История и мы

«Я гимны прежние пою…»

Одним из важнейших символов государства является гимн. Как менялся он за многовековую историю России?

История гимнов нашей страны не только увлекательна, но и таинственна. Российская империя начиналась с Преображенского марша Петра Великого. Он и ныне гремит на парадах – и сердце колотится, как барабан, при первых же его звуках.

«ГРОМ ПОБЕДЫ»

Мы не знаем, кто и когда сочинил эту мелодию. Вероятно, Марш лейб-гвардии Преображенского полка исполнялся уже в 1715-м. А в 1805 году поэт-преображенец Сергей Марин на эту музыку написал стихи:

Вот Суворов где сражался!

Там Румянцев где разил!

Каждый воин отличался,

Путь ко славе находил.

Каждый воин дух геройский

Среди мест сих доказал,

И как славны наши войски –

Целый свет об этом знал.

Марш преображенцев звучал в торжественных случаях – в дни коронации императоров, на посольских приемах, при выходах августейших особ. Но ритуал исполнения одной-единственной мелодии при появлении монарха в петровские годы еще не сложился.

Весь XVIII век страна победно воевала, и к ратной доблести поэты того времени относились с особым благоговением. Прорывным гимном имперской экспансии стал екатерининский «Гром победы, раздавайся!» – творение Гавриила Державина и композитора Осипа Козловского. Они подготовили музыкально-поэтическую программу к грандиозному празднику, который устраивал Григорий Потемкин по случаю Измаильской победы.

В простых стихах замечательного гимна Державин красочно выразил официальную правду золотого века, психологическую подоплеку деятельности великих творцов той эпохи, среди которых особенное место немеркнущего в веках гения занимает Александр Васильевич Суворов – главный герой штурма Измаила, который, однако, отсутствовал на празднике.

Мы ликуем славы звуки,

Чтоб враги могли узреть,

Что свои готовы руки

В край вселенной мы простреть.

Зри, премудрая царица!

Зри, великая жена!

Что Твой взгляд, Твоя десница –

Наш закон, душа одна.

Положенные на музыку Козловским, эти стихи не просто подчеркнули устремления своего века – в «Громе победы» Державин тонко уловил саму природу российского абсолютизма, без этого гимна невозможно представить себе климат екатерининских времен. Такие строки не существуют вне контекста эпохи, что вполне естественно для гимна, а кроме того, они сами воздействуют на исторический контекст, необходимый для понимания правления Екатерины Великой – того времени, когда России и ее воинству все было по плечу, когда фасад нашего государства выглядел наиболее привлекательно и верность Отечеству понималась как почетное служение матушке-государыне. Позже для «Грома победы» сочинялись новые слова, актуальные для эпохи Наполеоновских войн и Польской кампании 1831 года. Вариантов было без счета, но классическими навсегда остались стихи непревзойденного Державина.

Духовным гимном империи с XVIII века вплоть до февраля 1917 года стал «Коль славен…» Дмитрия Бортнянского на стихи Михаила Хераскова. Этот гимн сопровождал крестные ходы, духовные процессии, он звучал у крещенских иорданей. Традиционно играли его и при погребении офицеров. И никого не смущало, что авторы духовного гимна – масоны. Вольные каменщики любили общие песнопения, и их вклад в традицию исполнения гимнов трудно не заметить.

«БОЖЕ, ЦАРЯ ХРАНИ!»

Напев британского God Save the King («Боже, храни короля») стал основой многих монархических гимнов. В России лучший текст на эту музыку создал Василий Андреевич Жуковский: стихотворение, написанное в 1814-м, называлось «Молитва русского народа». Поэт, прославившийся в 1812 году патриотическим воззванием «Певец во стане русских воинов», нашел гимну яркое и торжественное начало:

Боже! Царя храни!

Славному долги дни

Дай на земли!

