История и мы

Христина, Любава

В русских летописях почти нет никаких сведений и о первой жене старшего сына Владимира Мономаха – Мстислава Великого, Христине. Зафиксирована лишь ее смерть – 18 января 1121 года. Причина такого невнимания могла быть в том, что она почти не бывала в Киеве и не успела стать великой княгиней Киевской – Мстислав получил престол только в 1125 году.

Даже Н.М. Карамзин, проштудировавший европейские хроники, не знал ни имени княгини, ни ее происхождения. Современные исследователи, исходя из анализа скандинавских источников, выяснили, что первая жена Мстислава Великого Христина, шведская принцесса, дочь короля Инга Стейнкельсона. Других сведений о ней нет. Не известно, когда родилась и когда вышла замуж за Мстислава Владимировича. Можно лишь предположить, что она не была младше жениха, поскольку второй сын Изяслав родился, по данным В. Н. Татищева, в 1096 году. До этого принцесса родила Всеволода, поэтому ее брак с Мстиславом мог быть заключен приблизительно в 1093-1094 годах. В это время жениху было лет 17, невесте – либо чуть меньше, либо столько же.

Историки предполагают, что вопрос о женитьбе Мстислава, в то время Новгородского князя, и шведской принцессы решался при жизни его деда великого князя Киевского Всеволода Ярославича. Тот, видимо, учитывал, что Ярослав Мудрый в свое время тоже Новгородский князь удачно женился на шведской принцессе Ингигерд, которая оставила по себе добрую память у новгородцев, а этот город после смерти Всеволода Ярославича должен был перейти в управление к сыну нового великого князя. Исходя из этих данных, можно думать, что бракосочетание Мстислава и Христины – должно была состояться не позднее апреля 1093 года, т. е. до смерти Всеволода Ярославича ибо в противном случае шведскому королю было бы выгоднее отдать дочь за сына нового великого князя.

 Новгородцы были заинтересованы в том, чтобы в их городе правил именно Мстислав. Причина особой любви к этому князю скорее всего и заключалась в его родстве со шведским двором, что давало новгородским купцам большие преимущества в торговле со скандинавскими странами: и свободный проезд на их территорию, и выход в Балтийское море, и т. д.

 Судя по всему, Христина не последовала примеру Ингигерд и осталась верна котолической вере. Это предположение обосновывает факт появления в 1106 году в Новгороде монаха-отшельника Антония, прозванного Римлянином. Хотя он, несомненно, был католиком (отсюда и прозвище), местные власти позволили ему основать на берегу Волхова монастырь. О предпочтении невестки католической вере православной, видимо, хорошо знал Владимир Мономах. Он обратился к киевскому митрополиту Никифору с просьбой разъяснить ему различие между двумя верами. Послание Никифора дошло до нас и свидетельствует о том, что в княжеских семьях еще не было четкого водораздела между православными и католиками, и мало кто понимал разницу между этими верованиями. В это время перед женами-иностранками, очевидно, не всегда ставили обязательное условие переходить в православие. Особые вольности в этом плане, видимо, были в Новгороде, торговавшем со всем миром.

Русские книжники, заинтересовавшиеся историей католического монаха, основавшего в Новгороде крупный монастырь (его постройки существуют до сих пор), сочинили «Повесть об Антонии Римлянине», в которой попытались объяснить, на какие средства построен Антонием большой каменный собор, и поэтому придумали легенду о бочке с несметными сокровищами, приплывшей вслед за монахом. Конечно, на самом деле никакой бочки с золотом не было, а вероятнее всего, Антонию покровительствовала Христина.

Исследователи считают, что в Новгороде при дворе Мстислава и Христины существовали артели строителей, выполнявшие княжеские заказы по возведению храмов и оборонительных укреплений (одновременно с новгородским был построен кремль в Ладоге). Кроме того, под их покровительством работали живописцы, занимавшиеся росписями храмов, написанием икон и украшением миниатюрами рукописей. При их участии в 1109 году началась роспись Софийского собора в Новгороде. Хотя официально считается, что этим делом руководил епископ Никита, но он в этом же году умер, поэтому не мог довести дело до конца. К тому же оно было дорогостоящим и по средствам возможно лишь князю. Искусствоведы определили, что фрески Новгородской Софии имели большое сходство с фресками Николо-Дворищенского собора, а также с миниатюрами Мстиславова Евангелия. Это позволило выдвинуть гипотезу, что все работы выполняли одни и те же мастера, преимущественно выходцы из Византии. Естественно, что пригласить их мог Мстислав, имевший через отца связи с империей.

