православный молодежный журнал | ||||||
Между правдой и милостью№ 18, тема Власть, рубрика Авторитетно
Нравственный облик власть имущих – многовековой предмет размышлений и споров. Так все ли позволено Юпитеру? И оправдывает ли цель средства? Какие вопросы перед собой ставил и как их решал русский правитель? Об этом – наша беседа с историком Николаем Сергеевичем БОРИСОВЫМ. Справка: Николай Сергеевич БОРИСОВ. Доктор исторических наук. Профессор МГУ имени М. В. Ломоносова. Современный классик отечественной и мировой историографии. Автор книг «Иван Калита», «Иван III» и многих других. Беседовали священник МАКСИМ ПЕРВОЗВАНСКИЙ, Ирина ПШЕНИЧНИКОВА Для того чтобы добиться исторического результата, который кажется не просто оправданным, а совершенно необходимым, для того чтобы государство могло существовать, чтобы не было междоусобиц, правитель иногда совершает безнравственные по-ступки. Так чем все-таки должен руководствоваться человек, имеющий власть? Целесо-образностью? Совестью? Но, если совсем по совести, то это надо в монастырь уходить и никаких решений не принимать! Тогда что должно быть определяющим в его решениях? – Конечно, правитель в каждой ситуации, когда ему приходится принимать решения, должен быть настроен на некую «экономию людей». То есть делать то или иное необходимое государственное дело с минимальными потерями. Во-первых, определиться, необходимо оно или нет. И тогда уж принимать решение. Например, бороться ли за выход к Балтийскому морю? При этом правитель должен прикинуть: что у меня есть? – Это, это, это. Как мне сделать так, чтобы?.. Для этого нужно профессиональное мастерство. – Страшный выбор, скажем, командиру взвода назначить двоих прикрывать всех ос-тальных, зная, что они должны погибнуть. Да. Мой отец был пехотинцем в Великую Отечественную. У него было десять классов образования (по тем временам это было много), – и его назначили командиром отделения. В его распоряжении было десять солдатиков, и для того чтобы их повести в атаку, он дол-жен был сам первый вылезти из окопа. Вылезет он – потом, может быть, и они за ним вы-лезут. Вернулся с войны инвалидом, практически без руки. Поэтому хотя бы отчасти примирить нас с правителем, с тем, что он делает (если само это действие нам не нравится), может только то, что, во-первых, он действует не для своих эгоистичных интересов, не для того чтобы себе построить виллу на Канарах, а во имя серьезных, общезначимых целей. А во-вторых – то, что он самого себя приносит на алтарь Отечества. И несет не меньшие, а большие жертвы. – Можете ли вы описать традиционную для России систему власти? – Наша система власти, по крайней мере с конца XV века, представляет собой треугольник – монархия, аристократия и народ. Монарх может называться по-разному: великий князь, царь, император, президент, – но суть от этого не меняется. У нас традиционно велика роль одного человека, стоящего на вершине пирамиды власти. Но в то же время есть второй угол треугольника, это – аристократия – правящий класс. Правящий класс может, опять-таки, называться по-разному. Были бояре, позднее – дворяне, в советское время – номенклатура. В наше время – крупная буржуазия, новые русские... Что такое правящий класс? Это люди, которые имеют власть и собственность. Причем много власти и много собственности. Поскольку в нашей стране собственность легко конвертируется во власть, а власть в собственность, то у нас правящий класс – это практически одни и те же люди. И есть народ, который обычно безмолвствует. Но если его сильно допекут власть имущие, он может всю эту систему разнести в клочья. Каждый из этих трех углов не может быть без двух других. Ленин пытался создать общество без правящего класса. Ради этого он в ходе революции и гражданской войны истребил весь старый правящий класс и думал, что будет замечательная такая социалистическая система самоуправления. А потом вдруг увидел, что начинает расти новый правящий класс, что вчерашние революционеры уже все при машинах, при портфелях, уже покрикивают на народ и уже чувствуют себя новы-ми боярами. Как у дракона, которому голову отсекли, вырастает новая. И, увидев это, Ле-нин пришел в ужас. И начал придумывать какие-то системы для борьбы с новым правя-щим классом: рабочие от станка и крестьяне должны контролировать чиновников. Но все это оказалось химерой. Сталин очень быстро понял то же самое, но сделал из этого прямо противоположный вывод и решил не затаптывать новый правящий класс, а стать его лидером и на спине его въехать к вершинам власти – стать монархом. И уже с высоты монархической власти контролировать этот правящий класс, заключив с ним определенное соглашение. Как любой монарх, собственно говоря, и делает: у вас есть привилегии, вотчины, крепостные крестьяне, квартира на улице Горького, но за это вы должны для государства вкалывать днем и ночью. И куда государь пошлет, там и служить. И сильный правитель заставляет правящий класс соблюдать условия этого договора. А слабый теряет контроль над правящим классом. Тогда правящий класс начинает его подминать и часто просто съедает. А потом безграничный эгоизм правящего класса выводит из терпения народ… Так вот, в этом треугольнике: монархия, аристократия и народ – вертится вся политическая история нашей страны последние пятьсот лет. Другое