В Европе еще шли сражения, в далеком походе пребывала и русская армия, и Жуковский упомянул в гимне «воинство бранное», «воинов мстителей, чести спасителей». А через два года стихотворение мэтра по предложению директора Царскосельского лицея двумя строфами дополнил 17-летний поэт Александр Пушкин.

Императору Александру I пришлось по душе русско-английское песнопение. С 1816 года «Боже, царя храни!» уже звучало как гимн империи; по высочайшему повелению полковые оркестры исполняли его при появлении государя. Таким стал первый официальный гимн России.

«Боже, царя храни!» обоих поэтов издавалось под одной обложкой. Что для юного Пушкина было великой честью.

Там – громкой славою,

Сильной державою

Мир он покрыл.

Здесь безмятежною

Сенью надежною,

Благостью нежною

Нас осенил.

Брани в ужасный час

Мощно хранила нас

Верная длань.

Глас умиления,

Благодарения,

Сердца стремления –

Вот наша дань.

Таков его вклад в гимн Российской империи. Кстати, нередко стихи гимна Пушкина – Жуковского путают с более поздней версией Василия Андреевича. Император Николай I, который, как известно каждому читателю лесковского «Левши», «в своих русских людях был очень уверенный и никакому иностранцу уступать не любил», произнес легендарное: «Надоело мне слушать музыку английскую!»

У Жуковского конкурентов не было: он талантливо создавал поэзию государственнического официоза николаевской империи, прославляя энергичного царя, «обожаемого отца». По сравнению с предыдущим новый текст стал лаконичнее. Ударную первую строку поэт оставил. Новый гимн воспринимался на одном дыхании, как надпись на камне. Шесть коротких строк вчеканиваются в сознание:

Боже, царя храни!

Сильный, державный,

Царствуй на славу нам;

Царствуй на страх врагам,

Царь православный!

Боже, царя храни!

Как и век спустя, власти рассматривали кандидатуры композиторов, среди которых был и великий Глинка. Но Николай Павлович предпочел близкого ко двору музыканта Алексея Львова. Тот вполне сознавал глубокий смысл задачи: «Я чувствовал надобность создать гимн величественный, сильный, чувствительный, для всякого понятный, имеющий отпечаток национальности, годный для церкви, годный для войск, годный для народа – от ученого до невежды». Новый гимн, утвержденный государем, был представлен широкой публике в московском Большом театре 11 декабря 1833 года.

Эта «русская народная песня» (так называли гимн в первых изданиях) вызвала прилив патриотических чувств. И конечно, на премьеру откликнулся один из самых последовательных патриотов Белокаменной, писатель и директор московских императорских театров Михаил Загоскин: «Не могу вам описать впечатление, которое произвела на зрителей сия национальная песнь; все мужчины и дамы слушали ее стоя; сначала «ура», а потом «форо» загремели в театре, когда ее пропели. Разумеется, она была повторена». Композитор вправе гордиться таким триумфом. Музыка соответствовала тексту – сдержанно торжественная, без излишеств.

Гимн в точности отвечал духу николаевской эпохи – «Православие. Самодержавие. Народность». Но после реформ 1860-х в самой активной части общества проявилось ироническое отношение к песне. Злые пародии на гимн (к примеру, знаменитое «Боже, царя стряхни!») стали приметой народовольческой, предреволюционной России. Нам, пережившим 1985–1999 годы, ведомо, как быстро «в детской резвости» общество умеет низвергать вчерашние святыни.

«ОТРЕЧЕМСЯ ОТ СТАРОГО МИРА!»

Первая мировая война стала для Российской империи непосильным испытанием – не столько для армии, сколько для политической системы и идеологии. То была уже не самодержавная, но буржуазная империя, в которой все явственнее ощущался конфликт народных интересов с аппетитами элиты. «И продал власть аристократ промышленникам и банкирам» – так аттестовал предреволюционную ситуациюСергей Есенин. В феврале 1917-го империи не стало, и царский гимн освистали.