 И не только связи имел Мстислав. И деньги тоже. Основную их часть составляли налоги, которые платили новгородцы своим правителям. Но можно предположить, что князь с супругой занимались торговлей. На это указывает наличие в городе Харальдовой пристани, к которой, очевидно, приставали княжеские суда. Была на Волхове и Альфредова пристань, принадлежавшая кому-то из родственников либо Гиды, либо Христины.

 Для новгородцев княгиня была хорошо известной личностью. Когда у нее украли рабыню, посадник тут же самолично начал расследование и поиск виновного. Об этом эпизоде наглядно повествует одна из берестяных грамот, обнаруженная археологами при раскопках.

B 1117 году отец перевел Мстислава княжить в Белгород, поближе к Киеву. Возможно, престарелый Владимир Мономах хотел, чтобы сын жил рядом и в случае его кончины смог занять великокняжеский престол. К тому же ему нужна была мощная поддержка для борьбы с половцами. Христина не поехала с мужем, в Белгороде не было обустроенной княжеской резиденции, осталась с детьми в Новгороде, где на престол взошел ее старший сын Всеволод. При участии матери он продолжил строительство и в 1119 году основал около города монастырь в честь св. Георгия, второго небесного покровителя отца (Гарольд соответствует русскому имени Георгий).

Христина родила Всеволода, Изяслава, Святополка и, видимо, Ростислава, а также четырех дочерей. Характерно, что старшие княжны получили шведские имена и стали женами европейских монархов, очевидно еще при жизни матери. Ингеборг – женой датского короля Кнута II Лаварда, их старший сын получил в честь деда имя Вольдемар и потом стал датским королем Вольдемаром I. С этого времени данное имя было популярно в датской династии (к примеру, Вольдемаром звали жениха царевны Ирины Михайловны, прибывшего в Русское государство в 1644 году). Под влиянием матери Вольдемар женился на русской княжне Софье, дочери Владимира Всеволодовича, внука Мстислава Великого. Это событие произошло в 1141 году. В Дании Ингеборг оставила настолько заметный след, что аббат Эбельхольтский Вильгельм даже составил «Генеалогию королевы Ингеборги», в которой назвал ее отца «могущественнейшим королем русов».

Вторая дочь Христины Малфрида стала супругой норвежского короля Сигурда Магнусона. Когда тот умер, она вышла замуж за датского короля Эрика II Эмуна, брата Кнута Лаварда. Характерно, что Эрик и Кнут были внуками Свена Стридсена, у которого жила Гида после гибели отца.

Третья дочь Христины Ирина-Добродея справила свадьбу с племянником византийского императора Андроником Комниным, данное событие зафиксировано в Ипатьевской летописи под 1122 год. Правда, в то время он был лишь претендентом на трон, а к власти прийти смог только в 1183 году и правил всего два года. При коронации Добродея приняла имя Зоя. Незадолго до смерти мужа родила дочь. Больше замуж не выходила. Византийцы считали ее знахарькой и обращались к ней со своими недугами. Она никому не отказывала, лечила. Написала трактат «Алимма», состоящий из медицинских рецептов и советов.

Четвертая дочь Христины осталась в родных пенатах. Она разделяла брачное ложе с Владимиро-волынским князем Ярославом Святополчичем, сыном великого князя Киевского Святополка Изяславича. Первой женой этого князя была дочь венгерского короля, но она рано умерла. По законам старшинства Ярослав Святополчич имел права на киевский великокняжеский престол и, вероятно, сказал жене, что будет на него претендовать после смерти Владимира Мономаха. Однако та знала, что верховным правителем собирается стать ее отец, Мстислав Владимирович, и сообщила тому о планах мужа. Можно предположить, что переезд Мстислава в 1117 году в Белгород был связан с конфликтом в семье дочери: возмущенный Ярослав Святополчич обрушил гнев на жену и в 1118 году изгнал ее из Владимира-Волынского. Естественно, что это разгневало родителей и деда княгини. Владимир Мономах пошел войной на обидчика . Ярослав был схвачен Мстиславом, но потом освободился, бежал в Польшу и там умер. С этого времени Владимиро-Волынское княжество считалось наследственным владением Мономашичей.

