Наследник - Православный молодежный журнал
православный молодежный журнал
Контакты | Карта сайта

Владимир Меньшов: «Слава моя – не эфемерная»

№ 16, тема Слава, рубрика Культура

На вручении премии «Кинонаграды MTV – 2007», известный киноактер и режиссер Владимир Меньшов отказался вручить приз в номинации «Лучший фильм» киноленте «Сволочи».

Известный режиссер дал интревью журналу "Наследник".

– Владимир Валентинович, Вы – человек, славой не обойденный. Так что это за феномен такой – слава?

– Думаю, что в основании славы может лежать какой-то инстинкт, присущий всем людям. Одно из определений счастья – быть нужным. Когда ты нужен, когда тебя ищут - это, по сути дела, успех. И хорошо бы добиться такого успеха в чем-то, чтобы твое имя не просто было на слуху, а чтобы оно стало примером.

А что такое в нынешней жизни слава? Она теперь принимает совсем эфемерный оттенок. Очень трудно разглядеть, отшелушить, где происходит действительно настоящее. Иногда прочтешь – ахнешь: «Боже, какой интересный есть человек!» Но его сознательно замалчивают, а премии вручают только тем, кому нужно. Это очень хорошо отработанный прием манипуляции сознанием. Так вот, пока 90 процентов информации человек будет получать из телевизора, нам обеспечена очень странная жизнь. Хоть в катакомбы уходи для более полной жизни, для понимания того, что есть на самом деле.

– По поводу Вашего поступка: Вы бросили на сцену конверт с результатами голосования. Ваши слова «Я не буду вручать эту премию фильму, который позорит мою страну», цитировали все информационные агентства. Мне все время приходилось сталкиваться с таким мнением по этому поводу: «Здорово. Настоящий честный поступок. Нормальная реакция нормального человека». И т. п. Но при этом было и недоумение: «Но как его туда вообще занесло?!»

Это беда организаторов мероприятия. Что такое МTV? Я его не смотрю и не понимаю. Я еду, вижу, что какие-то афиши висят, что Памела Андерсон приезжает и будет вести Ургант. Наверное, в молодежном мире значительное событие. Какая-то девочка мне долго звонила: «Мы вас просим, мы вручаем». – «А что вручать?» – «Главный приз». – «Хорошо, тогда приду». Вот и все. Я ничего не знал! Что это будет за мероприятие? Что за фильмы в этом конкурсе участвуют? Не было подготовлено ничего, как обычно в этих случаях бывает, – должна быть какая-то программка с перечислением. Когда я увидел, что среди фильмов мелькает картина «Сволочи», я сказал Вере: «Не дай Бог, они дадут главный приз этим “Сволочам”, я его не буду вручать». И в итоге я оказался перед фактом, практически выйдя на сцену. Вот и вся предыстория этого дела. 

– Ведь это трудно – против течения. Что Вам придает силы?

– Наверное, семья. Мы с женой, и теперь уже с дочкой, очень близки духовно. И не имеем права опозориться, прежде всего, друг перед другом. С точки зрения наших позиций, конечно, «Бальзаковский возраст» в котором снимается Юля – это мыло. Но куда деться? Это лучшее из того, что делается. Нет других сериалов!

– Почему их нет, как Вы думаете?

– Все одно за другое цепляется, приводит к таким результатам. На двенадцать серий – шесть режиссеров. Две серии один, две серии – следующий. Он снимает – и больше материала не видит: монтируют без него. Раньше каждая картина была штучной работой, я не мог доверить никакому монтажу – я что, с ума сошел?! Я знал музыку, все это мог свести, придумать. А сейчас озвучивает один, шаги делает другой, музыку продюсер сам написал и так далее. Конечно, никакого авторского клейма на работе нет, она - предмет конвейера, фабрики.

– Каких молодых режиссеров Вы можете назвать, которые уже себя проявили и еще проявят?

– Я думаю, можно чего-то ждать от Феди Бондарчука, еще мне понравилась Оксана Бычкова, которая сняла картину «Питер FM». Я думаю, что она требовательно к себе относится.

Судьба режиссера сейчас – закончив учебу, искать возможность снимать какие-то клипы: это и денежно, и вначале кажется творческим. Но потом это очень затягивает и быстро снижает уровень. С этого начинать жизнь?

– А с чего стоит начинать?

