Видео

Марина Ананьевна Котова родилась в г. Дзержинске Нижегородской области. Окончила филологический факультет Нижегородского университета и Высшие литературные курсы Литературного института им. А.М. Горького.

Печаталась в журналах «Наш современник», «Москва», в «Литературной газете» и др. Автор трех книг стихов. Лауреат Всероссийской премии «Традиция», журнала «Москва», Всероссийской литературной православной премии им. Cв. блгв. князя Ал. Невского.

Член Союза писателей России. Живет в Москве.

 

 

Царь Давид и жабы

 

                                         Всякое дыхание да хвалит Господа.

                                                                                         Пс. 150, 6

 

Был славен Давид — музыкант небывалый.

Когда он играл на пастушьей свирели,

То ветви деревьев от радости пели

И овцы о тучной траве забывали.

 

Поклялся Давид, глядя в горние выси,

Дать Богу жилище, когда воцарится.

И сел за Псалтырь. Как возвышенны мысли!

Стихам полнозвучным и сам он дивится.

 

Слагал, будто в утренний час на затишье

Срезал розоватые зрелые гроздья.

И видел вельможа, царя посетивший:

Шептал ему на ухо Ангел Господень.

 

Однажды Давид, вдохновленный, счастливый,

Окно распахнул серебристому саду.

А гость светозарный его над долиной

Взошел — на одеждах цветы и цикады.

 

Есть лестница в небо — крутые ступени,

По ней, огнелики, с высот бирюзовых

Спускаются к людям под звездное пенье

И снова восходят по Божьему зову.

 

С болотца близ тайной палаты царевой,

Где ряска и тина, тростник заполошный,

Ударило в уши — полуночным хором

Горластые жабы вопили истошно.

 

Нет мира в душе, и бесплодны усилья:

Нет струнам Псалтыри чудесного лада.

«Умолкните, твари!» — царь шепчет бессильно

В орущую бездну за темной оградой.

 

Восторг вдохновенья — медовые соты!

Настанет покой — вновь его он обрящет.

Давид верных слуг посылает к болоту,

Чтоб жаб разогнали соломой горящей.

 

И вот тишиною окутан провидец,

Готовится царь низать жемчуг словесный.

Но в круге дрожащем светильника видит:

Огромная жаба вольготно расселась.

 

Болотная тварь на стихе драгоценном!

И запах гниющих растений и тины.

Пришелицы черной, как веянье тлена,

И голос, и вид, и дыханье противны.

 

Сгинь! — царские ноздри белеют от гнева.

Отбросил — и ждет, чтоб волненье утихло.

Глядь, вновь, будто грязи комок здоровенный,

Нахальная жаба — знакомое лихо.

 

Что злей, разрушительней, горше сомнений?

Как враг, все сокровища сердца разграбят.

Давид, прежде смелый, в немалом смущенье:

Не бес ли явился в обличии жабьем?

 

А может, его неугодно писанье,

Противно, как хор в тине стонущих тварей?

Тут молвила жаба: как ты помешал нам,

Так мы не дадим тебе Господа славить.

 

Не сон ли? Давид в изумленье немалом.

Нахмурился царь, заходил по палате.

Чудны и слова ему гостьи незваной,

Чудно, что язык ему жабий понятен.

 

Но слуг отозвал. Тотчас жабы свободно

Вздохнули, настроились и что есть силы

Из тьмы камыша в глубину небосвода

Запели, заплакали, заголосили.

 

И певчий тростник шелестел свои думы,

Источник звенел, трепет шел по маслинам.

И то, что казалось назойливым шумом,

Теперь представлялось ликующим гимном.

 

Все славило жизнь и Творца ее в вышних

На том языке, что дарован природой.

Трава полевая, нет жальче и тише,

Несла свою лепту вдовицей убогой.

 

И, завороженный, в предчувствии слова —

О жизнь, до чего ты богата дарами! —

Заслушавшись музыкой мира ночного,

Давид пред пустыней пергамента замер.