История и мы

Подражатель Петра Великого

 

Изменник родины, достоин презрения. Поэт.

Из турецкой истории о Шагин-Гирее.

 

Из всех Гиреев народом любим один этот.

Из биографии Шагин-Гирея

 

О нем не сложили легенд, сказок и преданий — то удел других представителей династии Гиреев. Но судьба последнего владетеля Крыма весьма и весьма показательна...

Шагин-Гирей появился на свет в 1746 году в городе Адрианополе турецкой провинции Румелии, где у Гиреев издревле имелись родовые владения.

С детства он отличался восприимчивым умом, сообразительностью и т ягой ко всему необычному. Оказавшись по воле обстоятельств сначала в Фессалониках, а затем в Венеции, будущий крымский правитель познакомился с западноевропейской образованностью и культурой, ко всему прочему выучив итальянский и греческий языки. Его д яд я Керим-Гирей полюбил племянника и вызвал его в Крым, где определил сераскером в Ногайскую орду.

Уже тогда Шагин-Гирей начинал понимать, что Османская империя не является силой, способной на владычество. А вот набиравшую имперскую мощь Россию «крымский европеец» подобной силой видел. Вскоре он оказался в Бахчисарае в числе «кормившихся при дворе султана».

У России к тому времени с извечным врагом — Крымским ханством — уже налаживались торговые связи. Не чуждым этому оказалось и воронежское купечество, для чего группа негоциантов даже собиралась получить разрешение на организацию «Воронежской торговой компании». Проект адресовали лично императрице. Среди подписавших проект — Андрей и Иван Гарденины, Петр Сахаров, Семен Севостьянов, Макар Борисов. Купцы намеревались взять в свои руки хлебную торговлю в Воронеже и получить право на беспошлинный вывоз воронежского хлеба за границу. Компания даже планировала на свои средства строить морские суда в Таганроге и завести собственный торговый флот. Однако дело не выгорело.

А в Бахчисарае царило явное антирусское настроение, был созван срочный Совет , на котором решили повесить послов, склонявших татар в пользу России. При-сутствовал на Совете и Шагин-Гирей. На предложение казни он заявил: «От гибели послов Россия не потерпит ущерба, но гибель их не принесет добра и Крыму». Мнение это было одобрено, послов освободили, а Шагин в мнении российских политиков набрал несомненных вистов.

В 1771 году Шагин-Гирей стал пашой и в августе месяце выехал в Санкт-Петербург для засвидетельствования от имени новообразованной татарской области дружбы и доверия России.

Каким увидела его взыскательная северная столица? Красивый, худощавый, образованный крымчанин светского общества не чурался. Его отличали любезность, приветливость и внешний лоск. И хотя двор Екатерины Великой было трудно удивить экзотикой, хан привлек к себе всеобщее внимание. Русская императрица в одном из писем Вольтеру назвала Шагин-Гирея самым любезным татарином, который хочет все видеть и все знать.

В Санкт-Петербурге Шагин-Гирей с удовольствием присутствовал на военных парадах, на спектаклях в театре, смотрел, как танцуют воспитанницы в Смольном монастыре. В малый срок он молодецки растранжирил выданные ему казенные деньги и даже был вынужден заложить купцу Лазареву подарки императрицы — перстень и табакерку. Их потом выкупил министр Панин за восемь с половиной тысяч рублей. Надо заметить, что тратами молодого крымского наследника Панин сильно огорчался.

В философском понятии крымских татар человек всю жизнь борется с искушениями, представленными в виде змей. Одни из них — золото и женщины. С теми змеями Шагин-Гирей справился. Но змей, пострашнее женщин и золота, много...

Шагин-Гирей был по-царски милостив и великодушен. Он слыл отчаянным мотом, но никак не скупцом. Ни свои, ни чужие деньги не считал, и как все владетельные особы, да еще и поэты, иногда даже не подозревал, на какое содержание он живет, ибо подобные «мелочи» азиатскому аристократу просто-напросто не приходили в голову. Впрочем, веселясь в Петербурге, он не упускал из вида политических известий из Крыма и с берегов Дуная.

Вернувшись из Питера, Шагин-Гирей по-другому взглянул на себя, свято уверовав, что сама судьба ведет его к решению участи своего отечества. В его воображении рисовались картины создания независимой от Турции великой империи, которая бы затмила славу самого Чингисхана. А способен на подобное дерзание только он — Шагин-Гирей! Но для начала надо было занять ханский престол.

И он вступает в обязанности паши при крымском хане. Шагин всенародно заявляет, что Россия оказала Крыму «неизъяснимое благо, предоставив ему независимость, ибо только в союзе с нею заключается счастие и благоденствие Крыма». На опасения татар, что они одинаково боятся и России, и Турции, он возразил, что если бы Россия захотела, то «ей ничего не стоит обратить Крым в пустыню». На эту пылкую речь Собрание ответило угрюмым молчанием. Тогда Гирей заявил, что «ничего не может поделать с единоземцами, которые вдесятеро стали хуже и развратнее. С такими неблагодарными людьми я не могу остаться, потому что обещал Ее величеству быть навсегда ей верным». Подтверждая слова делом, Шагин выехал из Бахчисарая в Перекоп.

