распад промышленности, обострялся продовольственный кризис; с начала сентября нарастало забастовочное движение; то в одном, то в другом регионе возникали нешуточные «беспорядки», и всё чаще инициаторами беспорядков становились солдаты; положение на фронте стало источником постоянной тревоги. 25 сентября (8 октября) было сформировано новое коалиционное правительство, а 29 сентября (12 октября) началась Моонзундская операция германского флота, завершившаяся 6 (19) октября захватом Моонзундского архипелага. Только героическое сопротивление Балтийского флота, ещё 9 сентября поднявшего на всех своих судах красные флаги, не позволило немцам продвинуться дальше. Полуголодная и полуодетая армия, по словам командующего Северным фронтом генерала Черемисова, самоотверженно несла лишения, но надвигавшиеся осенние холода грозили положить конец и этому долготерпению. Масла в огонь подливали небеспочвенные слухи о том, что правительство собирается переехать в Москву и сдать Петроград немцам.

    В такой обстановке 7 (20) октября в Мариинском дворце открылся Предпарламент. На первом же заседании большевики, огласив свою декларацию, демонстративно покинули его. Главным вопросом, которым пришлось заниматься Предпарламенту на протяжении всей его недолгой истории, было состояние армии. Правая печать утверждала, что армию разлагают большевики своей агитацией, в Предпарламенте говорили о другом: армия из рук вон плохо снабжается продовольствием, испытывает острый недостаток в обмундировании и обуви, не понимает и никогда не понимала целей войны; программу оздоровления армии, выработанную ещё до Корниловского выступления, военный министр А. И. Верховский нашёл неосуществимой, а две недели спустя, на фоне новых поражений (на Двинском плацдарме и на Кавказском фронте) заключил, что продолжение войны невозможно в принципе. П. Н. Милюков свидетельствует, что позицию Верховского разделяли даже некоторые лидеры партии конституционных демократов, но — «единственной альтернативой был бы сепаратный мир… а на сепаратный мир тогда никто идти не хотел, как ни ясно было, что разрубить безнадёжно запутавшийся узел можно было бы только выходом из войны».

 

Мирные инициативы военного министра закончились его отставкой 23 октября. Но главные события разворачивались вдали от Мариинского дворца, в Смольном институте, куда правительство ещё в конце июля выселило Петроградский совет и ЦИК. «Рабочие, — писал Троцкий в своей „Истории“, — бастовали слой за слоем, вопреки предупреждениям партии, советов, профессиональных союзов. Не вступали в конфликты только те слои рабочего класса, которые уже сознательно шли к перевороту. Спокойнее всего оставался, пожалуй, Петроград».

ИСТИННОЕ ЛИЦО РЕВОЛЮЦИИ 1917 ГОДА.

Революция 1917 года в Российской империи была совершена как раз-таки не русскими, а евреями. Этому есть много доказательств, среди которых вырезки и цитаты из различных периодических СМИ того времени, а также высказывания известных и влиятельных людей об этом эпизоде русской и мировой истории.

 

Пишет американская газета «Еврейская Хроника» (“Jewish Chronicle”) от 4 апреля 1919 года:

«То, что среди большевиков так много евреев, просто отражает тот факт, что идеи большевизма во многих местах являются и самыми лучшими идеями иудаизма».

В 1923 году в своей речи в Палате лордов английского парламента лорд Сиденхэм сказал:

«…уничтожение в России под еврейским руководством более 30 миллионов христиан — это наиболее ужасное преступление в истории».

Другая американская газета «Американский еврей» («American Hebrew») пишет в номере от 20 сентября 1920 года:

«Большевистская революция в России была работой еврейских мозгов, еврейского неудовлетворения, еврейского планирования, цель которого создать мировой еврейский порядок. То, что таким превосходным способом было выполнено в России, благодаря еврейским мозгам, еврейскому неудовлетворению и еврейскому планированию, то, скоро посредством тех же еврейских умственных и физических качеств станет реальностью во всём мире».

Это отрывок корреспондента французской “L Illustration” R.Vaucher из книги «L Enfer Bolchevik a Petrograd” 1919.

«Когда мы жили в тесном контакте с чиновниками большевистского правительства, сразу бросается в глаза факт, что практически все они евреи. Я далёк от антисемитизма, но я должен подтвердить, что везде: в Петрограде, в Москве, в провинции, во всех комиссариатах, в районных учреждениях, в Смольном, в бывших министерствах, в Советах, я встречал евреев и только евреев. Чем больше изучаешь эту революцию, тем больше убеждаешься, что большевизм – это еврейское движение».

А вот что пишет личный биограф Ротшильдов из Франции Маркус Эли Раваж в большой статье «Признания еврея». (“Confessions of a Jew” Marcus Eli Ravage, Century Magazine, January-February 1928 (Эта весьма интересная статья широко представлена в Интернете). Он обращается к неевреям:

«Вы ещё не поняли глубины нашей вины. Мы – диверсанты. Мы – разрушители. Мы саботажники. Мы – террористы. Мы являемся причиной каждой вашей войны и революции, и не только русской, но и каждой большой революции в истории».

Современный еврейский автор Норманн Кантор, профессор истории Нью-Йорк Сити Университета вспоминает:

«В течение «Холодной войны» американские еврейские публицисты тратили много время, чтобы отрицать важнейшую роль евреев в мировом коммунизме. Правда, однако, в том, что до 50-х годов это было действительно так, и этого нет необходимости стыдиться. Евреи должны научиться гордиться теми достижениями, которые были достигнуты еврейскими большевиками в России и вообще где бы то ни было».

The Jewish experience, “Stalin’s Jews”, pp. 364 Norman F. Cantor, Castle books, 1996).

Источник gospravo.mirtesen.ru.

 

Александр Черняк

Из книги: Александр  Черняк.  РЕВОЛЮЦИИ  В  РОССИИ

← Вернуться к списку