– Мы ждали фильм, вынашивали его в мечтах. Сейчас не поймут, если мы начнем рассказывать, как шли к первой постановке. А те, кто закончил учебу после войны, в 56–57-м годах, вообще не надеялись, что будут снимать. И они «снимали» кино на бумаге, расписывали, а им даже пленку не давали. Было малокартинье, на Мосфильме снимали три фильма в год. И вдруг открылись эти шлюзы. И какое пошло мощное, талантливое кино!

Следом пришло поколение Тарковского, Шукшина – 60-е годы. Для всех нас невозможно было снять что-то проходное, случайное! Ни в коем случае. Каждый кадр – как в этой истории: Михаил Ромм пришел перед началом съемок первого фильма к Эйзенштейну и сказал: «Завтра я снимаю, с чем мне приступить к работе?» – «А что вы снимаете?» – «Там такой проходной кадр – в гостинице у двери сапоги стоят». – «Когда будете снимать кадр, думайте о том, что если рухнет весь мир, останется только ваш кадр с сапогами! Люди будут думать: “Боже мой! Какая это была цивилизация, какой был мир…” и так далее». И при всей ироничности этой фразы, так было на самом деле: каждый кадр снимался ответственнейшим образом!

– Как Вы думаете, почему такой большой интерес у народа не к основному виду деятельности, принесшему славу, а к частной жизни прославленных разными способами людей?

– Подавляющее большинство людей – это вообще-то, разновидность бабок, которые сидят на скамейке и обсуждают. Эти бабки сидят годами, веками. И говорят, говорят: эта с этим, этот с той, этот ушел, а к этой пришел.

Читаешь в журнале, скажем, о каком-то актере – там уже даже фильмы и роли его не указываются. Пишут о том, с кем он развелся, как он в детстве с мамой, с папой общался, какие комплексы у него были, как он их преодолел... А что за актер? Чем он, собственно, вызывает такой интерес к своей жизни? Изредка мелькнет где-то в конце концов, что у него два десятка фильмов. Но в статье все посвящено комплексу его взаимоотношений с родителями. Дурь, но читают! Но ведь и таких знаменитостей много, для которых самое важное – пусть говорят! Пусть как угодно называют, только бы все время быть на слуху и на экране. И ведь это же не просто разговор о том, что так и радуется твоя душа, когда о тебе все говорят. Нет, за этой известностью лежат конкретные деньги. Шоу-бизнес сейчас зарабатывает отнюдь не на концертах, а на корпоративных вечеринках. Это называется «срубать» - когда актер средней популярности «срубает» в новогодний период тысяч 200 долларов. Здесь за три тысячи выступил, быстренько переехал – там за три тысячи: тут Лукойл гуляет, там Газпром...

– Вы описали механизм зарабатывания славы и механизм ее отрабатывания. Но, наверное, это все-таки не та слава, к которой надо стремиться?

– Я тоже всегда думаю: что происходит? По какой причине все время идет отбор и выбраковка? Сколько было за XX век шумных, интересных имен! Среди поэтов – Маяковский, Есенин, Пастернак. Каким образом другие отбраковываются? Что происходит? Существовал Чехов, существовал Потапенко, их ставили на одну доску. Каким образом их ставили на одну доску, сейчас и понять нельзя. Почитайте Потапенко – видно, как он вымученно, тяжело пишет. И как волшебно пишет Чехов!

И наоборот, был Ван Гог, были импрессионисты, которых не признавали, – не народ не признавал, народ их не видел, а интеллигенция, которая посещала выставки. Я тоже не понимаю, по какой причине можно не принимать импрессионистов до такой степени, чтобы плеваться? И чтобы хороший художник Маковский говорил про картину Серова, что это сифилитическая грязь?! Речь шла о «Девочке с персиками»! Как может она вызвать такое отторжение?! Что происходит?

Картина «Москва слезам не верит» на выходе имела триумфальный успех, но в моей кинематографической среде ее просто растоптали. Если бы, что называется, не вмешательство Американской академии киноискусства… Клянусь вам, мне ее до сих пор простить не могут!

– Как Вы это переживали?

– Во-первых, я долгое время этого не чувствовал – я так устроен. Но я покорно слушал и кивал доводам тех, кто говорил, что это плохое кино. Вначале я еще не сформировал свое мнение. Есть период, когда картина снята и еще не вышла на экраны, и вот сегодня посмотрели – мне кажется, хорошая картина. А завтра посмотрели, пришел зал недружественный – я сижу: «Боже, какую я снял ерунду, и как мне стыдно!» Потом, когда картина вышла на экраны и очереди в кинотеатры были километровые, как в мавзолей, это вызвало у меня самоуважение и понимание, что все-таки мы поработали. Надо же, мы сомневались, а смотрите, какой успех! Но это увеличило и степень неприятия.