Последняя дочь Христины – Рогнеда не смогла выбрать себе достойного спутника и коротала век старой девой в своем селе около Смоленска.

У современников Христина пользовалась большим уважением. Об этом свидетельствует обнаруженная археологами ее личная печать, на которой изображена женщина в короне и с нимбом. На обороте надпись на греческом языке: «Святая Христина». Исследователи высказали мнение, что печать изготовлена греческими мастерами по заказу Владимира Мономаха, как его подарок.

 Шведская принцесса Христина, как и ее соотечественница Ингигерд, жена сына Рогнеды Ярослава Мудрого, немало сделала для того, чтобы международные и династические связи Древнерусского государства продолжали расширяться. С ее помощью положение Мстислава в Новгороде настолько укрепилось, что горожане не соглашались заменить его никем другим. При его правлении была достигнута полная гармония между местным духовенством, купечеством и княжеской властью. Получая большие доходы, князь вместе с женой смог заняться большой строительной деятельностью, результатом которой стало возведение каменных стен вокруг новгородского детинца и Ладоги, нескольких каменных соборов и основание двух прославившихся в будущем монастырей. В целом, считает исследовательница Л.Е. Морозова, Мстислав был прозван Великим, опять-таки, во многом благодаря своей первой жене, шведской принцессе.

Не без участия Христины, новгородцы смогли занять ведущее положение на европейских рынках: их суда беспрепятственно плавали по Балтийскому морю, никто не осмеливался их грабить или чинить какие-либо препятствия. Но после ее смерти и переезда Мстислава в Киев ситуация стала меняться в XVдшую сторону. Уже в 1142 году по приказу шведского короля начались нападения и грабеж богатых новгородских судов. То и дело повсеместно вспыхивали военные и торговые конфликты. Сначала шведы, а потом финны и немцы начали теснить новгородских купцов с европейских рынков.

Мстислав Владимирович вдовствовал недолго, в 1122 году женился вновь, на этот раз ему приглянулась дочь бывшего новгородского посадника Дмитрия Завидова Любава, который к этому моменту уже умер. Сиротка не ждала такого подарка от господа Бога. Но он, видимо, пожалел горемычную красавицу. Впрочем, судя по всему, женитьба князя на простолюдинке, видимо, была связана с тем, что он имел с Новгородом тесные хозяйственные связи и порывать их не хотел. К тому же у самого Мстислава, готовящегося стать великим князем Киевским, вряд ли было время заниматься княжеским хозяйством, оно обычно находилось в ведении княгини.

Спустя три года Мстислав Владимирович, вопреки сложившейся традиции престолонаследия, смог стать после отца великим князем. Триумф мужа разделила и Любава Дмитриевна. Она оказалась плодовитой матерью и за сравнительно непродолжительный брачный союз родила троих детей: Марию, Евфросинию, и Владимира. Последнему не суждено было увидеть отца, появился на свет уже после его смерти.

Любава Дмитриевна, оставшись вдовой, сосредоточилась на дочерях, задавшись целью удачно выдать их замуж. Это ей удалось. Евфросиния стала женой Венгерского короля Гезы II, Мария – Черниговского князя Всеволода Ольговича.

Вполне вероятно, что Любава Дмитриевна и ее дочь Мария были очень энергичными женщинами, во всяком случое не без их помощи Всеволод Ольгович в 1139 году стал великим Киевским князем, вопреки всем законам престолонаследия. В Ипатьевской летописи это событие значится под 1140 годом. Можно предположить, что брак Марии с Черниговским князем был заключен по инициативе великого князя Киевского Ярополка Владимировича в последний год его жизни (1138 или 1139 гг.), когда он установил мирные отношения с Ольговичами. Уже на следующий год Мария родила сына Ярослава.

Поначалу Всеволод Ольгович, заняв киевский стол хотел отобрать у сыновей Владимира Мономаха и сыновей Мстислава Великого их княжества, но потом передумал, видимо, понял, что с родственниками следует жить в мире. К этому решению скорее всего пришел под влиянием тещи и жены. В 1141 году Изяслав Мстиславич даже обратился с просьбой к мачехе и сестре выпросить у Всеволода Ольговича новгородское княжение для младшего брата Святополка. Княгини его поручение выполнили, поскольку великий князь с уваженям относился к их желаниям.

