Малое превратится во многое

Большая семья, где все гармонично живут в одном большом доме: дети, родители и внуки, – объединенные всем, чем только можно, и даже общим благим делом, которое приносит доход, – такое возможно в наше время? Честно говоря, я думала, что семьи с таким укладом существовали только до революции. Оказывается, нет.

О семье, успехе, трудностях, о Греции и России мы расспросили Панаёта Иордановича Симеофориди, интересного рассказчика, с открытой улыбкой и широкой русско-греческой душой.


    – Панаёт Иорданович, как Вы оказались в России?
    – Мои предки были понтийскими греками из Сурмены. Османская империя захватила всю Грецию, и греков сильно угнетали. Им запрещали говорить по-гречески, преследовали за веру, всячески унижали, закрывали православные храмы. И, поскольку рядом была православная Россия, а мои предки были глубоко верующими, они приняли решение бежать из Понты, которую поработила Турция. Бежали они на маленьких лодках по морю, а кто-то бежал по суше. Дед мой бежал по суше в Батуми – это нынешняя территория Аджарии. Кто-то бежал в Сухуми в Абхазию. А турки их догоняли. Расстреливали, в основном, мужчин, женщин не трогали. Так бабушка моя при побеге по морю на лодке потеряла трех своих братьев.
Я родился уже в Батуми, но мы сохранили наш понтийский ромейский диалект греческого языка. 

    – Ваши родные бежали от притеснений в Россию, а там грянула революция…
    – Да, им нелегко пришлось – их ожидания не оправдались. Им Россию описывали так сказочно – чуть ли не молоко льется из водопровода. Да, при царе в России неплохо жили, те, кто работал. На царский рубль можно было купить очень много. А потом революция…
Но самое страшное было, когда наступил 1937 год – мой дедушка по маминой линии (он был портным) был расстрелян как «кулак».
А второй дедушка, чье имя, кстати, я и ношу, был церковным старостой.
Его забрали, били в НКВД и требовали: «Куда ты дел деньги от храма?». А какие деньги – церквушка была совсем бедная… Дедушка понял, что не выдержит, умрет от побоев, и сказал, что спрятал деньги дома. Он это сделал, чтобы попрощаться с женой и сыном, моим отцом, которому тогда было лет шестнадцать. Когда его домой привели, он сказал жене и сыну: «Простите меня. Больше, наверное, не увидимся. Прощайте». Но Бог милостив – дедушка выжил. Его не расстреляли, а выслали из Батуми и посадили в тюрьму. Он почти восемь лет отсидел и в 1945-м вышел на свободу. Рассказывал, как ходил ободранный, голодный и больной по Ташкенту. И нашелся там один грек –Павел Федорович Феодориди, – который встретил моего деда, привел домой, накормил-напоил, вымыл, постриг, одежду всю сжег (она вшами кишела) и супруге своей сказал: «Ты же моего отца не видела и не знаешь, прими этого старика как моего отца». В 1949 году, уже после высылки в Казахстан, отец повез меня из Чимкента в Ташкент показать спасителя моего дедушки.

    – А как складывался Ваш жизненный путь?
    – Я закончил технологический институт в городе Чимкенте. Там я и работал, потом пошел в армию. После армии работал инженером, женился, мне было тогда 27 лет. Жена тоже гречанка, и мы познакомились в том же Чимкенте. У нас двое сыновей и четверо внуков.

    – Сыновья живут в России или в Греции?
    – В Греции. Я в 1990 году уехал в Афины со всей семьей, на этом настаивала мама. Мы жили в Казахстане, и жили неплохо – я, положа руку на сердце, не могу ничего плохого сказать о казахах: мы дружили, помогали друг другу, всегда находили общий язык, как братья были. Но мама (она была очень верующая женщина) настаивала на том, что это мусульманская страна, и нам тут не место. Тем более, в Грецию уехал мой брат, потом сестра. Мать плакала и говорила: «Никак я вас в кучу не соберу и не успокоюсь. Ты скоро казахом станешь, мусульманином». В конце концов, она меня уговорила.