Но он оставил столицу ханства с умыслом. Шагин-Гирей обещал, что если его сделают самовластным ханом, независимость Крыма от Порты будет гарантирована.

Во время русско-турецкой войны, закончившейся в 1774 году, российские войска победоносно вошли в Крым, а Шагин-Гирей утвердился на Кубани в качестве наместника крымского хана. Однако по своему духовному родству Крым все-таки тянулся к единоверной Турции, и дела принимали критический оборот. Был даже момент, когда по наущению турок сераскер Тохтамыш во главе нескольких тысяч человек напал на Шагин-Гирея и заставил его бежать. И тому ничего не оставалось делать, как на купеческом боте отправиться в Еникале.

И все-таки через два года российский кабинет принял решение посадить на престол Шагин-Гирея — 28 марта 1777 года он был избран ханом. Получив неограниченную самостоятельность во внутренних делах, хан принялся за осуществление заветной мечты — сделать Крымское ханство великой Черноморской империей. Он посчитал, что у него было все: знание, энергия, сила воли и покорный народ.

В первую очередь он ограничил сильную власть беев, ибо они лишали его так нужного ему самовластия, придал патриархальному по своей сути Дивану черты Государственного совета, состоявшего из двенадцати сановников с введением централизации в управлении и более точным определением каждому органу управления круга его обязанностей. В основу его финансовой реформы легла строгая отчетность: записывался даже самый небольшой расход. Шагин-Гирей удачно ввел откупную систему, увеличившую доходы ханства более чем в десять раз. Доход с пчел, от соли, от продажи земляного мыла, пошлинный сбор — все было отдано на откуп. Новый хан резко увеличил подать, которую платили селившиеся в Крыму евреи и цыгане, а также изменил прадедовский Зекат, по которому владельцы скота отдавали в казну одно животное только в том случае, если обладали не менее чем сорока головами. Хан приказал платить всем, даже и тем, у кого, к примеру, имелось всего лишь три скотины. Правда, что касается увеличения подати с евреев — точно так же поступали и турки, да и сами евреи были согласны. По свидетельству самих же караимов, хан собрал мулл и задал им три вопроса: должны ли они повиноваться хану, не назначенному султаном, возможно ли им сопротивляться туркам и возможно ли просить у русских помощи? Вопрошаемые ответили так, как того хотел Шагин-Гирей.

Он резонно считал, что крымская армия не годилась для его великих замыслов — завоевания Востока, Кавказа и Персии, и принялся за создание регулярной армии (башлы) по русскому образцу. У него появилось два полка с немецкими и польскими наемниками, а также особый полк его личной гвардии — сейменов, разделенный на отряды по сто двадцать человек. Хан приказал переписать все население и брать в солдаты одного человека с пяти дворов, а также сформировал артиллерийский отряд — топчу, которые отличались по красному знаку на колпаках. Он просил Россию позволить ему закупать оружие на тульском заводе и приказал построить возле Бахчисарая пороховой завод.

Шагин-Гирею не нравился патриархальный, азиатски-роскошный Бахчисарай с его рубиново-красными черепичными крышами. Хотя, тонкий и изящный, внешним обликом ханский дворец чем-то напоминал самого Шагин-Гирея.

Древняя ханская столица строилась не один век, и это была зримая память о прошлом. По замыслам Шагин-Гирея, ее надо не просто убрать, но заставить соотечественников по-иному взглянуть на мир. В Европе рабства в его восточном понимании не было, а весь уклад Бахчисарая громко напоминал о нем, да еще о русском. Но именно Россия являлась для хана образцом.

Стирать память о прошлом — так стирать!

И он принялся за обустройство новой столицы в Кафе. Там море, там рукой подать до Кавказа. Хотя это тоже еще то гнездо работорговли, и русской не в последнюю очередь...

Под управлением англичанина в Кафе строятся дворец и литейный завод, под руководством немца появляется монетный двор, на котором чеканят собственную монету из русского металла. Битье монеты — важный атрибут власти у всех азиатско-мусульманских владетелей. По замыслу Шагин-Гирея, курс местной монеты должен был равняться турецкому и русскому. Однако эта ханская воля не исполнялась, несмотря на гнев и негодование Гирея.

Хан завел христианскую прислугу — поваров и извозчиков с русскими именами. Его личного доктора звали Иван Иванович. Для своего нового двора Шагин- Гирей выписывает из Санкт-Петербурга художников и украшения.

Стол сервировал по-европейски и ел сидя. Ездил не верхом, а в карете. Упразднил гарем и не держал более трех жен. Изменил хан и свой внешний облик — бороду хотя и не брил, но ее конец прятал под широкий галстук. И это был первый шаг к бритью. Приближенных хан одел в немусульманское платье, неподчинившихся же наказывал смертью. Тех, кто хотел жаловаться на нововведения — казнил.

