Есть ли в тюрьме место для "справедливости"? Какую свободу отбирают у человека? Как развивается система исполнения наказаний? Может ли тюрьма действительно исправить или только больше портит?
Об этом и много другом - интервью с и.о. начальника НИИ Федеральной службы исполнения наказания, Вячеславом Ивановичем Селиверстовым.
Беседовал священник Максим Первозванский
Справка: Селиверстов Вячеслав Иванович
Доктор юридических наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ.
И.о. начальника НИИ Федеральной службы исполнения наказания.
Действительный государственный советник Российской Федерации 3-го класса. Автор 400 научных, учебно-методических и публицистических работ, 7 монографий.
– Вячеслав Иванович, насколько преступность связана со степенью несправедливости общества?
– Конечно, связана. Чем несправедливее мир вокруг человека, тем легче человек готов идти на правонарушения. Тем легче ему оправдать свои противоправные поступки, чем больше несправедливости он видит по отношению к себе. Несправедливая приватизация начала 90-х, ухудшение условий жизни широких слоев населения, потеря нравственных ориентиров вызвали резкий рост преступности. Однако улучшение положения не вызывает быстрого сокращения числа правонарушений. Это как с образованием – усилия дают результаты только через многие годы. А статистика по осужденным может даже расти. Это связано и с тем, что когда преступлений много, значительное их число не раскрывается. Когда же общее число преступлений падает, у органов освобождаются силы и время заниматься теми делами, которые ранее оставались нераскрытыми.
– Ваше отношение к смертной казни: насколько она справедлива и насколько справедливо, что человек, например серийный убийца, остается жить?
– Причем жить на средства налогоплательщиков, то есть в том числе и тех людей, у которых он, быть может, отнял близких и родных. В свое время мы объявили мораторий на смертную казнь, поскольку это было условием вступления в Совет Европы. Можно долго спорить и о том, какое наказание тяжелее: смертная казнь или пожизненное заключение. И о том, имеем ли мы право отбирать чужую жизнь, даже если это жизнь злодея. По отношению к родственникам погибших людей отмена смертной казни справедливость нарушает, но сделано это было во имя более высоких ценностей, в первую очередь – интересов Отечества.
– Все великие люди сидели. Как Вы это объясните?
– Это все-таки не совсем так. Давайте попробуем назвать имена. Достоевский сидел. Толстой нет. Из современных вот разве что Солженицын сидел. Если говорить о великих из числа политиков или революционеров, то здесь число сидевших значительно больше и не так все просто, как среди сидевших писателей. У великих людей, как правило, обострено чувство справедливости, правды. Они не могут молчать даже в интересах собственной безопасности. Они высовываются. А на протяжении ХХ века очень многие из тех, кто высовывался, пострадали, не только великие.
– «От сумы и от тюрьмы не зарекайся». Почему так говорят?
– В этой пословице люди выразили свой жизненный опыт. Понятно, сума – это бедность, нищета. Человек должен быть готов оказаться в сложных обстоятельствах, потерять все, или, иными словами, остаться без гроша или попасть за решетку. Испытать на себе крайнюю степень лишенства. Ну и с тюрьмой тоже все понятно. История нашего народа полна примеров. Мой дед, например, оказался в тюрьме. Он получил год во времена продразверстки за то, что недосдал три яйца. Рад был, что не расстреляли. Интересно изменение психологии людей. Сейчас радуются, если не посадили, а, например, дали срок условно. Им говоришь: да ведь осудили. А они: ведь не посадили. А тогда радовались, что не расстреляли.
– Всегда ли справедлив закон? Приходилось ли вам быть свидетелем вынесения несправедливых приговоров?