Что же исполнялось в торжественных случаях в короткую эпоху Временного правительства? Поэт Валерий Брюсов в статье «О новом русском гимне» размышлял: «Нужна краткая песнь, которая силою звуков, магией искусства сразу объединила бы собравшихся в одном порыве, сразу настроила бы всех на один высокий лад». Культурная элита, восторженно принявшая Февраль, завалила Особое совещание предложениями: «Славься» Михаила Глинки с новыми словами; «Эй, ухнем!» в аранжировках композиторов Александра Глазунова и Игоря Стравинского; торжественная песнь Александра Гречанинова и Константина Бальмонта («Могучая держава, безбрежный океан! Борцам за волю слава, развеявшим туман!»). В 1962 году, когда гастроли Стравинского, надолго оторванного от России, проходили в Москве, он с особой лукавинкой в глазах дирижировал своим несостоявшимся гимном…

В марте и апреле в особых случаях играли старенький, всем знакомый назубок Преображенский марш. Но Временное правительство предпочло всем вариантам «Рабочую Марсельезу» (с немного упрощенной мелодией Руже де Лиля, в редакции Глазунова), слова для которой за несколько десятилетий до этого были написаныПетром Лавровым.

Отречемся от старого мира,

Отряхнем его прах с наших ног!

Соперничество «Марсельезы» и «Интернационала» за звание гимна стало отражением борьбы буржуазных революционеров и социалистов. «Интернационал», как и большевики с левыми эсерами, завоевывал авторитет в советах. Общество стремительно кренилось влево: на выборах в Учредительное собрание осенью 1917 года значительное число голосов было отдано большевикам, причем в столицах они одержали безусловную победу. Это предопределило и победу самого радикального из левацких гимнов.

На русский язык текст «Интернационала» Эжена Потье перевел Аркадий Коц еще в начале века. Песнь эта могучая, есть в ней поступь истории, стихия. Яркая мелодия Пьера Дегейтера сразу врезается в память.

Тогда страна искала себя, ощущая необходимость обновления после тяжкого кризиса. И снова вспоминается Есенин: «Хлестнула дерзко за предел нас отравившая свобода». Вместе с поэтами Сергеем Клычковым и Михаилом Герасимовым и удивительным нашим скульптором Сергеем Коненковым он предпринял попытку прославления новой государственности. В основе любого государственного мифа – память о павших героях. В ноябре 1918-го состоялось торжественное открытие мемориальной доски работы Коненкова. Она была установлена на Кремлевской стене в честь борцов, погибших за революцию. Звучала «Кантата», написанная поэтами: «Спите, любимые братья…»

Многие памятники той поры, выполненные на скорую руку из временных материалов, не простояли и 10 лет. Недолговечными оказались и самые радикальные, экстравагантные идеологические построения революционной эпохи. В конце концов предпочтение было отдано наиболее традиционной схеме, согласно которой жесткое единовластие сочеталось с культом труда и трудящегося народа… В Красной империи рожденный во Франции «Интернационал» воспринимался как песня духоподъемная и родная, но снова появилась потребность в самобытном государственном гимне.

ТРИ СОАВТОРА

С конца 1930-х торжественных песен и кантат, прославлявших советский народ, его армию и вождя, рождалось немало. Музыку к ним создавали блестящие композиторы: Дмитрий Шостакович, Сергей Прокофьев, Матвей Блантер, Исаак Дунаевский. Интересно работал с жанром патетической песни основатель несравненного военного Ансамбля песни и пляски Александр Александров. В 1938-м с поэтом Василием Лебедевым-Кумачом он сочинил «Гимн партии большевиков» («Страны небывалой свободные дети, сегодня мы гордую песню поем…»). Именно этой мелодии суждено было через пять лет первенствовать в легендарном конкурсе и стать гимном СССР. Правда, победа досталась словам, написанным не Лебедевым-Кумачом (он участвовал в конкурсе в дуэте с другим композитором), а Сергеем Михалковым в соавторстве с Габриэлем Эль-Регистаном. Этот гимн, прозвучавший в первый раз по радио 1 января 1944 года, стал для нашей страны гимном Освобождения. Под его патетические аккорды Красная армия гнала на запад захватчиков.