Любопытен один из словесных портретов Шагин-Гирея, в котором нет традиционных восточных преувеличений, и лишь легкий намек на сходство со сказочным Гаруном аль Рашидом, говорит о его восточном происхождении: «Он был небольшого роста и слабого телосложения. Пища его скудная, он не употреблял другого мяса, кроме как птичьего. Часто переодевшись, выходил ночью в город, чтобы узнать, что о нем говорит народ».

Шагин-Гирей европеизировал мусульманский Крым с чисто азиатским замесом. Он — хан, во внутренние дела которого не вмешивалась даже его покровительница Россия! А может, Россия специально до поры до времени и не вмешивалась... Он свято верил, что делает доброе дело.

Шагин-Гирея, которого народ все чаще называл неверным, не трогали могилы ханов-предков, расположенных рядом с мечетью. Но он боялся Создателя, не раз подчеркивая даже перед своими старшими братьями, такими же властителями по рождению, что он ответчик не перед ними, но лишь перед Богом.

Шагин-Гирей не являлся первым, кто пошел на крутые изменения. При его дяде Крым-Гирее, которого в народных преданиях упорно величают владетелем Московы, было налажено водоснабжение Бахчисарая, создан придворный театр, ставивший пьесы Мольера. Более чем за сто лет до Шагина в Бахчисарае уже стояло присланное из Блистательной Порты трехтысячное войско вооруженных мушкетами кыпыкулов, которых с полным основанием можно считать регулярными отрядами.

Не нова и идея переноса столицы. Еще в 1593 году хан Кази-Гирей II вознамерился было перенести ее в морской город Гезлев — нынешнюю Евпаторию, и даже начал чеканить там монету с надписью «ханство». И это был «ответ» на русскую Белгородскую черту и возникший город Воронеж в частности.

Однако резкие реформы Шагин-Гирея абсолютно не соответствовали обычаям и традициям его подданных. Уравнивая в правах и привилегиях немусульман с мусульманами, хан нарушил определенное равновесие между ними, христианами и евреями, и это сломало веками освященную крымско-татарскую этносоциальную систему.

Ничего не вышло и из попытки сделать из беев служилое сословие. Ханский биограф Ф.Ф. Дашков отмечал: «Жизнь показала, что ему не хватало того могущественного средства, которое заключается в подготовленности общества к восприятию вводимых в его быт начал, короче говоря — ему недоставало общественной симпатии».

Татарский народ от всего происходящего ужасался, для него наступал конец мира. Прошел слух, что хан вообще крестился и зовут его теперь Иван Павлович. Не напоминает ли это кого из русской истории?

Конечно, подобное не проходит бесследно — в Крыму вспыхнуло восстание черни. Во время очередного военного смотра один из солдат, проходя мимо хана, зак-ричал: «Казнага!», то есть «Домой!» и это был сигнал разбегаться по домам. Настроения татар в тот момент выражалось единственной фразой: «Хотя бы весь Крым стал пуст, мы никогда не согласимся к регулярной службе».

Мятежникам даже удалось захватить Бахчисарай. Во время бунта хан вынужденно рассылает увещевательные манифесты, в которых говорится, что отныне солдатчины «по-новому» не будет. Но эти воззвания ушли «в никуда».

В Бахчисарае на почтовой станции, куда со своими пожитками спрятались русские купцы, пара сотен русских солдат слаженным огнем обратила в бегство более десяти тысяч татар. Вообще же в том мятеже погибло более двенадцати тысяч человек. При помощи русских войск бунт подавили, а зачинщиков Шагин-Гирей приказал казнить. Если русские поддерживали порядок, то хан лютовал. Вот так мечтатель желал процветания своей родины. И мечтал-то искренне!

Мятеж дал повод в том же году официально включить Крым в состав Российской империи, хотя Порта его крымским ханом упорно не признавала. В октябре 1781 года Шагин получил чин капитана гвардейского Преображенского полка, по большому счету перейдя на русскую службу и намереваясь поместить в одном из учебных заведений Петербурга своих племянников.

Шагин-Гирей просил Азовского губернатора Василия Черткова дозволить перевести через Азовскую губернию часть ногайцев с Кубанской стороны в Крымскую степь числом до двенадцати тысяч кибиток. Это было осенью — самое время для кочевания. Хоть хан и слыл «европейцем», а родные обычаи помнил. Даже

стиль его писем расцвечен яркой восточной витиеватостью. Да и менталитет его был далеко не европейский. К примеру, находясь в Санкт-Петербурге, на аудиенциях Шагин-Гирей желал оставаться в головном уборе, ибо так предписывает магометанский закон и « в случае нарушения которого ему нельзя будет возвратиться в отечество, не подвергаясь всеобщему порицанию, а может быть и ругательству».

 

Осенью 1781 года недовольство Шагин-Гиреем выразили ногайские татары.

Заволновались и ногаи кубанские, разнесся даже слух о смерти хана.

В середине ноября Шагин-Гирей велел своим старшим братьям Батыр- и Арслан- Гиреям, находящимся в Тамани, ехать уговаривать Орду. Вместо этого братья стали мутить народ, и часть ногайцев даже присягнула им. Оба мятежника упирали на то, что вернут татарам обычаи предков.