– Да, закон справедлив, хотя бывает и суров, на то он и закон, для того он и написан, чтобы справедливость восстанавливать. Другое дело – применение закона людьми, живыми людьми, которые могут быть несправедливыми. Никто из судей не застрахован от ошибки и поэтому несправедливость при вынесении приговоров случается. Я бы сказал, что существует несправедливость двух видов. Во-первых, это когда человек виновен в совершении преступления, но при вынесении приговора суд не учел какие-то смягчающие обстоятельства. Например, мне недавно пришлось ознакомиться с делом одного тридцатилетнего мужчины, у которого есть двое несовершеннолетних детей. При вынесении приговора это должно учитываться как смягчающее обстоятельство и срок должен быть уменьшен. В деле это было, а из приговора испарилось. Или в каких-то случаях человек должен попасть под амнистию, но это не происходит. Такие случаи довольно часто встречаются. Второй вариант, когда осуждают невиновного человека. Это может быть и ошибкой, и подставой. Это бывает, когда хотят убрать конкурентов, завладеть имуществом и т. д. Такие случаи встречаются гораздо реже, но и они есть. Когда работаешь в месте, куда стекаются все действительные и мнимые случаи несправедливости, то может возникнуть ощущение, что таких несправедливостей очень много. Но на самом деле их не более долей процента от всех приговоров.
– Вы работали начальником управления в аппарате уполномоченного по правам человека в Российской Федерации. На последнем Архиерейском Соборе РПЦ были приняты «Основы учения Русской Православной Церкви о достоинстве, свободе и правах человека». Этот документ вызвал бурю негативных эмоций среди правозащитников. Особенно задело их то, что в этом документе права человека и даже его жизнь не были признаны высшими ценностями. Я позволю себе процитировать некоторые определения Собора. «Реализация прав человека не должна вступать в противоречие с богоустановленными нравственными нормами и основанной на них традиционной моралью. Индивидуальные права человека не могут противопоставляться ценностям и интересам Отечества, общины, семьи. Осуществление прав человека не должно быть оправданием для посягательства на религиозные святыни, культурные ценности, самобытность народа. Права человека не могут служить поводом для нанесения непоправимого урона природному достоянию». Как Вы относитесь к этому документу?
– Я не вижу здесь никаких противоречий со светским пониманием прав человека. Необходимо только добавить, что принятие высших ценностей служит конечному благу человека. Это как на войне, в иных трудных ситуациях, когда человек должен, например, быть готовым отдать жизнь за Родину. И защита Отечества становится более высокой ценностью, чем чья-то конкретная жизнь. Но при этом отдают свою жизнь, чтобы жили другие люди – родные, близкие, соотечественники. Чтобы не были попраны их святыни, их права и их достоинство. Да, в этой и подобной ситуациях проявляются более высокие ценности, чем индивидуальные права человека. И, конечно, нельзя не согласиться, что реализация прав человека не должна содействовать распространению пороков, порождать распри, оскорблять религиозные чувства.
– Стало ли правосудие более гуманным? И если да, то хорошо ли это? Может, лучше вору рубить, как раньше, руку, чем помещать его на несколько лет в компанию преступников, где у него есть все шансы стать еще хуже?
– Нет, руку рубить не стоит. Он после этого может вполне обоснованно сказать: «Вот вы отняли у меня средство к существованию и возможность работать рукой и толкаете меня вновь на воровство». А что касается компании преступников, то в этом действительно присутствует элемент несправедливости, особенно по отношению к тем, кто совершил преступление, скажем так, по глупости или без злого умысла. Возможно, было бы гораздо полезнее, чтобы человек, осужденный за малозначительное преступление, отбывал наказание один на один со своей совестью и под контролем надзирающего органа. Законодатели давно ломают головы над тем, что же можно противопоставить наказанию в виде лишения свободы. Не случайно такие наказания называют альтернативными; среди них и штраф, и исправительные работы, и некоторые другие. Большие надежды возлагаются на такое наказание, как ограничение свободы, которое вскоре пополнит список альтернативных лишению свободы наказаний и, надо надеяться, спасет многих мелких, включая случайных, в общем-то, преступников от принудительного общения в компании рецидивистов. В таком контексте наше правосудие становится действительно более гуманным, более справедливым, и это хорошо, поскольку значительно повышается вероятность того, что осужденный не к лишению свободы не попадет под суд во второй раз. Если, конечно, сам этого не захочет.
– Вячеслав Иванович, а можно ли чуть подробнее об ограничении свободы? Связано ли это новое наказание со ставшими «популярными» браслетами, которые, как предполагается, будут надеваться на запястье осужденных?
