Наследник - Православный молодежный журнал
православный молодежный журнал
Контакты | Карта сайта

Благословенный креатив

№ 66, тема Граница, рубрика Культура

Люди XXI века, то есть мы с вами, живем в интересное, но противоречивое время, которое по глубокомысленному решению философов современности названо эпохой преодоления постмодерна. И, вольно или невольно, мы вынуждены находиться в сопутствующем этому странному времени информационном пространстве, столь же непростом и нелинейном, как и породившая его среда. Пространстве, в котором ни одна идея или утверждение не имеют право на абсолютное значение, где все относительно настолько, что порой теряет грань разумного и порождает трудно поддающийся пониманию даже самими творцами этих идей абсурд. Постмодерн уверенно играет с любыми стилистиками и «культурными кодами», поскольку хорошо понимает их. Он оденется в любое платье ради любой цели; ничего не абсолютно, все дозволено. Наверное, каждому из нас, считающему себя человеком современным, не лишенным критического мышления и некоторой доли художественного вкуса, нужно понять для самого себя – насколько оправдано существование бесконечно плодящихся форм творчества? И где вообще проходит та тонкая грань, которая отделяет подлинную божественную свободу творца от откровенного кощунства и банальной глупости, особенно когда речь идет об использовании в культурном пространстве сюжетов, связанных с библейским откровением и имеющих тот или иной религиозный контекст?

Что есть свобода?

Если смотреть на вещи богословски, то есть смотреть как христианин, то свобода – это неотъемлемая и одна из, если даже не самая главная черта образа и подобия Божия в человеке. Без свободы человек не был бы человеком, а скорее животным с зачатками социальной самоорганизации. Но все-таки – что такое свобода? «Возможность человека к добру или злу», как писал Шеллинг? «Возможность человека к добру и злу», как переврал Шеллинга Хайдеггер по воле невнимательного немецкого издателя? «Осознанная необходимость», как полагали стоики, Спиноза и многие другие? Нет, все, конечно же, не так сложно. Для христиан свобода – это свобода от греха, возможность думать и поступать вопреки своей испорченной природе.

Христианская свобода имеет одновременно два наполнения – отрицательное и положительное. С одной стороны, свобода позволяет нам не делать того, что противно нашей нравственной жизни, а с другой – свобода позволяет в рамках этой же нравственности оценивать наши и чужие поступки, в том числе плоды того самого творчества, о котором мы здесь говорим. Только свободный человек может чувствовать нравственную ответственность за свой выбор, и наоборот ­– не чувствуя такой ответственности, человек не осознает свою свободу.

Свобода и творчество

А вот теперь подумаем, как этот общий принцип прилагается к творческой деятельности. Очевидно, свобода в христианстве никоим образом не означает сужение творчества до круга церковной или околоцерковной тематики. Художник-христианин – не тот, кто пишет пейзажи непременно с сельской церковью на заднем плане; писатель-христианин – не тот, у кого в романе или повести главным положительным действующим лицом будет священник или монах; поэт-христианин – не тот, у которого любовная лирика редуцирована до воспевания таинства брака. Любому тут будет понятно, что это скорее какой-то гротесковый лубок на христианство.

Самые лучшие стихи о любви слова «любовь» не содержат. У хорошего христианского писателя разговоры о Боге не являются доминантой. Произведение может даже не содержать упоминаний о Нем. Например, в фэнтезийных произведениях знаменитых христианских писателей Толкина и Льюиса мы не встретим упоминаний о Боге, хотя сам их смысл и нравственный контекст, без сомнения, христианские. Пожалуй, не преувеличу, если скажу, что та самая фантастическая и фэнтезийная литература в современном мире занимает нишу некой образной притчи. И в лучших своих образцах она если и не пробуждает религиозные размышления, то, по крайней мере, точно заставляет философствовать и задумываться над глубокими мировоззренческими вопросами.

Иными словами, свобода в выборе тем и способов творчества для художника-христианина, безусловно, существует в полной мере, главное, чтобы все создаваемое им пробуждало в человеке нечто высокое и хорошее. Даже если художник обращается к негативным сторонам человеческой жизни, искусно изображает отвратительное – это оправдано, если заставляет воспринимающего думать о настоящем, глубоком и нравственном. Если же художник сосредоточен на прекрасном (например, на красивых девушках), а в итоге пробуждает в зрителе только похоть – говорить о христианском искусстве здесь не приходится.

«По плодам их узнаете их»

В большинстве своем люди искусства либо никак не проявляют своей религиозности, либо успешно мимикрируют, скрывают свои взгляды, выдавая их за совсем иные, либо говорят одно, а делают другое, сами не осознавая, что происходит. Чтобы охарактеризовать эту мысль, возьмем для примера двух ярких представителей авангарда ХХ века – художника-кубиста Казимира Малевича и сюрреалиста Сальвадора Дали. Знаменитый абстракционист Малевич в своем искусстве, как и вообще авангард, методично занимался демонтажом базовых основ реалистической живописи, в том числе представлений о художественном образе. Вообще вызывает удивление (подчас смешанное с естественным духовным отвращением) откровенная – последовательная и хирургически точная – операция, произведенная Малевичем над всем, что связывало традиционную культуру с христианскими истоками. Хорошо зная и владея языком современного ему авангарда наряду с иконографией, свои работы он создавал на основе принципов упрощения и замещения иконографической христианской символики. Последовательно исследуя, какой художественный эффект производит простая геометрическая форма, простой цвет или незатейливые сочетания цветов и фигур, Малевич вплотную подходил к инфернальной безóбразности. Например, им был вполне сознательно введен термин «всевидящее око» – как определение скрытого от непосвященных некоего за-образа, смотрящего с картины на зрителя. Апогеем своей антииконографии он считал «Черный квадрат» как символ бездонной пустоты и духовной бездны. Причем Малевич сам неоднократно отсылал свои супрематические эксперименты в область традиционной иконописи, называя истоки своих красных и белых квадратов в цветах новгородской школы иконописи. Если к этому приложить духовный опыт, пережитый художником, о котором сам Малевич свидетельствовал так: «Я сам переносился в пустынную бездну, в которой ощущаешь творческие сгустки Вселенной вокруг себя… Здесь, на этих плоских поверхностях, можно постичь течение самого движения, словно при соприкосновении с электрическим проводом», – вопрос о том, куда могут завести ничем не сдерживаемые творческие порывы, становится уже не риторическим.