В 1782 году светлейший князь Григорий Потемкин направил Екатерине II ряд писем, в которых писал: «Татарское гнездо в сем полуострове от древнейших времен есть причиною войны, беспокойств, разорение границ наших, издержек несносных...»

На Тамани и в Крыму большое смятение. Жестокие казни уже не пугали народ, но лишь озлобляли его. В один из весенних дней вооруженные чем попало мятежники подступили к Кафе. Хан еще до полудня сел на судно «Арап» и удалился к Керчи, куда благополучно и прибыл в сопровождении двух судов с его приближенными числом до пятисот человек. Навстречу ханским судам для почетного сопровождения вышел бот «Хопер» с полякой  «Патмос», на борту которой находился полковник Троицкого полка Шетнев. Как и положено, крымского владетеля встретили пушечной салютацией, а генерал-майор Филисов в специ-альной карете сопроводил Шагин-Гирея на приготовленную для него квартиру.

А в мятежной Кафе есть убитые, и даже два россиянина, еще пятерым обрезали уши. Сломаны ханские кареты, коляски и весь обоз — то есть все нетатарское. Восставшие резали ханские шатры на полотенца. Повсюду грабежи, убийства, разбои и мародерство.

Правда, восстали далеко не все. Мелкие владетели были не против нововведений хана. В ответ на это по всему Крыму на каждую деревню, если она признает Шагин-Гирея законным властителем, наложили непосильные денежные штрафы. Поддержали хана и караимы, объявив, что «Шагин-Гирей справедлив и мудр, каких еще не было в последнее время между владетелями Крыма». Наверное, это было заявлено от полноты чувств, ибо та резня грозила караимам полным истреблением.

Вскоре крымцы высказали пожелание просить покровительства русской императрицы. Россия же пригрозила, что не пожалеет и ста тысяч войска, чтобы восстановить Шагин-Гирея.

И если часть татар уповала на помощь Турции, то мечты эти оказывались беспочвенными. На Черном море начинали хозяйничать русские корабли. У мыса Так - лы стояли бомбардирский корабль «Азов» и бот «Хопер»; в Кафинской бухте от Кафы до Таклы ходил корабль «Карион»; от Кафы до Судака и Алушты корабль «Журжа»; от Алушты до Балаклавы и Ахтияра шхуна «Измаил». Неприступная крепость Измаил будет взята суворовскими чудо-богатырями лишь через восемь лет, а название уже предвещало грядущее... От Ахтияра до Козлова шхуна «Победослав Дунайский»; от Козлова до Ахчемет а шхуна «Вещеслав»; в устье Азовского моря у Еникале бот «Елан». По всем постам крейсировал корабль «Хотин», поляка «Патмос» и все корабли, которые шли из Таганрога. Было дело, русские даже стреляли в турецкие торговые суда и топили их. На кораблях находились и татары, которые выходили на берег и увещевали соотечественников покориться хану.

В сентябре 1782 года хан на корабле «Хотин» отправился в крепость Петровскую, откуда через Перекоп русские войска ввели его вовнутрь Крыма и восстановили как независимого владетеля. Нашим войскам предписывалось действовать лаской, оружие применять лишь в случае крайней необходимости. Казнями мятежных соотечественников пусть занимается хан. Ведь он же неограничен во власти... Хан и занимался.

В создавшейся обстановке Шагин-Гирей принял предложение русской стороны уступить Крым. Обещанная за уступку перспектива Персидского трона обрадовала Шагин-Гирея. Уже не «вместе», но — «вместо»...

Потемкин же писал императрице: «Хану пожалуйте в Персии, что хотите. Вам он Крым поднесет нынешней зимой и жители охотно принесут о том просьбу». И действительно, в конце февраля 1783 года в Карасубазаре Шагин-Гирей отрекся от престола. Призвав на головы своих подданных суд Божий, он заявил, что не желает быть ханом такого коварного народа. С отречением от престола Шагин-Гирей встал в ряд простых смертных.

Хан любил говорить: «Может ли человек, сев на необъезженную лошадь, ехать по воле своей надлежащим путем, когда отдал другому повода в руки? » Но Гирей сам отдал повод в руки России...

28 июня, в день восшествия на престол Екатерины Великой, под Ейском привели к присяге ногайцев, зачитав им указ об отречении Шагин-Гирея. Те поклялись на Коране, а Потемкин предписал А.В. Суворову переселить ногайцев в Уральские степи. Их собрали и огромной толпой отправили к Дону. Позади орд ехал сам Александр Васильевич Суворов.

После отречения Шагин-Гирея светлейший князь Потемкин предложил хану пока поселиться в Херсоне. Того это вряд ли воодушевило, и 23 мая хан приказал обозу ехать не в Херсон, а на Азов. Сам же через Еникальский пролив со свитой прибыл в Тамань, где вскоре через тайно разосланные письма начал негласные переговоры с только-только подведенными под присягу ногайцами, чем вызвал обеспокоенность Екатерины.