 Используя связи Всеволода Мстиславича, выдавшего замуж в Польшу в 1136 году дочь ВерXVславу, великий князь отдает свою дочь от первого брака Звениславу за польского короля Болеслава IV Кудрявого. Второй его зять– Чешский князь Володислав. Характерно, что уже после смерти Всеволода Ольговича оба его зятя стали оказывать помощь Изяславу Мстиславичу в борьбе с дядей Юрием Долгоруким за великое киевское княжение. Делали они это, очевидно, по просьбе Марии Мстиславны, заинтересованной в вокняжении в Киеве брата.

Всеволод Ольгович выдал замуж двух осиротевших внучек Владимира Мономаха за своего двоюродного брата Владимира Давыдовича и Турово-Пинского князя Ярослава Юрьевича.

 Несмотря на близость к Мстиславичам, Всеволод Ольгович оставил великокняжеский престол брату Игорю Ольговичу. Но киевляне не захотели ему служить и подняли восстание. Их гнев был так велик, что они решили убить Игоря. Спасти его попытался сын Любавы Дмитриевны Владимир Мстиславич. Он хотел отвести Игоря на двор матери и там его укрыть. Но киевляне выломали ворота, вытащили Игоря на улицу и убили. В древнейших летописях описание этих событий настолько подробное, что его мог сделать только очевидец происходящего. Возможно, это был кто-то из окружения Владимира, поскольку именно его действия описаны особенно детально. Но наиболее вероятно, что летописец руководствовался указаниями Любавы, мечтавшей о престоле для сына. Она продолжала жить в Киеве и после смерти мужа, зорко следя за всем, что происходило в столице. Вполне вероятно, что именно Любава попросила сына отвести Игоря Ольговича на ее двор, надеясь, таким образом, его спасти.

Даже после смерти Всеволода Ольговича в 1148 году отношения между Мстиславичами и Ольговичами продолжали укрепляться. Во многом этому способствовали Любава Дмитриевна и ее дочь Мария. Для них наиболее выгодным было, чтобы великокняжеский престол получил кто-либо из их ближайших родственников – Мстиславичей или Ольговичей, потому и настраивали киевлян против Юрия Долгорукого, сына Владимира Мономаха, который считал, что по законам старшинства править должен именно он. Его борьба с Изяславом Мстиславичем шла с переменным успехом, пока племянник не привлек на свою сторону другого дядю, Вячеслава Владимировича. После смерти Изяслава примеру того хотел последовать Ростислав Мстиславич, но Вячеслав внезапно умер, и престол пришлось уступить Юрию Долгорукому. Возможно, новый великий князь знал, что Любава Дмитриевна настраивала киевлян против него, поэтому княгине пришлось переехать к сыну Владимиру Мстиславичу во Владимир-Волынский. В 1150 году тот женился на дочери хорватского князя Белуша. Сосватал же венгерский король Геза, женатый на его сестре.

 Ипатьевская летопись гласит, что в 1156 году Любава Дмитриевна, используя дружеские отношения со своим зятем, венгерским королем, отправилась проведать дочь: «Тогда же и Володимир Мстиславич пусти мать свою Мьстиславлю в Угры, ко королеви, зятиви своему; король же вда много имения тещи своей».Такое радушие свидетельствовало о том, что у дочери княгини были очень хорошие отношения с мужем. Их брак оказался удачным.

Вернувшись в следующем году во Владимир-Волынский, Любава Дмитриевна оказалась в центре междоусобицы, возникшей между ее сыном и племянником Мстиславом Изяславичем. В чем была причина конфликта между ними, неизвестно, но Владимиру пришлось бежать, а его мать и жена оказались во власти агрессивного Мстислава Изяславича. Он не только захватил Владимир-Волынский, но и разграбил княжескую казну, в том числе забрал и подарки венгерского короля; княгинь же на возах отправил к Луцку.Избавиться от плена Любава Дмитриевна с невесткой смогли только в следующем году, когда из Венгрии вернулся Владимир Мстиславич и попросил Юрия Долгорукого помочь навести порядок.