дело, что каждый из этих углов, конечно, сам по себе неоднородный, – аристократия есть и мелкая, и крупная, и народ тоже разный. И если всю власть принять условно за сто процентов, то в каждой конкретной исторической ситуации эти сто процентов по-разному разбрасываются между тремя углами. То есть, каждая эпоха создает новую ситуацию. Вот так я вижу нашу политическую систему. – Можно ли поставить знак равенства между монархией и самодержавием? И есть ли разница между русским самодержцем и европейским? – Ну, разница очевидна. Есть разные типы монархии: сословно-представительная, ранне-феодальная (как наша Киевская Русь), абсолютная и конституционная. Монархии бывают разные, а самодержавие одно. Самодержавие – это наша русская форма монархии, которая, я бы сказал, уникальна. Ее нельзя вполне подогнать ни под абсолютную монархию, ни под сословно-представительную. Если искать ближайшую аналогию в области политических терминов, то это – диктатура. Диктатура одного лица – самовластие, самодержавие, когда в руках правителя и исполнительная, и законодательная, и судебная власть. И при этом он еще и совесть нации, ее духовный вождь. По крайней мере – в принципе так. Наше общество исторически не допускало никаких других форм государственного объединения, кроме монархии. Монархия в своей полноте не допускала никакой конкуренции – ни сословной, ни этнической. И главное, что было создано русским народом в истории, – это государство. Чтобы его создать, русский народ выкладывался, терпел лишения, погибал – вспомним сражения от Куликовской до Курской битвы. Государство – некий дом, который строят. Может быть, в нем дует, может, полы подгнили – но в общем это наш дом. И поэтому наше отношение к Государю традиционное: Государь – это символ государства. Он и есть воплощение государственности. В нем – все. А на Западе государь – это лишь одна из систем. Не нравится вам эта система – выходите на другую систему, или третью, или пятую-десятую. На Западе были развитые сословные структуры, западное общество вообще более многослойно. А у нас оно сложилось в виде пирамиды, и роль Государя – роль национального лидера, по определению. Кроме того, это разные системы ценностей – российская и западная. Чем они отличаются, если говорить упрощенно? Западная система построена на трех принципах: закон, разум и личность. Традиционная российская построена на трех других принципах: вместо личности у нас – коллектив, вместо разума у нас – вера, вместо закона у нас – совесть. У нас не было ни Реформации, ни Ренессанса, ни Просвещения (так, чуть-чуть, по верхам прошло). Они у нас по разным причинам отсутствовали. И наш человек с его системой ценностей формировался под влиянием совершенно других причин, и прежде всего – острой борьбы за выживание. И такое пирамидальное устройство монархического общества связано с условием – всем выжить. Для российских условий монархия долгое время была оптимальной системой, самой дешевой, самой эффективной, хотя и не самой гуманной. Низкая норма совокупного прибавочного продукта (проще говоря -– бедность страны) не позволяла нам содержать развитый аппарат, многочисленный правящий класс, поэтому руководителям всех уровней приходилось максимально заниматься совместительством. То есть если ты генерал – ты же и губернатор, если ты губернатор – ты же судья и так да-лее. Понятно, что я только констатирую некоторые вещи, но не возвожу их в идеал. Любовь к свободе, борьба за свободу не менее свойственна русскому народу, чем любому другому. – Почему, на Ваш взгляд, личность Ивана III, создателя единого русского государства, не только сейчас, но и в царское время и в советское, не была в числе первых имен, которые должен знать школьник? Кинематограф мог бы заинтересоваться эпохой Ивана III. – Конечно! Я об этом часто думаю. Такие шекспировские страсти, такие могучие личности!.. Есть несколько причин такому действительно ненормальному явлению – отсутствию ин-тереса к этой эпохе. Одна состоит в том, что наше представление о героях прошлого формировалось историками. Для Карамзина Иван III – это гигант. Карамзин одной фразой определил: «Россия нынешняя образована Иоанном». Яснее не скажешь. Короче не скажешь. А после Карамзина начинается уже нагнетание в историографии нигилистического отношения к старым правителям, которое особенно заметно у Ключевского. Хотя бы его знаменитая фраза о московских князьях: «Не поймешь, кто из них Иван, кто Василий». В его представлении российские правители – какие-то посредственности, даже ничтожества. Ключевский, как еще Лев Толстой заметил, был человек лукавый. Он, так сказать, работал на публику, и понимал, что настроенному антимонархически студенчеству это понравится. И, чтобы получить симпатии студентов, он и свои лекции строил в таком ироническом ключе по отношению к правителям. Отсюда и Иван Калита – жадина и негодяй, и про Ивана III – ну совершенно безликие сведения. Так что вот эта ненависть либеральной историографии, либеральной интеллигенции к основателям самодержавия привела к тому, что этих людей стали либо смешивать с грязью, либо просто не замечать. Вторая причина в том, что Иван Грозный своей такой, скажем, оригинальной личностью загородил своего деда. Представьте, что мы идем по улице: на одной стороне стоит пьяный, кричит и