Императрица хотела, чтобы местом временного нахождения бывшего хана стал Воронеж. В письме Потемкина Шагин-Гирею 9 ноября 1783 года на сей счет говорилось: «... Воронеж избран удобнейшим к пребыванию Вашему, и я приказал уже все нужные сделать распоряжения для Вашего туда пути». Вручить хану письмо должен был Суворов. Одновременно ему следовало разъяснить Шагину-Гирею, что «место ему для обитания назначается такое, где он спокойнее и выгоднее остаться может », и упомянуть, что турецкая Порта никогда не была столь щедра ни к одному из ханов, как российская государыня — к нему: ему назначили ежегодное содержание в двести тысяч рублей.

С прибытием Шагин-Гирея на Тамань бунт разрастался. Ногайцев пугали Уральские степи, им милее были соседние с Доном степи Манычские. Но татар туда не пускали, ибо с Маныча они могли опустошать земли Войска Донского. Чтобы вернуть утерянную популярность, бывший хан пошел на несвойственный ему шаг — он, как и его братья, пообещал соотечественникам вернуть обычаи пред-ков. Однако было поздно.

В усмирении бунта принял участие прибывший прямо с Дона атаман Иловайский, с которым соединился Суворов. Подавив мятеж и переправившись обратно через Кубань, войска разошлись по зимним квартирам. Суворов отправился в Ейск, а Иловайский с казаками и бутырцами на Дон. В холодную погоду пришлось перебираться через большое количество речек, настилать мосты из чего попало или переходить вброд по пояс.

Хотя фактически Бутырский полк был прикован к войскам, находящимся на Кавказе, он продолжал числиться в Воронежском наместничестве и имел в Воронеже свою резервную часть. Еще в 1779 году в 9-й Воронежской дивизии, которая служила резервом для 11-й дивизии Потемкина, под командой генерал-аншефа Ивана Петровича Салтыкова находились полки: Воронежский, Копорский, Бутырский, Казанский, Вятский пехотные и Нижегородский драгунский. Размещение полков в Воронежской дивизии предоставлялось генерал-поручику и губернатору Потапову, который блестяще справился с нелегкой задачей. Бутырскому полку назначены квартиры в Воронеже, прочим пехотным в Боброве, Землянске, Ко- ротояке и в Битюкской волости, а Нижегородскому драгунскому — в Тамбове и Козлове с их уездами. Потапов считал, что по учреждении Воронежского наместничества займутся квартиры не только для присутствующих, но и для дворян, постоем которых город будет сильно стеснен, потому весь полк с лазаретами и ненужными обозами должен расположиться по уездам, а в самом Воронеже быть только штабу с чинами. Бутырский полк в составе 9-ти рот прибыл в городок Орлов, а 15 августа 1779 года командир Вятского пехотного полка, полковник Андрей Розенберг с казаками полка Грекова через Житомир и Киев выступил в Бобров.

О том, как оказался пленен Шагин-Гирей, подробно поведал в своих мемуарах Энгельгардт: «Князь (Потемкин. — И.М.) начальство над войсками поручил генерал-поручику Игельстрому; равно поручил ему и уговорить хана, а потом отправить его в Воронеж. Игельстром... приступил к сему таким образом: до его командования войска очень дурно обходились с крымцами и, несмотря на их жалобы, никогда не давали им должного удовлетворения. По просьбам татар Игельстром стал им всячески поблажать. Хан вошел с ним в переписку, благодаря, что он его бывших подданных покровительствует и защищает от страшных угнетений. Наконец, они сделались по письмам друзьями, и хан так расположен был к нему, что просил его приехать в горы. Через несколько времени Игельстром получил курьера с малозначащами бумагами; он сделался задумчив, пасмурен; запершись в своем кабинете, что-то писал; из сего заключили, что получил он какую-то неприятность, и не приказано ли уже ему сдать войска старшему, а самому отъехать для командования в другом месте? Вскоре молва эта разнеслась и дошла до хана.

Хан, как услышал, с большим соболезнованием спрашивал его письмом: справедлива ли эта молва? Игельстром отвечал, что ему велено ехать командовать Кавказским корпусом, и он более всего сожалеет, что отъезжает, с ним не видавшись. Хан пишет, что он в отчаянии, видя крымцев, лишенных такого покровителя, и предлагает ему, ежели он поедет через его горный стан, то ему несравненно будет ближе и покойнее; что это есть средство лично запечатлеть его с ним дружбу. Это только и нужно Игельстрому. Он отвечал хану, что очень благодарен за приглашение, и что как только он сдаст команду, то, извести его заранее, воспользуется случаем иметь давно желанное с ним свидание.

Игельстром нарядил один батальон 4-мя пушками, выбрал способного штаб- офицера, дал ему маршрут как бы для безопасного его проезда и особое наставление, чтоб он, показывая, будто сбился с дороги, в назначенное для приезда Игель- строма число, очутился близ ханского стана и бросился бы к хану просить его защиты в ошибке; иначе Игельстром сделает его несчастным, а потом выпросил бы позволения поставить в караул роту близ ханской ставки.