    – Как вас Греция встретила?
    – Мы благодарны Греции за то, что она нас приютила и дала нам гражданство. У меня двойное гражданство. Нельзя сказать, что мы пользовались какими-то сверхъестественными льготами, но нам дали трехмесячное пособие по безработице. А ведь мы сами с Понтоса, а не из материковой Греции. А Понтос всегда держался обособленно. Сейчас и Кипр с Грецией разделены. Спросишь у киприота: «Ты грек?» – «Нет, я киприот». У них своя валюта. Вот так раньше и Понтос был отделен от Греции.
Хотелось бы отметить роль России в деле обретения греческой государственности. Следует понять: что бы мы ни говорили о роли западных держав, о битве при Наварине, наконец, о выдающихся личных качествах вождей греческой революции, от Каподистрии до братьев Ипсиланти, все же независимость Греции была бы невозможна без блестящих сухопутных побед русской армии под командованием генерал-фельдмаршала фон Дибича в Русско-турецкой войне 1828–1829 годов. Кстати, и вожди греческой революции были лидерами так называемой «русской» партии. Иоаннис Каподистрия долгие годы был министром иностранных дел России при Александре I, а Димитриос Ипсиланти – личным генерал-адьютантом этого же императора. В результате этой победоносной войны и мира, заключенного Николаем I с османским султаном, в 1830 году Греция была провозглашена полноценным государством со столицей городом Нафплион, с первым президентом Иоаннисом Каподистрия. Хотелось бы, чтобы каждый грек знал об этом.

    – Вот, наверное, почему такие теплые отношения между русскими и греками?
    – Также до революции у русских были очень теплые отношения со святой горой Афон. А после революции мы, конечно, отошли от Церкви. И чтобы не перекинулось это влияние на Грецию, греки решили от нас подальше держаться. Я был на святой горе Афон – там многое напоминает о русских: плащаницы, рукописи и даже надписи в монастырях и кельях на церковно-славянском языке. Ходишь – и как будто в России. Я был в скиту Андрея Первозванного – там пять или шесть колоколов, на которых написано по-русски, когда, откуда, кто собирал, кто давал средства на изготовление этих колоколов. Святость Афона поддерживалась из России. А после революции сербы много помогали сохранить наши монастыри и наши храмы. Хоть и маленькая страна, но нам близкая и родная. И беда, постигшая сербов, – это наша беда.
 

    – Часто попадаются интересные греческие имена – Евангелия, Панайот… Они как-то переводятся?
    – Евангели́я – так девочек называют в честь Благовещения, в этот день они и празднуют День Ангела. Благовещение – «Евангелиос» по-гречески.
Что касается Панайота, я не знал, что означает мое имя. Но лет шесть назад был здесь схимонах со святой горы Афон, отец Харитон, фотограф. И в патриархии попросили меня пообщаться с ним: «Куда ты ездишь, туда возьми и его с собой. Он впервые у нас и хочет увидеть и узнать Россию, любит нашу страну». Я его повозил его везде, мы были в Нижнем Новгороде, в Великом Новгороде, в Ростове Великом, Переславле-Залесском, во Владимире... И он мне расшифровал мое имя. Панаёт, или Панаётис, значит – «Всесвятейший».
Имена из мифологии тоже сейчас можно встретить: Афина, Афродита, – и из философов: Аристотель, Сократ.


    – Я читала, что современные греки – чемпионы в Европе по долгожительству, и в этом им помогает философско-безмятежное отношение к жизни. Вы с этим согласны?
    – Думаю, нет. Те греки, что в деревнях живут, – да, долгожители. А в городах, где злоупотребляют сигаретами и кофе, их мало. И основная болезнь греков – рак легких. Муж моей сестры умер в 46 лет от рака. Вначале его брат умер в этом же возрасте. С утра до вечера в одной руке – сигарета, в другой – кофе. Я всегда его ругал: «Как ты думаешь, от чего умер твой брат?». Он мне говорит: «Наверное, от Чернобыля». Ну, смешно же! Там уже картошку сажают, люди вернулись в деревни. Я ему говорю: «А ты где находишься? Греция от Чернобыля далеко. Может, от курения? Ты что, жить не хочешь, не хочешь ребенка на ноги поставить, порадоваться за него?». Но он выводы сделал только тогда, когда уже поздно было.

