православный молодежный журнал | ||||||
Вот и все. Я – отец№ 46, тема Протест, рубрика Любовь и Семья
Александр Воронецкий г. Минск Самое святое – Своему сынишке, У горшочка стоя, Застегнуть штанишки. А. Виноградов
ТРИ ЧУДА Поначалу мы хотели рожать «вместе». Мое присутствие в родильной должно было укреплять супругу, в общем – довольно популярная ныне метода. Затем решили: не стоит. Откачивать мужа в обязанности акушерок не входит. Рожала Лена в 5-м роддоме. Я сидел в приемной, буквально через стенку. Сердобольная медсестра, глянув на мое лицо, периодически сообщала мне последние известия: «Прокололи воды», «Еще в предродовой», «Ну, всё – повезли». А затем: – Мальчик, 3,100. Не поверите, я услышал его первый крик... Первое чудо. Более того, случилось чудо второе – медсестра провела меня во внутренний коридор, и я увидел лежащую на каталке Лену. После родов ее бил озноб, она вся дрожала. До меня дошло, что испытывает женщина при родах. Обезумев, я лишь гладил ее и всё повторял: – Лена, Лена, Лена… А потом – третье чудо – мне вынесли закуконенного малыша. Моего сына. Сморщенное личико, не очень-то довольный вид… Затем меня вежливо, но решительно – «Хватит, хватит!» – выпихнули за дверь. И я полетел домой. Ну, вот и всё. Я – отец. Хорошо.
ПАРАДОКСЫ СОЗНАНИЯ И всё же признаюсь, когда у меня родился сын, я не почувствовал ничего. Никаких всплесков души, только странную смесь усталости и облегчения. Я с ужасом тогда подумал: неужели я такая черствая скотина? Затем сел, стал думать и понял: Сашка уже был с нами всё это время. Все девять месяцев мы следили за его ростом – 16 мм, 36 см, 0,5 м – ходили на УЗИ, разговаривали с ним, читали ему сказки, рассказывали о том, что ждем его, в общем, жили вполне полноценной семейной жизнью. С того момента, когда Лена сказала мне: «Саша, стой, а лучше – сядь. Я беременна. У нас будет ребенок», – нас стало трое… Когда ты живешь с родным человеком, общаешься с ним, словом, когда ты с ним всё время в контакте – соприкоснувшись в очередной раз, ты просто говоришь ему «привет» – ведь он всегда рядом. Так было и здесь. Сашка сорок недель был с нами, а сегодня просто вылез из маминого животика. Давно появившись, жизнь его просто перешла на другой уровень. Так бывает не только с детьми… Всё в порядке вещей.
ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА Сашка – искусственник, и в первые месяцы его нужно было кормить каждые два часа. Ночь… Тяжелый сон после дневной суеты. Детский плач. – Иди покорми ребенка. – Иди ты покорми. – Я работал, дай отдохнуть… – А я что, по-твоему, весь день на диване валялась?.. Кряхтя, плетусь на кухню, разогреваю бутылочку, стараясь сдержать нарастающее раздражение. Сашка с жадностью глотает смесь, кажется – проходит вечность… Целую жену и успеваю отключиться прежде, чем голова моя коснется подушки. Через два часа всё повторяется снова.
СТАРОСТЬ, КОТОРАЯ В РАДОСТЬ Я не люблю прописных истин, озвученных вслух. Выставленные напоказ, они похожи на наложниц на рабовладельческом рынке. Их сила, не в словах, скорее – в деле. Впрочем, не берусь судить. И всё же… «Семья – работа – дом – семья…» Раньше подобная формула счастья не вызывала у меня ничего, кроме глухого чувства протеста. «Кто в юности не был революционером, у того нет сердца, кто в старости не стал консерватором – у того нет мозгов». Хм, выходит, я – старею.
ИСКУШЕНИЕ ВЛАСТЬЮ Нынче у меня роль завидная: пусть и одна, зато хожу в примах. В первую очередь, я муж и отец, потом уже – ФИО. («Речь не мальчика, но мужа», –сказала бы моя жена.) Какое широкое поле для фантазии: кто из нас не любит покомандовать, а здесь, как говорится, сам Бог велел… Напускаю на себя побольше строгости, и пошло-поехало: «Сюда не лезь! Нет! Нельзя! Положи на место! А ну-ка, марш в угол!» Власть, она – развращает. Абсолютная власть развращает абсолютно. Когда перед тобой слабое существо, которому ты, конечно же, желаешь только добра… В общем, одно из самых сильных искушений… Устоять – неимоверно трудно. И чем ниже ты в иерархической лестнице внутренней свободы, тем труднее.
ЖИВЫЕ… Дети очень тонко чувствуют эмоциональный настрой родителей. Перемены и перепады для них крайне болезненны. Только словами это не объяснить. Это познается на опыте. Зачастую – со знаком «минус». Мы – обычная семья. Факт, чести нам не делающий. Нас много, таких семей. Где дети слово «пульт» учат быстрее, чем «спасибо». Живем тихо, стекол, тем более – друг друга, – не бьем. Ссоримся редко. Но метко. Схлестываются два «я», два «эго», и пошло-поехало. А дети… А дети – как инструмент. Я же говорю, семья-то – обычная. Только дети, они ведь – живые… Это нас, взрослых, хоть год по башке оглоблей, скажем в ответ лишь – роса… Когда несколько ссор наших готовы были уже перейти за некую невидимую и опасную черту, Сашка заболевал. Поднималась температура, какой-то поволокой покрывались глаза, бил кашель, маленькие ручки тянулись к родительскому теплу… Это же до какой степени нужно очерстветь, чтобы в роли стабилизатора действовал на нас только такой способ… Мамы и папы, не ссорьтесь. Пожалуйста. Не советую.
