В сети и в жизни

Жизнь в сети суетлива, разнообразна и почти неотличима от жизни обычного, заурядного города. Большинство форумов напоминают толкучки и базары; сайты по интересам похожи на кружки рисования, рукоделия и танцев; социальные сети – это многоэтажные дома, горящие окнами «онлайна». Есть также и интернет-трущобы – это те места, куда не ступала нога честных модераторов. Но иногда, в самые трудные для человека времена, жизнь в сети превращается во что-то вроде католического конфессионала, исповедальни, где каждый может оказаться как исповедующимся, так и исповедником. Это результат расстояния и уверенности в том, что тебя никто не увидит, потому что ты спрятался за ником и можешь творить свой образ лишь словами. Однажды и мне пришлось войти в такой виртуальный конфессионал.

            Четыре года назад был настоящий ICQ-бум. Он охватил всех моих сверстников и меня в том числе. Тогда каждый зависимый от «аськи» вел фактически двойную жизнь. Мы не могли сделать и шага, не изменив статус в чате ICQ, адаптированном для мобильных телефонов, который вообще никогда не закрывался. Идешь по улице – ставишь статус «Дорога», заходишь в магазин за банкой колы – статус «Покупки», встречаешь случайно друга – статус «Друзья». У нас портилось зрение, дневник был красный от замечаний по поводу использования телефона на уроках. Мы беспорядочно добавляли в список ICQ незнакомые контакты, переписки с которыми были почти стопроцентно похожими друг на друга. Именно эта беспросветная похожесть иногда становилась причиной обреченности, которую испытывал каждый ICQ-зависимый.

            И от этой виртуальной болезни излечил меня человек, неизлечимо больной в реальной жизни.

            Однажды Максим просто постучался ко мне в «аську», я добавила его, подумав про себя, что через неделю я удалю этот контакт так же, как и другие. Но… вдруг мы начали общаться по совершенно новой схеме. Точнее, впервые я общалась в «аське» без схемы. Во-первых, Максим не задавал мне глупых, неинтересных вопросов, заслуживающих таких же неинтересных ответов. Во-вторых, он не навязывал в спорах своего мнения, уважительно относясь при этом к моему, противоположному. И еще он был крайне жизнерадостным, полным самых невероятных планов на будущее. У него даже был список обязательных дел. Он очень хотел забраться на одну из вершин Эльбруса, отправиться волонтером в Африку или Арктику, совершить кругосветное путешествие, прыгнуть с парашютом, а потом написать книгу о своих приключениях. Я привыкла к тому, что в среде подростков модно быть пессимистичным, подавленным, что, кстати, совершенно не привлекало меня, поэтому отношение Максима к жизни было чем-то совершенно новым, свежим, немного наивным, но таким замечательным.

            Как-то раз мы заговорили о школе. Максим незамедлительно поведал мне о том, как он любит учиться и какие хорошие у него преподаватели и одноклассники. Конечно, чего же еще можно было от него ожидать? Потом вдруг выяснилось, что Максим, оказывается, учится в моей школе, но только он на один класс младше. Узнав это, я, конечно, обрадовалась, ведь мне давно хотелось посмотреть на этого удивительного человека, поговорить с ним, услышать голос, увидеть его улыбку. Сначала я стала перебирать в уме лица не знакомых мне ребят, учившихся в его классе, и никак не могла представить, кто из них Максим. А потом я спросила у него, не могли ли мы видеться с ним раньше. Ведь наверняка виделись, всё-таки в одной школе учимся. Он спокойно ответил, что это невозможно, потому что он способен передвигаться по улице только в инвалидном кресле и совсем немного с помощью трости, которую Максим почему-то называл «бадиком». Учителя ходят заниматься к нему домой. И еще добавил, что мало кто в его возрасте имеет собственное транспортное средство, поэтому ему можно только позавидовать.

            Я была поражена. А как же Эльбрус? Парашют? Волонтерство? Он же инвалид! Он никогда не сможет осуществить этого. Зачем тогда ему обо всём этом мечтать, заносить свои желания в какой-то дурацкий список? А тем более идти к тому, чтобы исполнить их, отправлять свои анкеты в волонтерские организации, изучать устройство парашюта и заводить ежедневник, назвав своими «Путевыми записками». Такая жизненная позиция Максима немножко обескураживала, но всё же притягивала. А еще мне стало стыдно оттого, что он живет полной, интересной жизнью, в то время как я, здоровая, не отрываю глаз от экрана мобильника и пропускаю мимо себя молодость.

Скоро мы встретились и в жизни, стали видеться достаточно часто, а потом сделались очень близкими друзьями. Я совсем избавилась от ICQ-зависимости, Максим уже дольше мог ходить с помощью «бадика». Я не переставала удивляться своему новому другу и восхищаться им.

Через несколько месяцев я поселилась в блогосфере, а точнее, иногда заходила туда в гости – виртуальный мир стал мало меня притягивать, но продолжал интересовать. Примерно раз в неделю я оставляла в «Живом журнале» свои посты, комментировала чужие. А потом кто-то из наших с Максимом общих знакомых сказал мне о том, что Макс тоже зарегистрирован в «ЖЖ», но его заметки лучше не читать… Почему не читать? Ведь мне было так интересно узнать, что еще нового и сумасбродного придумал этот чудак. Наш общий знакомый нехотя рассказал, как найти Макса в «ЖЖ». Я нашла, начала читать его записи… Но с каждой прочитанной строчкой я всё больше ужасалась и сомневалась в том, что это писал действительно Максим. В его постах было слишком много боли и отчаяния, чувства безысходности, горьких сожалений мальчика-инвалида о его физическом увечье, от которого ему никогда не избавиться. Он был зарегистрирован не под своим именем, поэтому его знакомые вряд ли могли найти его и прочитать его посты. Но в том, что это были его записи, не было сомнений. Ведь мне так хорошо был знаком каждый описанный им день, только разукрашенный совсем другими красками… Я тоже зарегистрировалась под другим именем и стала каждый день комментировать его заметки. Я чувствовала, что ему было необходимо это, я стала исповедником.

Я хорошо поняла Максима. Точнее, обоих Максимов: Максима жизнерадостного, энергичного, мечтательного и Максима отчаявшегося. Его видимая жизненная позиция – это своеобразное укрытие от проблем, жалости других людей, неприятной ему, – попытка быть «как все» и даже лучше. Всё это внешнее, для других, пусть даже и самых близких. И в то же время он глубоко несчастен и к тому же боится быть непонятым. Но ему необходимо высказаться, рассказать другим, обязательно незнакомым, людям, как ему тяжело. И он вошел в интернетный конфессионал. И начал ежедневно исповедоваться перед теми, кого он никогда не увидит и не узнает. Ведь это так просто – виртуальное признание, виртуальная молитва. От этого становится и легче, и свободнее.

Оказывается, жизнь в сети может быть не только суетливой и разнообразной, но и слишком противоречивой, двойственной, местами обманчивой, местами откровенной до боли.

Дарья Лебедева