– Скажу сразу, что ни с какими браслетами данный вид уголовного наказания не будет связан, хотя разного рода разговоры о них не случайны. Сейчас идет только проработка непростых вопросов, связанных с возможностью, целесообразностью, законностью применения этих приборов в строго очерченных пределах к лицам, место нахождения которых должно быть известно органу, осуществляющему контроль за их передвижениями. Давайте немного подождем, тем более, что никаких секретов из этой проблемы никто делать не собирается. Что же касается ограничения свободы как вида наказания за совершенное преступление, то следует прежде всего подчеркнуть, что это – не лишение свободы. Ограничение свободы будет назначаться лицам за преступления по неосторожности или, не имевшим судимости, совершившим умышленное преступление – на срок от одного до пяти лет. Отбываться это наказание будет не в колониях, а в исправительных центрах, которые будет разрешено покидать осужденным. Они смогут при условии примерного поведения проживать на арендованной или собственной жилой площади с семьей и являться в центр только для регистрации. Осужденные к ограничению свободы будут иметь право пользоваться наличными деньгами и носить одежду гражданского образца. Работать они будут там, куда их направит администрация исправительного центра. В целом порядок и условия данного вида наказания регулируются законом, а также соответствующими постановлениями правительства. На этот вид наказания не без причины возлагаются большие надежды как на способ значительного сокращения численности тюремного населения.
– Исправляет ли тюрьма?
– Должна исправлять. Это одна из ее целей. Да, около трети осужденных после освобождения вновь совершают преступления. И иногда говорят, что надо исключить исправление из целей заключения. И из названия исправительных учреждений. Но я об этом обычно говорю следующее. Всех ли больных вылечивает больница? Нет. Ну, тогда давайте уберем исцеление из названия. И назовем больницы так: «Морг № 1», Морг № 2» и т. д. Не всех можно вылечить и не всех можно исправить. Но цель такую ставить необходимо.
– Что нужно, чтобы не сломаться, если попал в тюрьму?
– Ну, уж если оказался осужден, то, по моему мнению, необходимо держаться середины. Не принимать сторону никаких групп или группировок. Известно, что заключенные образуют группы, в основном – вокруг авторитетов, организаторов преступного сообщества. Надо постараться остаться вне этих групп, приглядеться к тому, как и что происходит.
Очень важно не считать, что время, проведенное за решеткой, вычеркнуто из жизни. Не надо просто дожидаться освобождения, чтобы потом продолжать жить. Надо использовать время, проведенное в заключении, с максимальной пользой. Получить или закончить получение образования, приобрести специальность, выучить языки, прочитать книги.
– А это возможно?
– Да, конечно. В исправительных учреждениях есть школы, профессиональные училища, а в них библиотеки и, следовательно, условия для получения образования. Можно заочно обучаться в учебных заведениях, включая и высшие, заказывать нужную литературу, пользоваться другими услугами получения информации. Условия здесь для всех одинаковые. Другое дело, что не все пользуются этой возможностью, предпочитая другие способы ускорения бега времени, отпущенного приговором.
Исправительные учреждения, куда попадает осужденный преступник, – это ведь не каторга, не урановые рудники, как некоторые полагают. И не курорт, конечно. У осужденного много обязанностей, но и многие его права сохраняются или определенным образом ограничиваются. Закон лишает человека личной свободы. Свободы передвижения? Да, но не свободы выбора профессии, не свободы общения, не свободы получения образования и т. д. Он только на время лишает, ущемляет некоторые права и некоторые свободы человека, ограничивает их, причем весьма значительно, одновременно оставляя за ним, например, возможность выбора спутника жизни (даже служба знакомств для осужденных организована, и люди заключают браки и венчаются в условиях лишения свободы. Имеется возможность выбора и приобретения новой профессии, которая пригодится в будущем. Главное – остаться человеком в условиях несвободы. Это очень трудно, но возможно. Для этого закон создает условия, причем разные для разных осужденных в зависимости от совершенного преступления, от поведения и, в конечном счете, от стремления к свободе. Думаю, что это справедливо. Одни осужденные стремятся получить образование, другие овладевают новыми, более совершенными способами нарушения закона. Случайно ли это? Вряд ли. Каждый сам выбирает свой путь решения жизненных проблем.