Игельстром же с большим конвоем кавалерии, с некоторыми генералами и множеством штаб и обер-офицеров, отправился в стан хана. По прибытии, как скоро увидел того штаб-офицера, то и напустился на него, хотел разжаловать его в солдаты; хан насилу мог испросить ему прощение. После сей комедии вошли они к хану в палатку; тут Игельстром сбросил с себя личину, стал уговаривать хана отдаться и предать себя справедливой монаршей милости. Хотя тогда хан и увидел себя обманутым, но уже нечего было делать, окруженный батальоном с пушками и более чем тысячью конницы, он должен был согласиться. В тот же день хана вывезли».

Шагин-Гирея отправили в Таганрог в мае 1784 года, куда хан добрался на корабле «Святой Николай». По иной версии корабль носил имя «Хотин». Напосле- днем служил Д.И. Сенявин, выходец из славной моряцкой династии, не чуждой и нашему краю.

Оставалось доставить высокого гостя-пленника в Воронеж, для чего на тракте до самого города предстояло учредить станции с достаточным для персоны такого уровня числом лошадей, а воронежскому губернатору предстояло позаботиться о размещении хана.

Между тем хан ехать медлил и вместо беспрекословного повиновения в ответном письме императрице пустился в «разные нескладные изъяснения», что вызвало неприкрытое раздражение Екатерины, и Шагин-Гирею было предписано выбрать для местожительства один из трех городов: Воронеж, Орел или Калугу.

В этой истории немалую роль сыграл блестящий представитель России на Ближнем Востоке Сергей Лазаревич Лашкарев. Или Лашкаришвили — выходец из старинного грузинского рода. Он прошел обучение в Государственной коллегии иностранных дел, кроме грузинского и русского языков знал латынь, итальянский, французский, ново — и старогреческий, персидский, арабский и армянский. Во время русско-турецкой войны Лашкарев работал в Русском консульстве в Константино-поле, оказывал поддержку русским купцам, спасая их от расправы и отправляя их под иностранными именами через Голландию в Россию, помогал греческим повстанцам, а также выполнил ряд важных секретных государственных поручений. Был консулом в Молдавии и Валахии, добившись права свободного вхождения русских судов в Дунай, а будучи назначен резидентом при Шагин-Гирее, сумел убедить его отказаться от покровительства Турции и просить покровительства Екатерины II. Екатерина вручила Лашкареву перстень из собственной шкатулки, а также за свой счет погасила его долги в двенадцать тысяч рублей. На вопрос, долго ли она будет покрывать его долги, Лашкарев ответил: «До тех пор, пока я не начну красть казенных денег», что ему не позволяли титул дворянина и личная порядочность.

На сей раз Лашкарев должен был убедить Шагин-Гирея, что своим «несообразным поведением делает он себя недостойным высочайшего Ее Величества покровительства» . Под воздействием таких веских аргументов бывший хан наконец-то остановил свой выбор на Воронеже и в сопровождении почетного конвоя из старшины и шестидесяти казаков, отряженных атаманом Иловайским, отправился в наш город. Губернатору Ивану Алексеевичу Потапову следовало оказывать хану почести соответственно его достоинству.

Гирей прибыл в Воронеж 20 июля 1784 года. В его свиту входило двадцать пять человек и переводчик Лашкарев, к которому Шагин-Гирей очень привязался.

Воронеж, конечно, провинция, но не такая уж и тихая. После «великого» пожара, что случился лет за десять до прибытия развенчанного хана, в городе появилась планомерная застройка. Воронеж еще оставался деревянным, хотя каменных домов появлялось все больше и больше. За рекой виднелись слободы Придача и Клементьевская, с другой стороны — богатая садами и огородами Чижовка. Одуряющий запах от садов, так напоминавший сады Бахчисарая.

Через реку перекинут деревянный подъемный мост. По свидетельству очевидцев, вода в реке «весьма нездорова» и горожане пользовались водой из колодцев. Впрочем, и в Бахчисарае вода не лучше. К слову, по древней крымской столице протекала речка под названием Чурюк-су, что в переводе означает « Черная вода». Воронеж своим названием обязан тоже черному цвету. И любознательный хан знал о том.

Водой идут будары  в Черкасск, крепость Святого Димитрия, Азов и Таганрог. Оттуда — в Керчь и Еникале — в места, связанные с несбывшимися мечтами азиатского европейца.

В нашем городе до сих пор бытует рассказ о том, будто нынешнее здание музея изобразительных искусств готовили специально под проживание Шагин-Гирея. Это, конечно же, выдумка. «Воронежский дворец» окончательно был построен за пять лет до прибытия к нам Шагин-Гирея. Хан, безусловно, видел это здание, напоминавшее ему творения знаменитого итальянца Кваренги, и вспоминал далекие годы, когда он сам был в Италии. Уже тогда он сравнивал итальянскую архитектуру с той, что видел на родине. К примеру, в Бахчисарае — творение архитектора Алевиза Фрязина Нового. Кстати, в 1783 году Бахчисарайский дворец готовили к приезду Екатерины II. Царицу ждали и в Воронеже, и, между прочим, сно- ва-таки по легенде, для нее-то якобы и выстроили «Воронежский дворец». Впрочем, к нам, в отличие от Бахчисарая, императрица так и не заехала.

