Океанологом я стал случайно

Дмитрий Ивонин, 35 лет. . Кандидат физико-математических наук. Старший научный сотрудник Института океанологии имени Ширшова РАН.

Океанологом я решил стать почти случайно. Еще когда я собирался поступать в физтех, мои троюродные старшие братья – один студент, а другой уже выпускник этого вуза – посоветовали пойти в группу океанологии, считавшуюся тогда очень престижной. В рамках практики студенты-океанологи физтеха отправлялись в различные точки мира, например на полгода в Атлантику, в Индийский океан! По результатам вступительных экзаменов меня в эту группу без проблем взяли. Но это был 1989 год, и по понятным причинам после развала Союза я уже никуда не поехал. Однако дипломную работу защищал именно в Институте океанологии, так как здесь была базовая кафедра нашего института.

Шел 1995 год, глухое безвременье, что делать, было непонятно, к тому же я тогда сам не знал, чего хочу, и поэтому пошел в аспирантуру, чего очень хотели мои родители. Как и все родители-немосквичи (я приехал из Краснодарского края), они имели несколько идеализированное представление о науке и мечтали, чтоб их дети стали кандидатами наук. Но заниматься наукой в 90-е годы в России было все равно, что не заниматься ничем: ни активных исследований, ни зарплаты. Единственной реальной перспективой было только уехать за границу насовсем или очень-очень часто туда наведываться.

Я менял тему и в общей сложности писал диссертацию восемь лет. В смысле смены мест я человек безынициативный, тем более, что альтернативой была только работа в банке, чего я точно не хотел. И я решил остаться в Институте океанологии. К тому времени жизнь вокруг уже сильно поменялась. В 90-е годы, когда казалось, что в «этой стране» уже все закончилось, многие мои знакомые уехали работать за границу. У меня тоже было множество возможностей это сделать, но когда сильно хотелось, интересных предложений не было, когда же они появились, пропало желание. Мне уже был 31 год, и я точно знал, что за границей не останусь. Отработав два-три года, я бы вернулся в Россию начинать карьеру с нуля, и это время пропало бы даром. Меня много раз предупреждали, что до 35 лет надо полностью «устаканиться», иначе окажешься у разбитого корыта.

Я знаю много примеров, когда люди уезжали с неопределенной целью, к 40 годам все еще мотались из одной страны в другую, как перекати-поле. За последнее время многое изменилось: здание нашего института отремонтировали, увеличили зарплату в три раза. Примерно столько же еще можно получить, работая по грантам. Но о полноценном финансировании науки пока говорить рано.

Ученый пока еще не располагает достатком, хотя бы средним по Москве… Мне повезло: в дополнение к институту я работаю по специальности в одной иностранной компании, что позволяет и продолжать заниматься наукой, и не завидовать моим банковским друзьям в материальном плане. Однако система работы научной группы в западной компании мне видится намного более эффективной. Понятно, что там ориентация больше на прикладную науку – добиться, чтоб что-то лучше летало, плавало и т. п., академическая же наука нацелена на общую теорию, например, взаимодействия океана и атмосферы, что, может быть, будет использоваться лет через 10–20, а может, и не будет.

Коллектив в компании более молодой, в институте же не хватает кадров среднего звена – 30–40-летних, хотя молодежь на этих должностях уже стала не таким уж редким явлением. Кроме того, для западных компаний характерен гораздо более динамичный, боевой стиль работы. А неторопливый темп работы в институте, наследие брежневских времен: бесконечные чаи – меня всегда угнетал. Теперь же я понимаю, как лучше построить свою работу и в институте. Моя мечта – организовать здесь подобные западным рабочие группы. Благо я работаю на стыке теории и эксперимента – разрабатываю новые методы измерения течений с помощью радара. Уже апробировал их вместе с французами на Лазурном побережье в Средиземном море, где бывал по работе много раз.

Так что судьба молодого ученого в современной России может быть вполне перспективной, нас очень ценят, поскольку осталось нас совсем мало. В нашей академической поликлинике говорят: «О, это молодой ученый, надо его беречь!» Правда, большой помощи от правительства пока ждать не приходится. Надо быть готовым самому искать гранты, российские и зарубежные, ездить часто за границу по обмену опытом. Такие поездки очень освежают, встряхивают человека, оживляют исследовательский процесс – возвращаешься с новыми силами. Но это решение, конечно, не для всех, а для тех, кто на самом деле или очень хочет заниматься наукой, или выше всего ценит свободный график работы. Иначе же люди идут техническими специалистами, руководителями проектов в частные компании.

С появлением Интернета многие ученые почти полностью работают дома, а в институте появляются на определенные семинары, встречи. Хотя знаю по опыту, что многие задачи гораздо эффективнее решаются в коллективе, особенно если нужен мозговой штурм. Талант же ученого проявляется в умении находить изящное, красивое решение поставленной задачи, которое позволяет прорываться вперед. В результате все думают: «Это же так просто, как мы сами не догадались?» Здесь нужна интуиция – почувствовать в своей области то, чего другие пока не понимают.

Такая идея появляется иррационально, не логически. А потом идут в ход способности, образование, техническая подкованность, умение донести до всех свою идею, претворить ее в жизнь. Это признают практически все мои коллеги.