Наследник - Православный молодежный журнал
православный молодежный журнал
Контакты | Карта сайта

Ты говорила мне о свободе...

№ 7, тема Свобода и своеволие, рубрика Личное

Здравствуй!

Много чего произошло со дня нашей последней встречи. Не слишком-то она была мирной, правда? С другой стороны, вряд ли можно было спокойно принять то, что самые долгие и напряженные в нашей жизни взаимоотношения так ни к чему и не привели. То есть привели, конечно, но совсем не к тому, что было задумано. Ты в очередной раз попросила меня отпустить тебя на свободу, и я тебя отпустил. Насовсем.

Следующие полгода я провел в обычных для меня тяжелых и бесплодных раздумьях на темы «Почему?» и «За что?». Близкие (в том числе и твои) говорили, что мне не о чем беспокоиться, что я сделал все, что мог, что во всем виновата ты, что ты не сдержала свое слово, «отошла от Церкви» и т. д. Но меня это совсем не успокаивало. Во-первых, и без них зная, что я прав, я все же предпочел бы оказаться неправым, но неодиноким. А во-вторых, что-то же я все-таки, наверное, делал неправильно. И тогда, в последний раз, и все предыдущие два с половиной года.

Наверное, самым лучшим выходом было все же, несмотря ни на что, продолжать наше общение и выяснить это опытным путем. В конце концов, я ведь так уже делал до этого. Но твоя просьба отпустить тебя, осложненная рядом обстоятельств, звучала так убедительно, а мое самолюбие в этот раз было уязвлено настолько глубоко... К тому же мы снова жили в разных городах. Прошел еще год. Я узнал, что где-то там у тебя уже появился кто-то другой, родился ребенок… И мои размышления на тему «Что же нужно было сделать?» окончательно приобрели сугубо теоретический характер. Но тяжелое ощущение неясности все равно никуда не исчезло. Оно только стало непоправимым.

И вот теперь, спустя уже почти три года, я понял, почему и в чем был неправ. Наших прежних надежд это, разумеется, не воскресит, но, может быть, кое-что смягчит в этой, а главное, в той, будущей вечной жизни, ради которой, в общем-то, здесь все и затевается.

Но прежде чем рассуждать о тех последних, решивших нашу судьбу, событиях, я хочу немного вспомнить о том, как все развивалось в предшествующие два года. Далекое уже теперь лето, когда я, неожиданно столкнувшись с тобой на каком-то песенном фестивале, уже на третий день знал, что через две недели ты должна поехать со мной на Север. И мы едем, потом плывем, стоим бесконечные монастырские праздничные службы (до того я их никогда не выстаивал целиком, а тут как-то неловко стало). Озера, леса, стены, башни, безмятежно-торжественные крестные ходы, бесконечно спокойное зеркало моря, короткая обратная дорога… и ты исчезаешь почти на полтора месяца. Позвонить некуда. Писем от тебя не приходит, а судьба тех, что я отправляю, неясна. Да и верен ли адрес? И вот, потеряв всякое терпение, я еду в твой город, не без труда нахожу тебя там, наша душевная связь воскресает. Потом и ты начинаешь наезжать ко мне в гости. Октябрь, ноябрь, декабрь… Под Рождество мы опять выбираемся в монастырь. Маленький городок стынет в снегу у озера. Опять бесконечные службы, только теперь потолок в храме низкий, свет тусклый, а пол деревянный. И в первый же день святок, когда в город приходит оттепель, тебя вдруг снова каким-то вихрем уносит через Москву на юг, откуда через две недели приходит письмо: «Мне тяжело, я хочу быть свободной».

В первый (и, увы, не в последний раз) я тогда совершил ошибку. Свобода была и остается для меня одним из главных условий счастливой жизни. Там, где моя независимость важна для меня, я отстаиваю ее до последнего, не считаясь ни с какими выгодами или потерями. А если уж иногда жертвую свободой ради кого-то еще, то тоже добровольно, потому что я так хочу. Как же тогда я мог отказать в свободе другому, тем более тому, кто мне дорог? Можно, конечно, было пытаться удержать тебя рядом с собой силой или лукавством, но ведь это неблагородно, а главное, бесполезно, потому что неправда не бывает надежной. Если хотят, чтобы я ушел, стало быть, нужно уйти, а не настаивать на своем.

Уже через три месяца я не выдержал и снова приехал к тебе. И ты была мне рада. И я снова начал кропотливо возводить воздушные замки надежд. А через полгода все опять повторилось. Я не выдержал и уехал работать на Дальний Восток. Но выяснилось, что наводить и разрушать мосты можно и на таком расстоянии, а интернет-расставание бывает даже больнее и разрушительнее реального.

