Наследник - Православный молодежный журнал
православный молодежный журнал
Контакты | Карта сайта

Путешествуем вместе

На Чокур за черникой


 Александр Щербаков

Удивительно студеный ручей. Такие встречаются только в горной тайге, в самой ее глухомани. Когда подходишь к нему, стремительно прыгающему по каменистым уступам, то еще издали ощущаешь холодное, колодезное дыхание. Вода при всей ее первозданной чистоте и прозрачности кажется матово-темной, как червленое серебро. Припадешь к бегучему потоку, скрученному в бурав, в надежде утолить жажду, но больше единого глотка не сделаешь - рот обжигает холоднющая водица.

 Вот от этого-то ручья, называемого Сидоркиным (должно быть, в память старинного охотника, когда-то промышлявшего здесь), и начинается крутое, чуть ли не вертикальное восхождение на вулканообразную каменную гору Чокур, славную сплошными черничниками.

 До Чокура - не ближний свет. Если, положим, от Красноярска, то надо полсуток ехать поездом до Тубы, потом автобусом – через Таскино – до Каратуза, потом другим автобусом или на попутках до Верхнего Кужебара...

А там, если у вас найдутся знакомые среди местных отчаянных лодочников из рыбаков да охотников, которые лихо шныряют на моторках по Амылу, на редкость порожистой, перекатистой, шиверистой и уловистой реке, то вы сможете с ними подняться еще километров на сто вверх – и будете в аккурат у подножия Чокура.

 – Веселенькое предприятие! – почешет затылок иной читатель. – За семьсот верст киселя хлебать...

 Так-то оно так, зато Чокур вам гарантирует чернику – чудную ягоду, которая здесь по-особому крупна, вкусна и ароматна, точно пропитана солнечным смольем. А уж красива так, что любой стол праздничным сделает.

И недаром, несмотря на все тяготы длинного пути, по субботним и воскресным дням собирается моторок у Чокура тьма-тьмущая. И народ – со всех городов и весей.

 Вот мы, к примеру, идем – трое еще полчаса назад незнакомых людей: Иван Нестеров – рабочий красноярского ДОКа, гостящий в Верхнем Кужебаре у родни; Александр Васильевич – абаканский шофер, катанувший к Амылу в ночь на субботу, и я – залетный командировочник по письменной части, решивший посвятить выходной день восхождению на знаменитый Чокур. Нас временно обьединила не только общая цель – найти чернику, но и невольный страх перед хозяином тайги – медведем, который нередко бывает на здешних горных тропах не то из любви к чернике, не то из жажды общения с двуногими паломниками. И хоть говорят, что летом-де медведь не трогает человека, но это скорее похоже на благостную сказку о добром Мишке. Как ни говори, втроем все же с ним встречаться "веселее", чем один на один.

 Самый бывалый черничник из нас – Александр Васильевич. Он шастает "передом". Дышит тяжеленько. Ночевал на берегу под лодкой. И не в переносном, а в самом прямом смысле. Здесь многие так делают. Доплывают до Чокура к вечеру, опрокидывают лодку на косе или на берегу и спят под нею безо всяких спальных мешков, подстелив под бок какую-нибудь кошму или просто фуфайку.

 Александр Васильевич, по его словам, ради спасения от проклятых комаров, хватил с вечера горькой, да, видать, лишку. Это видно по мокрым пятнам, проступившим даже сквозь штормовку. Но он не сдается, не жалуется на здоровье, а ломит, чертыхаясь, сквозь кустарник и заросли травы неимоверной высоты и густоты. Мы едва поспеваем за ним. Отставать нам нельзя. Без поводыря мы, новички, тотчас заплутаем в этаких джунглях.

 – Во-он до той скалы, потом вниз, пересечем еще раз Сидоркин ручей и опять вверх до того вон сухого дерева, – остановившись первести дух на очередной проплешине, рисует нам перспективу Александр Васильевич.

 Перспективу, как мы понимаем, неблизкую, однако не подаем вида, что уже несколько разочарованы романтическим походом на горные ягодники. Нам сдается, что вершину Чокура, которая от реки казалась столь близкой, кто-то невидимый отодвигает теперь дальше и дальше. А мы уже и без того мокрешеньки, хотя и не принимали накануне "средства" от комаров, как наш проводник. Пот с нас ручьями. Гнус донимает, жжет крапивой, забивает нос, глаза, уши. Откроешь рот словечко сказать - тотчас кашлем зайдешься: тьфу ты, пропасть!

 Издали Чокур казался веселым, манящим: солнышком облит, покрыт зеленой травкой, расстилающейся между деревьями ровным ковром, похожим на городской газончик. Но вблизи оказалось, что травка эта по уши, а порой и вовсе скрывает тебя, как муравья, в буйном кипрее, дуднике, белоголовнике и папоротнике, так что и спутников своих не видишь, а видишь только клочок синего-синего неба над собой. Ноги то и дело проваливаются в какие-то ямы, канавы, промытые весенними ручьями, и ты падаешь, хватаясь за траву, за ветки кустарника, поднимаешься и тащишься дальше, стараясь держаться тропы, пробитой впередиидущим.

 – И зачем я пошел на эту галеру? – невольно шевелится мыслишка раскаяния. Однако шагаешь и даже наигранно-молодцевато покрикиваешь, давая понять своим спутникам, что ты тоже не лыком шит, бывал-де и не в таких переплетах.