Принимали гимн в Большом театре, где когда-то состоялась премьера царского гимна Львова – Жуковского. Оркестр ГАБТ под управлением Александра Мелик-Пашаева совместно с военным оркестром генерал-майора Семена Чернецкого исполнил перед Иосифом Сталиным и узким кругом советских руководителей, композиторов и поэтов гимны Великобритании и США, а также «Боже, царя храни!» и три варианта нового гимна со словами Михалкова и Эль-Регистана – на музыку Шостаковича, Хачатуряна и Александрова. Да-да, впервые в СССР в официальной обстановке прозвучал царский гимн – для сравнения, но и, думается, для ощущения преемственности. Надо отметить, что Александров основательно переработал свой гимн большевиков: замедлил темп – и мелодия стала величавее. Она соответствует огромной стране – как будто ветры Ледовитого океана встречаются с вершинами Памира…

Правительство утвердило вариант Александра Александрова. По воспоминаниям Михалкова, Сталин сказал Шостаковичу утешительно: «Ваша музыка звучит очень мелодично. Что поделать, но гимн Александрова больше подходит по своему торжественному звучанию». На банкете Михалков по просьбе вождя читал «Дядю Степу», а еще они с Эль-Регистаном показывали фронтовые сатирические сценки, дерзко приспособив в качестве реквизита подлинную фуражку Сталина.

Иногда последовательность воспринимается как конформизм: недоброжелатели тысячу раз упрекали Сергея Михалкова в беспринципности. А он всю жизнь был благонамеренным государственником, сторонником крепкой, сильной власти и противником всего того, что извне и изнутри эту власть расшатывает. Такое кредо можно критиковать, но упрекать Михалкова в неискренности и противоречиях никто не вправе. Детский поэт, хорошо известный всем гражданам СССР, был удачной кандидатурой на роль гимнописца. Впрочем, его воспоминания о работе над гимном показывают, что чуть ли не лучшие строки подсказал им с Габриэлем третий соавтор – Сталин.

В восприятии гимна решающее значение – за первой строкой. У Михалкова и Эль-Регистана было так: «Свободных народов союз благородный». Сталин нашел куда более выразительный зачин, который навсегда врезался в память миллионов: «Союз нерушимый республик свободных». Секрет этой строки – в слове «нерушимый»: был найден одновременно торжественный и нестандартный эпитет. Так рождается классика жанра. Гимн не только прославлял советскую государственность с направляющей ролью русского народа, не только звал к военным победам под руководством коммунистической партии, но и утверждал культ вождей:

Сквозь грозы сияло нам солнце свободы,

И Ленин великий нам путь озарил:

Нас вырастил Сталин – на верность народу,

На труд и на подвиги нас вдохновил!

Габриэль Эль-Регистан не писал стихов (его иногда путают с сыном – Гарольдом Регистаном, который как раз был поэтом-песенником). Он помог Михалкову как опытный журналист и сценарист, подсказал опорные образы будущего гимна: Ленин, Сталин, Великая Русь, дружба народов.

После ХХ съезда петь гимн с именем развенчанного вождя уже не смели, и до 1977-го (об этом почему-то немногие помнят) гимн СССР исполнялся без слов. А в год принятия брежневской Конституции была утверждена новая редакция гимна. Снова проходил конкурс, снова в нем участвовали знаменитые поэты и композиторы, но победила прежняя музыка и в общем-то прежний текст. Михалков только исключил упоминание о Сталине и заменил строфу, посвященную военным реалиям 1943 года, на прославление мирного коммунистического строительства: «В победе бессмертных идей коммунизма…» Очень удачной оказалась аранжировка 1977 года (ее создал Ян Френкель), и к новой версии гимна, ежедневно звучавшего по радио, быстро привыкли. Текст в «брежневской» редакции публиковался на обложках школьных тетрадей: ничего не скажешь, миллионные тиражи!