В третий раз наступила осень. Я ведь совсем не ждал тебя, когда, едва возвратившись в Москву, вновь собирался зализывать раны на Север. Я не ждал ничего и тогда, когда мы вместе переехали уже начинавшее затягиваться осенними штормами море и снова вошли под холодные стены собора к мощам его святых основателей, никогда не знавших, что значит жалеть себя. И благословение на брак, и твое согласие были для меня настолько неожиданными, что я боялся в них верить. Казалось, теперь, что бы там ни было в прошлом, самое страшное уже позади, и остается только сделать все так, как нам велели. Потом, разумеется, нас ждут какие-то трудности, но главное, главное-то уже решено! 40 акафистов, мелкие формальности в загсе, венчание – и мы уже вместе.

Мне было не слишком приятно, когда после приезда ты сказала, что хотела бы пробыть это время одна. Но, с другой стороны, это было твое законное право. И если уж я охранял твою свободу, не имея никакой надежды, то замахиваться на нее сейчас, когда все уже решено?.. Странно, я даже не задумывался тогда, что одиночество может укреплять не только решимость.

Как ты и просила, я не тревожил тебя все 40 дней. А когда на 41-й явился делать тебе предложение, то был немало удивлен, что ты охладела к этой затее. Беда заключалась еще и в том, что за предыдущие годы я уже успел привыкнуть к частым переменам твоего настроения, и заставил себя не придавать им большого значения, ни тогда, когда, приехав с тобой в Москву, стал хлопотать о твоем устройстве, ни тогда, когда ты начала исчезать из дому, сначала на сутки, а потом и на несколько дней. Приходя, ты жаловалась, что я совсем не уделяю тебе внимания, а я искренне негодовал, как это ты не видишь, сколько я для тебя делаю; в конце концов, за месяц устроить человека без прописки на нормальную работу в Москве – это ведь уже подвиг?! Что же тебе еще нужно? Любовь? Но нет же никаких поводов сомневаться в моих чувствах, а совсем скоро к ним прибавится и еще кое-что. Счастье? Мы оба будем вполне счастливы, когда исполним все, что положено. Свобода? Но ты и так располагала собой столько, сколько хотела.

Позднее для меня было вдвойне обидно, а главное, непонятно слышать, что ты в эти дни чувствовала себя особенно одинокой, покинутой и забытой. За неделю до Нового года ты ушла из дому и уже никогда в него не вернулась. Весь январь ты провела где-то в Москве, как потом выяснилось, «ожидая моей помощи». Я потратил весь этот месяц на то, чтобы «смириться с последствиями твоего выбора». Да и как могло быть иначе? Ведь это же был ТВОЙ СВОБОДНЫЙ ВЫБОР? И когда мы наконец в последний раз встретились, ты еще раз подтвердила его.

В тот вечер в привокзальном кафе, не в силах укротить бушевавшую внутри ярость, я выбежал на мороз, хлопнув об пол тарелку. Честно говоря, мне хотелось предпринять что-то совсем другое: например, схватить тебя в охапку вместе с чемоданами, запихнуть в автобус и увезти на неделю куда-нибудь в Кострому, чтоб ты опомнилась. Но ведь это же насилие? Я обвинил тебя в предательстве и ушел сам.

Много раз после этого я пытался в уме переиграть ситуацию и приделать к ней какой-нибудь новый, счастливый конец. Потом перестал это делать. Потом перестал винить тебя и роптать на Бога. В конце концов, все, что произошло в жизни, можно принимать не только в качестве наказания, но и как дар… Года через два я мог уже спокойно и отстраненно разобрать десятки своих мелких ошибок, совершенных той осенью. Но все же до самых последних дней я не мог понять, в чем же я был тогда виноват перед тобой. Почему моя совесть остается неспокойной, несмотря на оправдания самых авторитетных и близких людей?

Теперь я понимаю. Я чересчур трепетно относился к твоим словам о свободе, слишком обижался, всегда принимая их на свой счет. Там, где ты нуждалась в сочувствии, я предлагал тебе уважение, никак не желая уразуметь, что естественная человеческая жажда освобождения относится прежде всего не к людям и обстоятельствам, а к собственным страстям. Ты говорила мне о свободе, а я почему-то слышал, что ты меня не любишь, и уходил. А ты всего лишь просила меня о помощи. Прости, что я понял это только сейчас, когда помогать уже слишком поздно.

Но кое-что еще можно исправить. Теперь всякий раз, когда кто-то рядом со мной будет говорить о свободе, я буду знать, что он не просит меня выйти вон, а нуждается в помощи. И в ответ на этот призыв я не буду выбирать между насилием и забвением, как прежде. Надеюсь, что такой выбор когда-нибудь позволит мне достичь настоящей свободы. Не той, которая разделяет людей, а той, которая соединяет их навсегда.

Твой NN

Рейтинг статьи: 0


вернуться Версия для печати

115172, Москва, Крестьянская площадь, 10.
Новоспасский монастырь, редакция журнала «Наследник».

«Наследник» в ЖЖ
Яндекс.Метрика

Сообщить об ошибках на сайте: admin@naslednick.ru

Телефон редакции: (495) 676-69-21
Эл. почта редакции: naslednick@naslednick.ru