После вокняжения в Киеве пасынка Ростислава Мстиславича в 1158 году, Любава Дмитриевна вернулась в столицу на свой двор. Она надеялась, что после смерти Ростислава престол достанется ее сыну, и вновь стала «плести кружева»: привлекать киевлян на свою сторону, поддерживая постоянную связь с сыном, чтобы вовремя предупредить его о важных переменах. Однако осторожный Владимир Мстиславич решил, что для него выгоднее поддержать притязания племянника Мстислава Изяславича на великокняжеский стол и за это получить от него прибавку к своим владениям, а потому, узнав от матери о смерти Ростислава, тут же отправил весть Мстиславу. Сам же с женой и детьми отправился в Киев. По дороге в Вышгороде встретился с матерью, чтобы обсудить создавшуюся ситуацию. Возможно, Любава Дмитриевна посоветовала ему самому начать борьбу за престол и поискать союзников в этом деле, а не довольствоваться небольшим прибавлением к своим владениям.

Владимир попытался склонить на свою сторону степняков и отправился к ним на переговоры. Но его миссия потерпела фиаско. Более того, ему пришлось с женой и детьми бежать во Владимир-на-Клязьме к Андрею Боголюбскому. Когда о его происках стало известно Мстиславу Изяславичу, тот отправился к Любаве Дмитриевне и заявил ей: «Иди в Городок, а оттуда камо тебе годно; не могу с тобою жити одином месте, зане сын твой ловит головы моея всегда». Княгиня не стала перечить ему и отправилась к внуку в Чернигов. Высылка Любавы Дмитриевны из Киева свидетельствовала о том, что Мстислав Изяславич боялся ее влияния на киевлян, опасался козней с ее стороны, поскольку видел в ней сильного политического противника.

Судя по всему она не успокоилась, отправилась искать заступничества у более могущественного чем Мстислав Изяславович, Андрея Боголюбского, рассказала ему о том, как ее сын был изгнан из своего Владимиро-Волынского княжества, как она с невесткой оказалась в плену, как было разграблено все ее имущество, включая подарки зятя, и как в довершение всего на старости лет ее выгнали из собственного княжеского терема в Киеве. Рассказ Любавы Дмитриевны возмутил Андрея Боголюбского. Было ясно, что обидчика следует наказать. В итоге в 1169 году одиннадцать князей во главе с Мстиславом Андреевичем отправились к Киеву и с позором изгнали Мстислава Изяславича из столицы. Но на престол Андрей Боголюбский посадил не Владимира Мстиславича, а своего брата Глеба Юрьевича. Сыну Любавы Дмитриевны пришлось довольствоваться Дорогобужем. История умалчивает, дожила ли она до главной цели своей жизни – триумфа горячо любимого сына. В 1174 году ему- таки удалось на несколько месяцев стать великим князем Киевским. Добравшись до вершины, тяжело заболел и умер.

По-разному сложились судьбы дочерей Любавы Дмитриевны. Красавица Евфросинья, став венгерской королевой кружила голову всем, кто был при дворе Гизы II. Она дружила со своим родным братом великим киевским князем Изяславом Мстиславовичем, помогала ему в тяжелую годину борьбы с Юрием Долгоруким, который пытался согнать его с великого княжения. Правда, Долгорукий все-таки согнал Мстислава и устроил по сему случаю, вошедший в историю знаменитый пир на берегу Москвы-реки в 1147 году. После смерти в 1161 году короля Гезы II, положение Евфросинии Мстиславны, мягко говоря, оказалось незавидным. Сыновья начали борьбу за престол. Мать заняла сторону старшего, как более законного наследника, но победил младший, став королем. Она стала регентшей при нем, взяла управление государством в свои руки. Задалась целью женить сына на одной из дочерей галицкого князя Ярослава Осмомысла, племяннице Юрия Долгорукого Евфросинье, известной в истории как Ярославна, героиня «Слова о полку Игореве». Но не сраслось. Между тем вражда между сыновьями достигла предела, в семейные дрязги вмешались византийцы и посадили на трон старшего сына Беллу.Мать с младшим в 1172 году бежали в Австрию. Но Белла все-таки заполучил ее в свои руки и в 1186 году заключил в крепость Браничев, затем смиловастился и отослал в греческий монастырь, где, по мнению Беллы, она не представляла ему опасности. .

Мария Мстиславна, рано овдовев, основала в Киеве в конце 40-х гг. XII века Кириллов монастырь. В нем она построила каменный храм. На графити Софийского собора в Киеве зафиксирован факт покупки княгиней для монастыря «земли Бояновой», за которую заплатила 700 собольих гривен. В 1179 году Мария умерла, завещав похоронить себя в своем монастыре. Здесь же похоронен в1194 году ее сын Святослав Всеволодович, успешно правивший в Киеве с 1176 года до кончины.