Впрочем, «Интернационал» не был забыт. Он оставался гимном правящей партии – КПСС. Даже когда та стала олицетворением консервативных политических тенденций, седовласые вожди пели на съездах:

Лишь мы, работники всемирной

Великой армии труда,

Владеть землей имеем право,

Но паразиты – никогда!

И если гром великий грянет

Над сворой псов и палачей, –

Для нас все так же солнце станет

Сиять огнем своих лучей.

Пели, как бы присягая на верность революционному прошлому – скорее легендарному, чем реальному…

ПОСЛЕ СОЮЗА

После распада СССР в декабре 1991 года ситуация с гимном оказалась двусмысленной. Гимн Александрова – Михалкова прославлял страну, которой больше не было. Но в 1990-м был утвержден гимн РСФСР – «Патриотическая песнь» Глинки, с 1947-го известная под названием «Здравствуй, славная столица!» (слова на эту музыку написал поэт Алексей Машистов к 800-летию Москвы; в брежневские годы она некоторое время звучала как заставка информационной телепрограммы «Время»). Этот гимн исполнялся без слов. И новый парламент – Государственная Дума, впервые избранная в декабре 1993-го, – не подтвердил его легитимности. А это было необходимо, ведь гимн РСФСР принимался, когда республика еще входила в СССР.

В печати стали появляться тексты для гимна Глинки. И тут выяснилось, что разбойничья, смутная эпоха ранних 1990-х не способна к созданию собственного официоза. Гимн – это вдохновенный панегирик родной стране, ее народу, истории, и покаянные, чернушные мотивы здесь по крайней мере странны. Так, поэт, всегда умевший находить общий язык с миллионами, предложил для величавой музыки мучительно лирические, самоедские стихи со строкой: «Разве совесть в лагерной могиле?» Столь неуместные образы люди никогда не смогут принять в государственном гимне. Даже в ГДР и ФРГ – странах, осудивших свое нацистское прошлое, – мотивы покаяния и самобичевания не включались в строй гимнов. Таким же неуместным представляется нам предложение современной оппозиции дополнить шествие «Бессмертного полка» 9 Мая демонстрацией с портретами жертв ГУЛАГа.

Ни в чем не повинную песнь Глинки, которая ассоциировалась с позором вороватых и хмельных 1990-х, народ отторг. 10 лет мы жили с бессловесным гимном, и поделом: время-то было бесславное.

В ХХI век Россия вступила с музыкой Александрова и стихами Михалкова. Представляя этот вариант гимна депутатам, недавно ставший президентом Владимир Путин эмоционально спорил с противниками «сталинского» гимна: «Неужели за советский период существования нашей страны нам нечего вспомнить, кроме сталинских лагерей и репрессий? Куда мы тогда с вами денем Дунаевского, Шолохова, Шостаковича, Королева и достижения в области космоса? Куда мы денем полет Юрия Гагарина? А как же блестящие победы русского оружия со времен Румянцева, Суворова и Кутузова? А также победа весной 1945 года?» Стало ясно, что очередная эпоха революционного ниспровергательства завершена, а радикальные антисоветчики в одночасье сами перешли в разряд ретро. Что ж, процесс вполне предсказуемый и закономерный. Страсти разгораются и стихают – караван истории идет…

Так получилось, что Жуковский дважды создавал гимн нашей страны, а Михалков – трижды. У музыки Александрова есть крылья, и на них новый старый гимн поднялся ввысь. В этой мелодии – героика Победы 1945-го, слава покорения космоса, гордость за спортивные достижения соотечественников… Гимн объединил традиции Российской империи, Советского Союза и современной России – и такой синтез необходим народу, чтобы мы не теряли чувства общности с великой многовековой историей. И я верю, что нашему гимну, назло скептикам, суждено счастливое будущее. А «Патриотическая песнь» Глинки пусть звучит на официальных московских мероприятиях в варианте 1947 года – наряду с принятым в 1995-м гимном Москвы «Дорогая моя столица». Судьба «гражданских молитв» бывает весьма причудливой, и это характерно не только для России.