А жил Шагин-Гирей в Троицкой слободе, в довольно уютном загородном доме воронежских епископов. От центра города далековато — около пяти верст. Сейчас это правобережное начало Северного моста. В главной зале особняка была устроена домовая Троицкая церковь, оттого и слобода стала именоваться Троицкой. А по обильным зарослям терна саму местность назвали Терновой поляной. На пустовавшем участке между дачей и Покровским девичьим монастырем в 1775 году появилось кладбище.

Вокруг деревянной епископской дачи со временем вырос парк, названный Архиерейской рощей. Переходивший в лес парк был «с видовыми площадками и беседками». До появления хана по выходным на архиерейской даче собирались воронежцы и за четырехрублевую входную плату проводили свой досуг в разных развлечениях. Приезд хана прекратил эту традицию.

По свидетельству ханского биографа Ф.Ф. Дашкова, в Воронеже «хану жилось хорошо: он был окружен вниманием и не ощущал недостатка ни в чем», его до-вольствовали «всем возможным изобилием» и обеспечили «всякое успокоение».

В Воронеже хан проводил дни в сытости и безмятежности, и лишь местоположение города напоминало крымскому мечтателю, как во времена иные его воин-ственные предки приходили сюда совсем не с мирными целями. « Нет в душе больше желания желать!» Это и был лейтмотив тогдашнего душевного состояния Шагин-Гирея...

С его именем связана еще одна легенда, приведенная краеведом А.О. Кос- сецким, который писал, что находящаяся в 1915 году в ограде Митрофановского монастыря старинная двухместная карета изящной работы, с белым кузовом и позолоченными краями, представляет собой образец XVIII века и, по некоторым преданиям, принадлежала Шагин-Гирею.

Занимался Шагин-Гирей и благотворительностью. Он пожертвовал тысячу рублей в пользу учеников открывшегося при нем Народного училища, директором которого стал губернский землемер Степан Владыкин. Располагалось оно на пересечении современных улиц Сакко и Ванцетти и Освобождения Труда.

Открытие училища произошло в конце апреля 1785 года. Хан любил образование, и внушительную сумму, часть которой была потрачена на содержание учителей музыки, пожертвовал с удовольствием.

В 1785 году вышел Указ Екатерины «О присвоении семинариям метода народных российских училищ». Он отменял старинные педагогические приемы и вводил в семинарский курс новые предметы. Такой прогрессивный взгляд Гирею был знаком! Из новых предметов отметим греческий язык, совсем не чуждый хану. В то время вовсю обсуждались «прожекты» завоевания Константинополя и присоединения всех греческих земель к России. Это и дало повод ввести в семинарский курс греческий язык. В нашей семинарии знатока греческого не оказалось, и потому пришлось пригласить из Лебедянской обители иеромонаха Транквиллина. Он, было дело, уже учительствовал, однако «по нетрезвости» признан совершенно неспособным к этому занятию. Учил он в Акатовом монастыре, где и проживал «по слабости здоровья». В тот же год из Воронежа в Московскую Академию на казенный кошт отправились два студента — Евфимий Болховитинов и Иван Богомолов. Их отправили в надежде, что со временем оба станут настоящими учителями греческого.

Есть у крымских татар интересная легенда о происхождении Бахчисарая. Однажды в драке схватились две змеи, и когда одна победила другую, на место битвы явилась третья, еще более сильная, чем вторая, и напала на победительницу. А первая змея тем временем искупалась в реке и осталась жива. На том месте позднее и возник Бахчисарай. Считается, что первая змея — это татары, вторая — турки. Но кто третья змея? Шагин-Гирей считал, что это — Россия...

С юных лет Шагин-Гирей не раз задавал себе вопрос: «А может, все в этом мире относительно? Сегодня это татары-турки, завтра — турки-русские или русские- татары? » А кто будет послезавтра? Змея в представлении татар — не только искушение, но мудрость и вечность. Где порок, где мудрость? Одно переходит в другое? Наверное. Не зря же змею часто изображают кусающей свой хвост. Поди, найди конец или начало.

Легенда эта давно не давала покоя хану, а в Воронеже он пришел к выводу: татары живут на море, но им не дано владеть им. Зато к морскому владычеству стремятся русские. Недаром и море когда-то звалось Русским...

Такие мысли пришли к хану именно в Воронеже совсем не случайно, ибо в нашем городе тогда еще многое напоминало о Петре Великом. Большие были деяния. А что осталось? Зримо — лишь здание каменного цейхгауза да шлюзы. Но продолжали витать дух и величие России! А что останется от него, Шагин-Гирея?

