Спас Нерукотворный

В одном знаменитом музее, специально к празднику Христова Воскресенья, была устроена выставка икон, написанных современными художниками. Тут были и складни, и огромные полотна, и фрески.

купила билет и отправилась рассматривать иконы. Некоторые из них были талантливы, некоторые – вполне обычне, но большинство экспонатов не могли тронуть душу. Более того, все художники видели привычные всем образы по-своему. Например, экспериментатор Сементяев «окатоличил»  Святителя Николая, и святой оказался без бороды; Ангелы знаменитой Рублевской «Троицы» в исполнении Максима Максимова вдруг поменялась местами…

Посетителей было совсем немного: молодая девушка бесконечно фотографировала полотна и фрески, незамедлительно переходя от одной иконы к другой;  молодой человек в военной форме присматривался к мелким деталям, все свое тело наклоняя вперед – так, что расстояния между лицом и полотном практически не оставалось… Молодая пара просто скучала, то и дело, зевая, перемещалась по залу хаотично и неспешно, будто двойка охранников в торговом центре… К счастью, в выставочном зале были удобные кресла, в объятьях одного из них  я смогла отдохнуть.

Открыв глаза, я внезапно заметила икону, размером с небольшую книгу. Почему-то ее разместили в самом низу, куда посетитель даже не догадается посмотреть.

Это был лик Христа, «Спас Нерукотворный». Так называется первая в истории Православия икона, отображенная на убрусе – тканевом платке, который жители Эдессы отдали в Константинополь, взамен на «хрисовул», то есть мир. «Спас Нерукотворный» - это еще одно доказательство реального существования Иисуса Христа, существования не только духа, но и плоти.

Икона в выставочном зале была удивительной: мне казалось, что лик - не написанный, а живой: высокий лоб, признак незаурядного ума и мудрости; ровный нос, практически идеальный и симметричный; тонкие алые губы, тесно сжатые, однако не говорившие о презрении или настороженности. Лицо было влажным, будто после умывания…

Но больше всего поражали глаза: карие с зелеными искорками, эти глаза будто светились, а свет излучал теплоту.  Несмотря на сосредоточенность, в них не было ничего отталкивающего. И казалось, будто художник рисовал не красками, а чем-то волшебным, еще неизвестным искусству.

В этих глазах отражалась целая эпоха – от Рождества и до Пасхи, эпоха великих человеческих открытий и великой Божеской благодати.

Мне случалось видеть прекрасные портреты лучших современных художников, не только славянских, но и латиноамериканских, и европейских. Однако ни одна работа не была настолько живой. И живость эта не отталкивала, а привлекала.

Мама часто говорила мне, как отличить зло от добра: если сердце радуется – значит, ты сталкиваешься с чем-то очень хорошим. Плохое вызывает сомнение, страх, опасение… Наверное, это потому, что наша душа подобна свече: если ее зажечь, она станет излучать свет, если потушить – наступит отсутствие света – тьма. И при виде «Спаса» было светло, действительно светло.

Когда я присела, чтобы рассмотреть полотно, ко мне подошел человек в длинной рясе и представился отцом Федором. Седовласый батюшка чем-то напоминал преподобного Серафима Саровского. Эту икону написал он. Работа была привезена из Сибири, чуть позже остальных, наверное, поэтому и оказалась в экспозиции на таком неудачном месте. Мы разговорились, и батюшка рассказал мне о своей жизни, о том, что является автором единственного полотна. Отец семерых детей и десяти внуков, скромный и веселый, отец Федор считает, что жизнь – это красивый и очень хороший праздник. Он рассказал, что служит в сельском храме Петра и Павла. Что выращивает цветы и любит котов.Постепенно к нам стали стекаться посетители выставки:  они внимательно слушали отца Федора, задавали вопросы, улыбались и рассматривали «Спас Нерукотворный». К нам присоединилась даже кассир, проводившая часы сидения в полном одиночестве. Атмосфера в зале разрядилась: все гости радовались светлой Пасхе, празднику родному и долгожданному.

Под конец нашей встречи я решила сообщить батюшке о своей недописанной повести и нескольких главах.

- Ты жалеешь, что за целых три года не смогла закончить книгу, - улыбнулся в бороду отец Федор. - А я писал «Спас» 54 года.

- Да?!

- Да. И 53 года я писал одни только глаза…

Анна Старко