буянит, а на другой стороне – нормальный человек. И мы, конечно, смотрим на того, кто кричит и буянит. Вот так же все смотрят на Грозного: одни его хвалят, другие ругают, третьи – медицинские заключения пишут. А Иван III остается в тени. Хотя Иван Грозный, между прочим, всегда оглядывался на деда и пытался ему подражать. Но то, что у Ивана III было великими делами, у Ивана Грозного было какими-то истерическими припадками. Иван III ходил на Новгород, присоединил его, а Иван Грозный по-шел на Новгород – и все там разломал, перебил горожан совершенно без всякой цели! Иван III начал войну за Прибалтику, года два-три там поколотился, понял, что не пробьешься, – махнул рукой и ушел оттуда. Иван Грозный двадцать пять лет долбил эту стену в Ливонской войне, пока не понял, что бесполезно. И так далее. – Когда я думаю об этом, мне все время приходит в голову мысль: какие же дураки люди, которые стремятся к власти! Им неизбежно, на любом уровне придется делать выбор между целесообразностью действий, необходимостью и совестью, просто элементарными человеческими представлениями о порядочности. – Для российских правителей до определенного этапа этот момент выбора просто не существовал: если человек рождался, допустим, в княжеской семье, он никуда не мог деться – он должен был править. Сейчас для того чтобы править, человек должен пройти долгий путь снизу вверх, цепляясь руками-ногами. Поэтому, как правило, наверх пробираются не лучшие, а те, кто может в этой борьбе позволить себе больше способов... Но кто-то же должен править!.. Правда, обычно этим утешаются все карьеристы: «Я – приличный человек, я и должен править!» Знаете, есть у Паскаля хорошие слова о том, что править хотят все, но способны править немногие. Так что быть хорошим, незауряд-ным правителем – это талант! Талант, который складывается из многого, и в том числе – из внутреннего чутья. Ведь власть, монархическая, традиционная, это сочетание правды и милосердия. Еще Федор Карпов рассуждал, что правда без милости есть мучительство, а милость без правды есть малодушие. Вот найти эту оптимальную пропорцию между правдой и милосердием – это задача каждого конкретного правителя. Найдет он ее – значит, мы ему памятник поставим, не найдет – значит, будем говорить: «А, был у нас там один чудак!..» – Кем должен быть правитель – харизматическим духовным лидером или хорошим ме-неджером? Может ли подойти нашему государству английский вариант: королева без власти и хороший менеджер – премьер-министр? – Вы знаете, в России традиционно очень большое значение имеет личностный момент, то есть доверяю я этому конкретному человеку или нет? Нравится он мне или нет? Вызывает у меня почтение или нет? Наша русская власть всегда была персонифицирована. И в обозримом будущем мы от этого никуда не денемся. И каждый правитель, который начинает с «коллективного руководства», рано или поздно приходит к тому, что должен быть один лидер – или он, или его соперник. Поэтому я думаю, что наш правитель должен быть, конечно, харизматической личностью. Другое дело, что одно другому не противоречит, ему необходимо быть менеджером в том смысле, что он должен прекрасно представлять себе, как работают механизмы государства, законы экономики и политической борьбы. То есть нам нужен, так сказать, «харизматический менеджер». Это редкое, но обязательное сочетание. И, собственно говоря, кто такие великие люди? Это те, кто совмещает в себе, на первый взгляд, несовместимые качества. В данном случае это качества прагматика и идеалиста. То есть правитель должен верить в то, что он делает что-то великое, и в то же время эта вера не должна его ослеплять, он должен быть абсолютно холодным, расчетливым прагматиком в вопросах конкретной политики. Тот же самый Петр Великий, он же был и прагматик, и в то же время фанатик – не для себя: он Россию «поднимал на дыбы». Он все время об этом помнил. Были в России и другие лидеры такого склада… – Не могу не задать вопрос на злобу дня. Безусловно, Владимир Владимирович Путин – лидер харизматический. Он воспринимается многими, как своего рода монарх. Сейчас он уходит с первой роли, из роли монарха, в правящий класс, понятно, что с сохранением этой самой власти. Власть он с собой заберет, но первым лицом быть перестанет. Какие могут быть последствия? Ну, во-первых, я думаю, что наш Президент – пока еще не столько всемогущий монарх, сколько материализация монархической мечты нашего народа. И, кроме того, мне, честно говоря, не нравятся эти его маневры. Попытка скрестить политические законы Запада, (там президент посидел – уходи) с вот тем образом монарха, который он упорно создавал в своем собственном народе. А желание сидеть на двух стульях обычно до добра не доводит. Но, с другой стороны, его можно понять: он хочет выглядеть хорошо перед Западом, эти маневры объяснимы, но я не уверен, что они будут успешны. Запад всегда будет видеть его таким, каким захочет. А так как Западу нужен пугающий образ коварного русского диктатора, то будь он хоть трижды привержен демократическим идеалам, – его все равно представят в устрашающем виде. Найдут к чему придраться и что раздуть.
Оставить комментарий
|
||||||
115172, Москва, Крестьянская площадь, 10. Сообщить об ошибках на сайте: admin@naslednick.ru Телефон редакции: (495) 676-69-21 |