Хан так надоел своими требованиями Потемкину, что тот добился разрешения императрицы все вопросы, связанные с ханским присутствием в Воронеже, адресовать наместнику Воронежскому и Харьковскому Василию Алексеевичу Черткову. В письме Екатерины II к Черткову от 10 сентября 1784 года упоминается, что хан по его желанию был удостоен ордена Святого Георгия, однако он пожелал вернуть орден, и наместнику следовало забрать его у хана. Согласно другой версии, Гирею надлежало вернуть не орден Георгия Победоносца, а знак Андрея Первозванного. Как бы там ни было, а хан отказался от награды совсем не по капризу.

Георгий Победоносец убил именно змею. А он... Он не сумел победить той змеи. Как ее зовут? У той змеи имен много.

Шагин-Гирей неоднократно просился в Турцию, и почти весь 1785 год провел в ожидании. 10 сентября императрица Екатерина указала Черткову не препятствовать хану, пусть он едет в Киев, а оттуда через Польшу в Хотин. Правда, сначала его переводят в Калугу.

Отправив вперед свиту, состоящую из Терзи-Измаил-эфенди, двух мулл, капи- тана-аги ханского корабля и двадцати человек нижних служителей, 17 января 1786 года Шагин-Гирей с Лашкаревым выехал из Воронежа. На пути бывшему владетелю Крыма оказывали особую честь: под его проезд было приказано выставить до ста подвод, а исправникам и городничим встречать, провожать и отводить для Гирея удобные помещения.

В Богородицке он переночевал у Андрея Тимофеевича Болотова, который, пообщавшись с ним, «душевно полюбил» хана за «разум острый и великий». Лашкарев от лица хана подарил хозяину золотые часы, его жене и дочерям — два куска дорогой шелковой материи, а городничему — золотую табакерку. Визит такого образованного гост я оставил у мемуариста самые трогательные воспоминания: « Я имел довольно времени рассматривать черты лица его и заметить столь сильно в своей памяти, что, по отъезде его, в состоянии был заочно нарисовать одними красками портрет столь на него похожий, что все татары, заезжающие после его ко мне, тотчас узнавали, что это портрет их хана».

Болотов пишет, что «Потемкин за что-то не любил хана и всячески старался не допустить его к императрице, чего он с великой ревностью добивался». Действительно, хан, оставляя власть, получил от царицы обещание, что ему будет дано ежегодное жалование в двести тысяч рублей, но по неизвестной причине уплата была отложена. Хан подозревал в утайке денег Потемкина и написал императрице жалобу, а чтобы она вернее дошла, обратился к ее любимцу Ермолову, чтобы тот возбудил государыню против Таврического. Однако в придворной интриге Потемкин победил Ермолова! К тому же, скорее всего, он был прав. Вообще Потемкин был невысокого мнения о Шагин-Гирее: «Это человек бездарный и смешной, имеющий претензию быть подражателем Петра Великого». Нелестно отзывался о Шагин-Гирее и Суворов, а некоторые считали его пронырливым и беспокойным авантюристом.

Конечно, аналогия с Петром I налицо, но, наверное, в отношении поведения хана скорее можно говорить о подражании Европе, а не Петру лично, ибо еще до России Гирей «заразился» Европой, петровские же параллели стали рельефнее выявляться из-за того, что хан полностью доверился России.

В Калуге хан получил известие о взятии от него советника Лашкарева, единственного, кто знал татарский язык. В сопровождении караула из тридцати человек Воронежского легкоконного полка Шагин-Гирей продолжил путь.

В начале 1787 года после долгого улаживания различных формальностей бывший хан все-таки уехал в Турцию, где гостю султана назначили для жительства Чифтилин. Но прибыл он сначала в Адрианополь, в город, где родился.

Русский посол в Турции Булгаков писал: «Не знаю истинной причины перехода сюда Шагина, но он сам просился и раскается тысячу раз о сей глупости». И действительно, в июле или августе последнего крымского хана Шагин-Гирея за связь с французским консульством умертвили на острове Родос. На месте его погребения в начале XIX века стояли каменные казармы, а на месте могилы — отхожее место.

Остались о нем и поэтические строки — турецкие касыды. Одна из них, «Летучая» , построена на сравнении Шагин-Гирея с птицей благодаря лексическому значению его имени «Сокол». Касыда эта ругательная, ибо хан немало насолил Порте. Или вот еще стих: «Поймали Шагина несчастных вздыханья — // он сослан в Родос; Бог даст, будет казнен. // Пусть примут поэты мою хронограмму — //хоть быстро летал, да попался ж соколик». Что же, Сокол не сумел преодолеть Счастливого Порога.

А Россия блестяще решила геополитическую задачу по присоединению Крымского ханства, этого последнего «осколка» Золотой Орды.

В один год — а именно 1783-й — были предопределены судьбы не только Крыма, но и Грузии. В январе Крым вошел в состав Российской державы, а 24 июня был заключен Георгиевский трактат, по которому Грузия навсегда отрекалась от вассальства Персии и принимала покровительство России.

 

Игорь Маркин

Источник: журнал «Подъем»

← Вернуться к списку