Мы получили Оскара и Государственную премию СССР за эту картину. Но на советских фестивалях она ничего не получала. А так она была достаточно благополучной картиной… А вот когда была сломана хорошая судьба, которой достойна картина «Любовь и голуби», – это было, действительно, очень несправедливо. Она могла пройти с большим успехом по всему миру. Она и народная, и в то же время артхаузная. Я переживал это необычайно тяжело, потому что всегда пытаюсь смотреть в корень проблемы, это меня и мучает. Легко, если ты так устроен, что когда старшие подскажут: «Ну что ты, не понимаешь, в чем дело? Завидуют смертельно», – ты сразу: «А-а, зависть», – и все снято. А я говорю сам себе: «Нет, тут не зависть, тут что-то интереснее, глубже».

– И что же оказалось на самом деле?

– Я промучился этой проблемой долгие, долгие годы, прежде чем сумел все-таки ее для себя сформулировать, и сейчас попробую описать, что происходило.

«Москва слезам не верит» вступила в мощнейшее противоречие со всеми установками, сформировавшимися в то время у интеллигенции. Ко времени выхода картины, к 80-м годам, когда до перестройки оставалось пять лет, по сути дела, было два общества в одном. Социалистическое и диссидентское. Но не в том, не в солженицынском смысле, а в том, что «какие идиоты нами правят, и все не так, не то, не туда движется». И вся идеология нашего кино и вообще интеллигенции сводилась к тому, что все лучшее, что тогда было, должно быть пропитано ядом, тем, как здесь плохо жить, а скоро станет совсем невозможно. Все «лучшие» картины были про это. Лучшие – да мы их не помним сейчас! Они не вошли в золотой фонд. Но они сделали очень большое дело для их создателей – это были их карьерные шаги. Диссиденты не вылезали с международных фестивалей, были там пестуемы, им давали призы, их поддерживало «передовое» общественное мнение.

А «Москва слезам не верит» была картиной о том, что здесь можно жить. «Как это может быть, что героиня стала из простой рабочей директором завода? Это же только через подлости какие-то можно сделать такую карьеру!» Стал уже в отчаянии приводить им пример: «Знаете, 20 лет назад я работал на шахте в Воркуте, и, представьте себе, через 20 лет я получил Оскара». Что вы мне рассказываете, что я снял сказку?! Что такого быть не может?!

– Будь Вы сейчас молодым, Вы пошли бы работать в кино?

– Если говорить откровенно, – нет. Ребят, которые делают штучные работы в традициях прежнего кино, сейчас единицы. Остальные весьма циничны. Сегодня он снимает артхаузный фестивальный фильм, а завтра он же пошел и снял две серии какого-то боевичка, чтобы подработать. Послезавтра он снял клип и ушел в это на год. Потом опять вернулся и снял еще артхаузный фильм.

А мы твердо знали, что этого нельзя делать, иначе ты потеряешь душу. У тебя единственный инструмент твоего существования, творческий инструмент – это твоя душа. Мы уже на своей практике убедились, что так не бывает: быстренько сбегал, согрешил, а потом вернулся опять на праведный путь. Нет. Ты вернулся уже другой.

И у меня есть понимание того, что помимо всех профессиональных достоинств еще нужно какое-то умение проникнуть в национальный код, внедриться в национальный ген. Вот это для меня самое главное! Мне хочется верить, что мне это удалось сделать, по меньшей мере, в двух картинах, и я вижу, слава Богу, что это не психоз, не пена, которая вскипела и улеглась потом.

Прошло 30 лет, и когда ко мне подходят молоденькие девочки и ребята, которые говорят: «Я обожаю фильм “Москва слезам не верит”», – я думаю: «Если вы, 17-летние, его любите, сколько же еще продлится жизнь этой картины?»

Беседовала Людмила ПАЛИЕВСКАЯ

Рейтинг статьи: 0


вернуться Версия для печати

115172, Москва, Крестьянская площадь, 10.
Новоспасский монастырь, редакция журнала «Наследник».

«Наследник» в ЖЖ
Яндекс.Метрика

Сообщить об ошибках на сайте: admin@naslednick.ru

Телефон редакции: (495) 676-69-21
Эл. почта редакции: naslednick@naslednick.ru