В храме дочери могла обрести покой и Любава Дмитриевна, но более вероятно, что она захотела быть похороненной рядом с мужем в Федоровской церкви.

 Исследователи отмечают в жизни Любавы Дмитриевны тот факт, что она стала активной продолжательницей Гертруды, боровшейся за права мужа и сыновей на киевский великий престол. Фактически именно она становится главной героиней междоусобной борьбы князей в 40-60-е гг. XII века. Хотя ее имя в летописях отсутствует, сама она многократно упоминается и как вдова Мстислава Великого, и как мать Владимира Мстиславича. Можно предположить, что благодаря ее энергичной деятельности в качестве тонкого и умного политика великокняжеский престол достался сначала брату ее мужа Ярополку, не имевшему наследника, потом ее зятю Всеволоду Ольговичу, за ним – пасынку Изяславу Мстиславичу, второму пасынку Ростиславу Мстиславичу и в конце концов ее родному сыну Владимиру. Не смогли надолго удержаться у власти ни Юрий Долгорукий, ни главный враг княгини Мстислав Изяславич.

Анализируя летописные статьи о Любаве Дмитриевне, исследовательница Л.Е. Морозова замечает, что, судя по всему, их писал не только современник, но и очевидец всего происходящего, она предполагает, что в это время летописные записи велись по заказу княгини. С их помощью она, очевидно, хотела доказать законность притязаний на великокняжеский престол своих ближайших родственников и, в первую очередь, сына. Ведь каждый из ее ставленников брал власть, минуя порядок престолонаследия. Потом эти записи попали в общерусский свод.

Большие выгоды, полученные Мстиславом Великим от брака со знатной новгородкой, были очевидны для современников. Поэтому Юрий Долгорукий, желая укрепить позиции сына Мстислава в Новгороде, всячески содействовал его женитьбе на дочери знатного и богатого новгородского боярина Петра Михайловича. Из недавно найденных берестяных грамот известно, что невесту звали Анастасией, а ее мать – Марией или Мореной. Свадьба состоялась в 1155 году, и для нее, по мнению исследователей, была написана икона «Знамение» и изготовлена местным мастером Костой серебряная чаша, ныне являющаяся одной из главных новгородских реликвий. Правда, Мстиславу не удалось закрепиться в Новгороде – в 1158 году новгородцы его изгнали, а в 1162 году он, вместе с матерью, византийской царевной, и братьями Василием и Всеволодом отправился в Византию. Там он получил в управление Аксалинский удел. Анастасия, вероятно, разделила судьбу мужа, но их сын Ярослав, прозванный Красным, вернулся на родину и княжил в разных городах по указанию дяди, Всеволода Большое Гнездо. Несколько позднее примеру родственников последовал Мстислав Ростиславович, внук Юрия Долгорукого. Его женой стала дочь знатного новгородца Якуна Мирославича.

Все это говорит о том, что с середины XII века русские князья все чаще женились на местных девушках, чтобы с помощью их родственников укрепить свое положение и расширить земельные владения. Имена некоторых из них сохранились на страницах древнейших летописей. В их числе Агафья Ростиславна, жена черниговского князя Олега Святославича; ВерXVслава Всеволодовна, дочь Всеволода Большое Гнездо и жена Ростислава Рюриковича; Анна Георгиевна, дочь Георгия Ярославича и жена Рюрика Ростиславича; Ольга Георгиевна, дочь Юрия Долгорукого и жена Ярослава Осмомысла; Мария Ясыня, жена Всеволода Большое Гнездо и другие.

В целом же в период борьбы наследников Ярослава Мудрого за великокняжеский престол знатные женщины оказались втянутыми во все политические конфликты и междоусобицы. В итоге внутренние проблемы Руси выходили на международный уровень и становились общеевропейскими. Семейные дрязги Рюриковичей начинают затрагивать чуть ли не все королевские дворы, византийского и германского императоров и даже католическую церковь. Обе стороны стремяться заручиться поддержкой соседей, опираясь на браки.

На илл.: Мстислав у смертного одра Христины (вверху слева). Из Лицевого летописного свода XVI в.

Из книги: Александр ЧЕРНЯК. Ольгина и Рогнедина ветвь, или Узы брачные, оставившие след в нашей истории

← Вернуться к списку