СЛАВЬСЯ!..

Что до Михаила Ивановича Глинки – у него есть еще одно произведение, о котором стоит рассказать в обзоре гимнов России. Это хор «Славься». Еще перед войной Сталин озаботился творческим обновлением оперы «Жизнь за царя», и особое внимание вождь уделял патриотическому хоровому апофеозу, который никогда – ни при нем, ни до, ни после – не был нашим официальным гимном, но который всегда воспринимался как важный музыкальный символ России.

Хороший глагол, истинно гимнический – «славься». И торжественный хор из оперы «Иван Сусанин» завоевал репутацию подлинно народного песнопения. В царские времена его считали гимном династии Романовых. В советский период он звучал как гимн русскому народу. А в 1990-е многие ошибочно принимали «Славься» за официальный гимн России. Между тем с «Патриотической песнью» хор «Славься» связывает только личность автора.

В первые годы советской власти оперу грубо переиначивали. Один из вариантов назывался «За серп и молот!»: от оригинала там осталась лишь великая музыка – сюжет изменили до неузнаваемости. Но такие поделки успеха не имели. Наконец, в 1937-м в «Правде» появилась статья дирижера Самуила Самосуда с призывом создать «глубоко патриотическую народную драму, направленную своим острием против врагов великого русского народа».

Сегодня существует как минимум три варианта текста «Славься» – и тут впору запутаться. Первоначальный – барона Егора фон Розена, затем Сергея Городецкого, который дважды переделывал собственные стихи, и сравнительно недавняя редакция Евгения Левашова, который объединил темы своих предшественников и кое-что добавил от себя.

А дело было так. Розен написал текст поэтически косноязычный, но четко подстроенный под мелодию и, даже по меркам николаевского времени, экзальтированно монархический.

Славься, славься, честная рать!

Ты отстояла престол царей!

У царского дома идет принять

Царя-Государя, могучая рать!

Славься, славься, наш русский Царь!

Господом данный нам Царь-Государь!

Избранника Божьего весь народ

С великой любовью и радостью ждет!

Славься, славься, наш русский Царь!

Господом данный нам Царь-Государь!

Да будет бессмертен твой царский род!

Да им благоденствует русский народ!

Народ прославляет царя, но сам он не прославлен… В ХХ веке это звучало диковато. И вот музыкально эрудированный поэт Сергей Городецкий получил задание переделать либретто Розена, сохранив основную тему – подвиг Ивана Сусанина. Воспеть Русь ему рекомендовал лично Сталин. Он же предложил в финале оперы устроить триумфальный выезд спасителей Отечества – Минина и Пожарского. Этот патриотический хор и ныне исполняется в торжественных случаях наряду с гимном России.

Славься, славься, ты Русь моя,

Славься, ты русская наша земля.

Да будет во веки веков сильна

Любимая наша родная страна.

Славься, славься, из рода в род,

Славься, великий наш русский народ.

Врагов, посягнувших на край родной,

Рази беспощадной могучей рукой.

Славься, славься, родная Москва,

Родины нашей, страны голова.

Живи, возвышайся на радость нам,

На счастье народов, на гибель врагам.

Слава, слава, героям бойцам,

Родины нашей отважным сынам.

Кто кровь за Отчизну свою прольет,

Того никогда не забудет народ.

Это не бахвальство, а правда аптечной точности. Ни один народ не создал столько песен во славу своей земли, во славу государства. В нашей цивилизации эта потребность возникла аж с древнего возгласа: «О, светло светлая и прекрасно украшенная земля Русская!» И наш гимн с первого аккорда возвышает, вытягивает в струнку. Невозможно хотя бы мысленно не приосаниться, когда слышишь: «Россия – священная наша держава». Несколько минут звучит гимн. За это время можно многое понять о Родине. Такова чудесная природа этого жанра.

Автор: Арсений Замостьянов

Источник: журнал «Историк»

← Вернуться к списку