ЧЕЛОВЕК С МОЛОТОЧКОМ Я не люблю смотреть передачи про детей-сирот. Тем более – про детей-инвалидов. Искалеченные тела и судьбы, полные боли и надежды глаза. Конечно, куда приятней глазеть на дрыгающихся поп-девиц. Но я себя заставляю. Силой. Я – жилеточный человек. Плакать и жаловаться на судьбу – одно из моих любимых занятий. Зарплата, быт, чужой характер – повод найдется всегда. Затем я вспоминаю о своей семье: любящая супруга, бегающий по квартире метеор-Сашка, первое, еще корявое «тяптя» (папа), крыша над головой… Что еще нужно для счастья? А нужно, чтобы за дверью каждого довольного, счастливого человека стоял кто-нибудь с молоточком и постоянно напоминал бы стуком, что есть несчастные, что, как бы он ни был счастлив, жизнь рано или поздно покажет ему свои когти, стрясется беда – болезнь, бедность, потери, и его никто не увидит и не услышит, как теперь он не видит и не слышит других. Но человека с молоточком нет, счастливый живет себе, и мелкие житейские заботы волнуют его слегка, как ветер осину, – и всё обстоит благополучно… Сказал не я, сказал Чехов… Я – поддерживаю. Думая о тех, кому живется лучше, можно сгореть. Вспоминая о тех, кому тяжелее – растопить лед души и согреть. Обязательно попытаться согреть.
ВОПРОС НА ЗАСЫПКУ Мы с Леной изначально хотели много детей. Надеемся, у нас всё еще впереди. Глядя на становление сына, понимаешь: это одна из тех необходимостей, без которых не может быть полноценной семьи. Вопрос в другом. Как бы это сказать… В общем, возился я как-то с Сашкой на полу. Жена с умилением смотрела на наши забавы. Затем вздохнула и с тревогой спросила: – А хватит? Хватит любви – на второго? Помню, от неожиданности я даже привстал. На второго? У меня ее не хватает даже – на первого… Вопрос тогда просто подавил меня своей глубиной… В такой плоскости, думаю, мужчины мыслить просто не способны… Я не обольщаюсь. Я воспитанник совсем не тех ценностей, о которых толкуют в умных книжках. Силы мои мне известны. От этого-то знания больше всего и страшно.
МОЛЧАНИЕ – ЗОЛОТО Вот уже второй год в нашем доме не прекращается пение. Зимою и летом, ночью и днем, в вёдро и в дождь… Это финансы поют романсы. Ужасное, фальшивое, как лисья добродетель, пение. Бьющее, в первую очередь, по самолюбию, уже потом – по карману. А ведь так хочется порою тишины… В конце концов, мне это надоело. Я взбунтовался. Пришел домой, усадил Лену на колени и заявил: – Варианта два. Вернее, один. Еще точнее – ни одного. В общем, я устраиваюсь на вторую работу. Сила есть, а ум – найдут, грузчики тоже люди. Домой буду приходить в двенадцать, уходить в семь. Но пасаран! В ответ взбунтовалась уже супруга: – Ты и так почти не видишь ребенка! Про себя я уже молчу. Никаких «но». Работа, аптеки, магазины, рынки, и раз в месяц, как наводнение, футбол… Третьим словом у нашего сына после «папа», боюсь, будет справедливый вопрос «где?». Мы обуты-одеты, мышь в холодильнике чувствует себя превосходно, Канары – подождут! Я же сказала, никаких «но». Или мне позвать дедушку, и он расскажет нам про свою боевую молодость? – Нет! Только не это. У старшего поколения по отношению к нам эпитет один – зажрались! Подергивая меня за штанину, в полемику вступает сын. – Папа, стлой галаж! Мы умолкаем, чтобы ночью, под очередной «романс», продолжить столь милый многим семьям разговор.
ОКАЗЫВАЕТСЯ… Это слово-открытие преследует меня каждый день. Оказывается, я авторитарен. Ленив и эгоистичен. Раздражителен и груб. И в то же время почти объективен. Изредка щедр. Целеустремлен. Скромен… да-да, скромен, иначе у этого абзаца был бы уходящий за горизонт километраж… К тому же, как и всякий нормальный родитель, жутко ревнив. Стоит кому-то озвучить чужие успехи чужих детей, и что-то подленькое и гадкое поднимается в моей благочестивой с виду душе. У С. сын пошел в 10 месяцев, у А. дочка уже сидит на горшке, у Н. – учит стихи, у К. – рисует акварелью… поводов для того, чтобы тебе оторвало крышу, предостаточно. Я тут же превращаюсь в стахановца и начинаю мучить и себя, и жену, и сына. Жизнь – это гонка. Но не всегда – наперегонки. Слава Богу, до меня это наконец-то дошло. Пусть и на втором году отцовства. Мы растем вместе с детьми. Кто ученик, кто учитель – вопрос спорный. И самое главное. Оказывается, я способен и на поступки со знаком «плюс».
ВМЕСТО ЭПИЛОГА «Молодые отцы»… Словосочетание, вызывающее нечто среднее между снисхождением и улыбкой. Мы молоды, наивны и глупы. Мы живем прошлым (о, какими мы были!) и будущим (о, какими мы станем в наших малышах!) вместо того, чтобы жить настоящим. Но мы живем. Не судите нас строго. Видит Бог, мы – стараемся.
|
||||||
115172, Москва, Крестьянская площадь, 10. Сообщить об ошибках на сайте: admin@naslednick.ru Телефон редакции: (495) 676-69-21 |
Комментарии