С Сальвадором Дали все тоже непросто. Конечно, путь его творчества, как почти и у каждого авангардиста, начинался если и не с богоотрицания, то, по крайней мере, с довольно легкомысленного и провокационного к христианству отношения. Но так было не всегда. Даже свою жизнь он в духе постмодернизма наименовал не иначе как «вилкой о двух концах». В 1950 году Дали издает свой «Мистический манифест сюрреализма». В нем он обвиняет современное искусство в атеизме, материализме и прочих грехах, которые могут разрушить настоящее творчество. Конечно, Сальвадор со свойственным ему эпатажем тут же вызывается быть «спасителем искусства», отчаянно принявшись за работу. Плодом его трудов становится полотно «Христос святого Хуана де ля Крус». Все последующие его картины на христианскую тематику, а этот период в его творчестве, надо сказать, был довольно длительный – с 1950 по 1989 год, хоть и далеки от канона, но отражают поиск художником духовного смысла, попытку самому лично разглядеть Христа и выразить свою внутреннюю борьбу, свое видение на полотне. Несомненно, они полны эпатажа и неоднозначности, как и сам автор, и, называя себя христианским мистиком, Сальвадор тем не менее не гнушался откровенно асоциального поведения в жизни, доходившего порой до полного абсурда. И все-таки Дали, очень фривольно обращавшийся с основополагающими принципами привычной для христиан живописи, явно предстает перед зрителем человеком думающим. Вопрос только в том, кому эти размышления вообще понятны?

Ответственность

Очевидно, наиважнейший вопрос для различения христианского и нехристианского творчества – ответственность. Каждый творец, будь то художник, писатель или философ, отвечает перед собственной совестью. Уже затем – перед людьми, зрителями, читателями, слушателями. Но в первую очередь – перед Богом. Художник-христианин должен помнить евангельское «за всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда» и знать, что соблазн есть вид духовного убийства, и потому «горе тому человеку, через которого соблазн приходит». И вот здесь-то собака и зарыта: «нам не дано предугадать, как слово наше отзовется». Когда Иероним Босх и другие позднеготические мастера скрупулезно изображали демонов и ужасы ада так, будто регулярно ходили к котлам на экскурсию, а люди того времени начинали думать о Страшном суде и собственном незавидном посмертии – все в порядке, эта демономания более чем благочестива. Если многостраничные пустопорожние рассуждения о необходимости нравственной жизни или женские рифмованные восторги о первом приходе в храм вызывают у читателя рвоту, автору придется держать ответ за то, что весьма поверхностное и якобы христианское творчество отвратило другого человека от Церкви. Кстати, те же книги Толкина очень многими людьми не прочитываются как христианские. Собственно, «Властелин колец» стал популярен не за философскую глубину и не за творческую переработку христианских ценностей и истин, а потому что в среде западных хиппи, накачавшихся наркотиками, мир Средиземья стал более реален, чем окружающая действительность, – люди рванули в горы Мории и леса Лотлориена. Даже для тех читателей, что не принадлежали к хиппи, толкинизм нередко становился формой социального эскапизма. Кстати, сам Толкин в конце жизни тоже «переселился в Средиземье» и прослыл чудаком, но даже если бы и не переселился – вряд ли он с самого начала представлял, чем обернется его творчество. И в этом весь ужас христианского креатива – мы в ответе за тех, кого научили. Более того, мы даже не знаем, что Господь признает как нашу заслугу, а в чем обвинит.

Наконец, стоит сказать и пару слов об ответственности за малодушие. Есть простое соображение: если не знаешь последствий, лучше не делай. Чем творить во зло, помышляя о благе, лучше вообще не творить. К сожалению, для христианина этот путь не просто закрыт, а заколочен досками, заложен кирпичом и дополнительно залит бетоном. Каждый, это надо твердо себе уяснить, поэтому повторю, КАЖДЫЙ христианин призван Богом к творчеству. Каждый наделен от Бога соответствующими талантами: кто-то будет писать стихи, кто-то – компьютерные программы, а кто-то – вести новые бизнес-курсы. Можно рутинно писать картины, а можно творчески прокладывать канализационные трубы, вопрос всегда в отношении к делу, а не в разновидностях этого дела. Притча о талантах очень категорична: не использовал талант – отнимут и накажут за нерадивость. И чем более человек талантлив, тем больше он должен делать, и тем выше шанс того, что его творчество введет «одного из малых сих» в соблазн. Страшно? Очень. Но, только прыгнув в пропасть, мы узнаем, умеем ли мы летать.

Денис Михалев

Рейтинг статьи: 0


вернуться Версия для печати

115172, Москва, Крестьянская площадь, 10.
Новоспасский монастырь, редакция журнала «Наследник».

«Наследник» в ЖЖ
Яндекс.Метрика

Сообщить об ошибках на сайте: admin@naslednick.ru

Телефон редакции: (495) 676-69-21
Эл. почта редакции: naslednick@naslednick.ru