    – Это бич, наверное, любой страны и любого народа…
    – Да, в Греции бывает, остановишься на перекрестке у светофора, сидишь в машине, ожидая зеленого сигнала, а к тебе подходит и попрошайничает наркоман: «Дай мне хотя бы двадцать евро. Я больной, мне надо уколоться». И это нормально. Я говорю: «Ты чего ко мне пришел? Ты иди, попроси деньги у того, кто тебя на иглу посадил». А местные дают, считают, что больной, жалеют его. Пусть не двадцать, но хоть два евро дадут.

    – Я слышала, греки особенно любят отдыхать, и в Греции много фестивалей, праздников, выходных дней. И сиеста. 
    – Отдых с двух до пяти – да, особенно в летнее время. В понедельник и вторник магазины работают с утра до обеда, потом с двух до пяти – сон. Люди идут домой и спят. И в это время нельзя звонить – некультурно, невежливо. Еще в Греции женщины на государственной службе меньше работают, чем в России, – до трех часов дня, это законодательно закреплено. Считается, что женщина – слабый пол, а кроме того, она должна раньше прийти домой, приготовить ужин и так далее.


    – На Ваш взгляд, люди социально более защищены в Греции, чем в России?
    – Если человек, допустим, отработал и ушел на пенсию – ему пенсии хватает. Поэтому греческие пенсионеры много ездят по миру и отдыхают. И еще раз в год они за счет государства ездят, им оплачивают все проездные, такси. А на Пасху всем работающим платят дополнительную зарплату. Но есть существенный минус в этой системе. Если пришел пенсионный возраст, ты уже обязан уходить на пенсию и подрабатывать не имеешь права.


    – А своей родиной Вы какую страну считаете?
    – Конечно, Россию. Я родился в России, в армии служил в России, и русский народ мне более близок. В Греции трудно жить. Допустим, кто меня ждет в Греции и кто мне в этом возрасте даст работу? Когда мы переехали в Грецию, я там покрутился, покрутился – и ничего не заработал. А я привез две семьи: сестру, разведенную, с ребенком и с матерью, и свою семью: двое сыновей и мы с женой. Встать на ноги в Греции очень трудно. Конечно, тем, кто долго жил в Греции, что-то осталось в наследство. А так – попробуй заработать деньги на то, чтобы прокормить всех и заплатить за жилье, за две квартиры. На протяжении пяти лет я едва перебивался, был весь в долгах, мучился, отдавал. Работу мне дала Россия. Я занимаюсь иконами. И сыновья мне помогают. Свою компанию мы назвали «Русский стиль».
Начинал я с продажи ладана, это был 1996 год. В одном монастыре я познакомился с монахом, который сделал мне заказ привезти смолу ливанского кедра. Я привез и пожертвовал. А он мне и говорит: «Привозите больше, мы у вас его покупать будем. И будем за вас молиться, и дела у вас пойдут».

