Не состоялось

На самом краю Ваганьковского холма прямо напротив Боровицкого стоит знаменитый Пашков дом. Многие считают это творение одним из самых красивых зданий Москвы, но существует и прямо противоположное мнение. Пашков дом по воле зодчего стал первым светским зданием в Москве, из окон которого можно было глядеть на башни и постройки Кремля не снизу вверх, а также наблюдать Ивановскую и Соборные площади. Даже высотки, которые предполагалось построить рядом с Кремлем, – знаменитый Дворец Советов и высотное здание, на месте которого стояла гостиница Россия, – и те сгинули, не успев удивить москвичей своими колоссальными размерами. А Пашков стоит и напоминает нам о страшном проекте, который, слава Богу, канул в Лету. Это был проект «реконструкции» Кремля…

Сила России – в Кремле…

И если задать вопрос, кто больше всех постарался в деле разрушения Кремля, то ответ, на первый взгляд, лежит на поверхности. Тем более что в прошлом году наша страна справляла двойной юбилей – 200 лет Отечественной войне с Наполеоном и 400 лет с момента освобождения Москвы от поляков во время Смутного времени. Уж конечно, иноземцы, захватившие Москву, наверняка и нанесли главные увечья Кремлю. Заминированные по приказу Наполеона кремлевские соборы, устоявшая после взрыва колокольня Ивана Великого, разрушенные Никольская, Водовзводная башни – яркие тому свидетельства. Кроме иностранцев, пытавшихся разрушить Кремль, на ум приходят и большевики, серьезно постаравшиеся в уничтожении кремлевских строений. Длинный список зданий главной твердыни страны, включая Чудов и Вознесенский монастыри, прекративших свое существование, неоднократно представлялся общественности.

Но следует признать, что самый грандиозный проект перестройки Кремля, который и не снился никаким большевикам, разработал известный русский архитектор Василий Иванович Баженов.

Уже в 22 года в 1759 году он стал первым пенсионером Академии художеств, которого направили для развития его таланта в Париж. В культурной столице Европы и всего мира Баженов не затерялся. Его учителя – великие французы Суфле и Леду – бредили о грандиозной, новой, способной изменить мир архитектуре, в основе которой лежало масонство. Освоив новый европейский стиль неоклассицизм, в 1765 году Баженов вернулся в Россию. Возвращение на Родину было триумфальным. Практически сразу Баженов стал академиком – в возрасте 27-ми лет.

А спустя два года он приступил к созданию грандиозного проекта Кремлевского дворца в Москве. Екатерина разделяла дух времени, для нее было очевидно: масонство, объединяющее основные мировые религии, устраняющее их противоречия – это то, что необходимо как европейским, так и Российской Империи. И хотя сама императрица ни в каких ложах не состояла, ее положительное отношение к себе чувствовали и европейские, и российские масоны. Недаром она состояла в переписке с Вольтером и Дидро. Но Екатерина, даже по работе Уложенной комиссии (созванной, чтобы создать новый свод законов), понимала, что красивые проекты европейских мыслителей как-то не очень подходят для России. Впрочем, осознавала: после пяти лет ее правления Европа ждет уже конкретных результатов от императрицы, которая подавала такие большие надежды. Ждет реальных дел, и грандиозный проект перестройки Кремля подходил как ничто другое.

Баженову дали добро. Он был уверен: этот проект прославит его на весь мир – и вложился в него на полную. Даже самое минимальное знакомство с баженовским проектом приводит к грустным выводам: знаменитого вида на кремлевские соборы с реки просто не должно было быть, да по сути должен был исчезнуть и тот Кремль, к которому москвичи привыкли. В баженовский комплекс входили императорская резиденция, здания Коллегий, Арсенал, театр, главная площадь с амфитеатром для зрителей, а древние соборы Кремля оказывались как бы в обрамлении на порядок более громадных новейших построек. Кремлевские соборы превращались просто в набор древних, потерявших актуальность строений – в некий музей под открытым небом. Баженов собирался красиво расправиться с русским Средневековьем, которое должно было уступить место великому ансамблю Просвещения.

На борьбу с баженовским проектом поднялось всё московское духовенство. А так же фаворит Екатерины Григорий Потемкин. Поскольку все сражения за исторический Кремль проводились на фоне невиданного восстания Пугачева и русско-турецкой войны, то Екатерина окончательно осознала, что нельзя ломать не только социальные уклады России, но и самые главные ее архитектурные символы. Баженовский проект положили в стол и быстренько восстановили предполагавшуюся проектом под снос кремлевскую стену. Причем сделал это Матвей Казаков, работавший заместителем Баженова.

Самому Василию Ивановичу дали в утешение строительство Царицынского дворца, который он, впрочем, также не сумел достроить. К этому времени у матушки императрицы никаких иллюзий по поводу масонства не осталось, и архитектору был устроен настоящий разнос.

Последний ход остался за Баженовым. В 1784–86 годах он построил знаменитый дом Пашкова, в котором выразил презрение к московскому Кремлю и показал часть своего великого замысла, который не дали реализовать разные «обскуранты». Символично, что этого не произошло и до нашего времени.

Лучше всех суть Пашкова дома прочувствовал Михаил Булгаков и озвучил в своем знаменитом романе. Именно отсюда Воланд глядит на Кремль, на «обреченную православную Москву».

На закате солнца высоко над городом на каменной террасе одного из самых красивых зданий в Москве, здания, построенного около полутораста лет назад, находились двое: Воланд и Азазелло. Они не были видны снизу, с улицы, так как их закрывала от ненужных взоров балюстрада с гипсовыми вазами и гипсовыми цветами. Но им город был виден почти до самых краев. (...) Положив острый подбородок на кулак, скорчившись на табурете и поджав одну ногу под себя, Воланд не отрываясь смотрел на необъятное сборище дворцов, гигантских домов и маленьких, обреченных на слом лачуг.

Но Москва устояла в очередной раз…

Василий Пичугин