 А вот и снова встреча с Сидоркиным ручьем. Небольшая передышка. Вода здесь тоже холодна до ломоты зубовной, но все же вроде теплее, чем внизу, в дышащих погребом мокрых скалах. А может, лишь кажется так, потому что мы сами согрелись достаточно, до внутреннего жара, рождающего жажду. "Душа горит", – определил свое состояние Иван Нестеров, молчаливый, сухонький мужичок. Напился он водицы родниковой, присел, грустно смотрит на каменный крутяк, уходящий под самое небо, и на сухое дерево, стоящее почти на самой вершине горы. Мне понятна его грусть...

 – Двинем, что ли, мужики? – встает, покряхтывая, Александр Васильевич и, сорвав с головы кепку, нервно крутит ею по лицу, размазывая гнус, налитый кровью.

 Встаем и мы. В ногах дрожь. В висках гул. Посасывает под ложечкой. Пот после питья еще обильней - глаза застилает пеленой и на губах солоно.

 – Пошли!

 Как ни бесконечна гора, а все же ноги делают свое дело – заметно подается, ручей все дальше, дерево все ближе. И кажется, идти становится полегче. Трава все ниже и мельче, все больше встречается низкорослого кустарника, а вот пошел совсем мелкий, с черно-синими ягодами на веточках.

 – Черничник начинается! – торжествующе кричит Александр Васильевич. – Но брать еще рано. Мы пойдем выше, там – сплошь!

 Нам уже как-то все равно. Выше так выше. Начальнику "с горы" виднее. А ягодник и в самом деле становится все гуще. Сначала встречались отдельные кустики, потом стали попадаться круги, а теперь пошли длинные деляны, обтекающие камни и кусты.

 Александр Васильевич спускает с плеча торбу (фанерный ящик с овальным днищем и крышкой-задвижкой) ведер на пять и вынимает жестяной совок с выдвинутой гребелкой. Я видел совки для сбора черники, по-местному, гребки, но те были деревянные. Лоточек такой с зубцами из проволоки, сверху – ручка из палочек, сбитых накрест. Примерно такой у Ивана постукивает в небольшой торбочке. Он взял его у родни, все кужебарские такие гребки мастерят на скорую руку. А у Александра Васильевича совок капитальной работы. Тут, брат, видна инженерная мысль. Совок у него округлый, смотрит лодочкой, гребелка тонкая и частая, притом зубцы плоские и поставлены ребром. А под зубцами изящным изгибом начинается бункерок-накопитель солидной вместимости – этак стаканов на пять. Ширкнет он совком по кусту снизу вверх – "начесанные" ягоды черники скатываются в бункерок к тыльной стенке. Ширык – горсть ягод, ширык – еще горсть... Наполнился бункерок – раз! – опрокинул его в торбу, опорожнил, как самосвал, и – дальше.

 У Ивана тоже неплохо "начесывается". Черника рясная и крупная, ягодка к ягодке. Труднее всех приходится мне. У меня нет ни торбы, ни гребка, а только стеклянная банка в авоське. И еще у подножия Чокура, глянув на мою экипировку, Александр Васильевич небрежно бросил:

 – Не сбор – баловство. С такой амуницией на Чокур не ходят.

 А без гребка, хоть и осуждают его защитники природы, действительно промысел неважнецкий. По ягодке много ли соберешь? Да к тому же черника спелая и такая мягкая, что сама мнется в руках, когда отрываешь от черенка. Пальцы мои сначала были рубиновые, потом вишневые, а теперь уже стали иссиня-бордовыми. Давленую ягоду волей-неволей приходится отправлять в рот, и потому банка моя наполняется очень медленно. И я лишь к концу дня набрал ее до горлышка.

 – Ну, как черника? – спросил Александр Васильевич, сгибаясь под тяжестью своей наполненной до задвижки торбы, когда мы, вконец разбитые, с расписанными кровью лицами, с опухшими ушами и ноздрями, с воспаленными глазами, спускались с Чокура, держась Сидоркина ручья.

 У меня не было сил ответить ему. Я только попытался изобразить что-то вроде улыбки, но она получилась вымученной.

 А когда, вернувшись в город, увидел у хлебного магазина бабку, продававшую чернику по полтиннику за стакан, то цена эта, прежде казавшаяся грабительской, теперь представилась мне баснословно низкой. И я стал выговаривать бабушке, зачем она даром отдает эту "царскую ягоду". Бабка посмотрела на меня с недоверием и даже с осуждением, должно быть, полагая, что я пьян. Она впервые видела покупателя, недовольного дешевизной товара.

 Ныне время выправило цены. Кому-то они снова кажутся чрезмерными. Но я, покупая чернику, всегда безропотно плачу столько, сколько просят, ибо знаю, что любая цена для таежной черники не будет чересчур высока. Даже если она со знаменитого урожаями Чокура.

 А, кстати, знаете ли вы, что съедал на завтрак бывший американский президент Рейган? Пончик с черникой...

← Вернуться к списку

115172, Москва, Крестьянская площадь, 10.
Новоспасский монастырь, редакция журнала «Наследник».

«Наследник» в ЖЖ
Яндекс.Метрика

Сообщить об ошибках на сайте: admin@naslednick.ru

Телефон редакции: (495) 676-69-21
Эл. почта редакции: naslednick@naslednick.ru