    – И слова его сбылись?
    – Да. И так я потихонечку переключился на церковную утварь. Сначала ладан привез, потом еще что-то, потом стал ездить, предлагать, появились хорошие знакомые, друзья. Монастыри, которые восстанавливались в то время в России, были в плачевном состоянии, одни руины. Мне тогда часто говорили: «У вас хороший ладан, мы бы его купили, но у нас сейчас денег нет». Я говорил: «Давайте, я вам пожертвую, сколько могу, а там видно будет». И то, что я жертвовал последнее, дало плоды и результаты. И все, что я жертвовал, удивительно возвращалось ко мне сторицей, как в пословице!
А ладан греческий действительно чудесный. Знаете, как его делают? Перемалывается смола ливанского кедра в муку, и потом месят тесто, часто вручную. Считается, что хороший ладан делается только вручную, потом добавляют в него ароматические вещества. Когда я просил благословения заниматься этим всем, мне сказали: «Если будешь работать, работай только на хорошей продукции. Имей мало, но пусть никто тебя не упрекнет за плохой товар. Раскрутишься – это малое превратится во многое. Не старайся сразу сделать много, пытаясь кого-то обмануть. Ты обманешь только себя». Я так и сделал. Поинтересовался, у кого какой ладан, делал качеством лучше, а продавал его дешевле, чем другие. Дошел до 24-х разновидностей ладана.
Потом многие монастыри захотели иметь греческие иконы, и я начал возить иконы. В Греции были две ведущие фирмы, которые выпускали иконы: «Клартэ» и «Николаидис». «Николаидис» и по сей день работает. А вторую, «Клартэ», которую возглавлял человек, далекий от веры, налоговая инспекция закрыла. И хозяин все станки продал в Турцию. И сейчас эти иконы выпускает Турция, под названием «Клартэ». А продает их как греческие. Я когда-то занимался такими иконами. А потом у меня расклеилась икона святителя Николая, риза отошла. Смотрю – голова его написана, а под ризой ничего нет, ни туловища, ни рук… Ну разве так можно?

    – Я знаю, что у вас есть списки с чудотворных икон...
    – Мне очень помог мой друг, Петр Сергеевич Поляков, проработавший восемнадцать лет в кафедральном соборе Ростова-на-Дону. Он находил и восстанавливал старые русские чудотворные иконы. Мы эти иконы фотографировали, делали слайды и изготавливали многослойную шелкографию хорошего качества. Это совершенно новая технология, по которой в шелкографии наносится около 40 цветов.
Мы стали делать два вида икон: с открытым облачением и в ризе. И под ризой на наших иконах святой образ выписан целиком.

    – Что такое шелкография?
    – Это многослойное нанесение краски, которое позволяет добиться долговечности и устойчивости к перепадам температур и влажности, а стало быть, сохранить их на многие годы. Особенностью шелкографии является возможность получать толстый красочный слой.
Шелкография была изобретена в XII–XIII веке в Китае. Краски наносились через трафарет из шелковой ткани, именно потому она стала называется шелкографией. Это краски очень дорогие и очень качественные – их не смывает вода. Я их специально испытывал – долго держал в воде и в холодильнике, потому что Россия – все-таки холодная страна. Проведи рукой – икона как будто писаная. Мы недавно принимали участие в одной выставке, и к нам подошел один батюшка, который занимается иконописью. Он долго смотрел и говорит: «Это не письмо». Я говорю: «Да, это шелкография». – «И не шелкография. Можно руками потрогать?» – «Потрогайте, батюшка». Он трогает и говорит: «Не может быть такой шелкографии!». У нас, если Спаситель изображается с Евангелием, буквы можно прощупать, икона как будто писаная, и изображение как будто объемное. Есть иконы, украшенные камнями. И сами камни очень качественные, и мы подобрали оптимальный клей, чтобы они не отрывались.
А еще мы, впервые в технологии изготовления икон, стали применять разноцветные серебряные ризы.

    – В этом как раз и состоит уникальность ваших икон?
    – Да. И еще – если на старых иконах пыль могла оседать, у нас – абсолютно идеальная полировка. Дерево и подгонка идеальные. Это новая технология, она только в Италии делается. Икону эту можно также ставить на подставку, можно вешать на гвоздь. И коробки у нас изготовлены с бархатом внутри, чтобы можно было в подарок подарить.

    – Вы говорили, Вам сыновья дело вести помогают...     
    – Да. Коммерческий директор – мой младший сын Дионисий. Дмитрий, старший сын, сборкой занимается, исполнительный директор. Дима больше руками любит работать, а младший больше с компьютером дружит и хорошо руководит. Он ничего не забудет, все сделает правильно. Знаете, сейчас мы построили дом в три этажа, где по этажу занимают сыновья с семьями и один этаж – я. А как все начиналось, как вспомню… Бог меня услышал.

     
                                                                                                                                                                                                                                         Беседовала Елена Коровина