Культура

Каждой Зине – по корзине

  Александр Щербаков

Мне и теперь бывает приятно увидеть на воскресном базаре какого-нибудь старичка, окруженного бокастыми желтоватыми корзинками, будто гусиным выводком.    Но еще приятней взять тугую корзинку в руки, подержать её в ладонях, чуть наддавить до легкого хруста, проверяя на прочность, ощутить горьковатый ивовый или черемуховый запах свежих прутьев, весеннего леса, а для меня еще и запах далекого детства.

…Во все стороны…

Сергей Щербаков

На станции Малоархангельская (здесь уже не в диковинку солнцеликие подсолнухи) я сошел с поезда в начале пятого. Была теплая августовская ночь, и я встал возле палисадника под большими деревьями. С облегчением поставил на землю увесистую сумку и невольно подумал: «А как же Григорьич с вещами своими тогда управился?»

Из цикла "Рассказы о мастерах"

Александр Щербаков

«Всё проходит» – было начертано на кольце мудреца Соломона. Однако же остаются от пролетающих веков следы человеческого труда, эти визитные карточки эпох и несметных поколений – орудия, образцы жилищ, домашняя утварь, украшения…

Сила таланта

«Да, были люди в наше время,

Не то, что нынешнее племя:

Богатыри - не вы!»

Есть родные люди, а есть – родственные души.

За глаза я звала его «дед-художник». Мы познакомились в 1994 году. Ему шёл 82-й год.

Через пятнадцать лет

(Из цикла «Русская скорбь»)

Время человеческой жизни убывает, а история накапливает события и сворачивает в свой свиток.

Молодой губернатор пожелал возродить памятник императрице Екатерине Великой, храм Александра Невского и быстро приготовил это народу кубанскому. Он же каким-то манером уговорил казаков в Америке передать на родину священные казачьи регалии (императорские грамоты, знамёна, насеку) и вслед  затем чехи позволили выпростать из земли останки историка Щербины и увезти на Кубань.

Белый Пим Бабье Ухо

 Мэде ин Таскино

 Мороз стоял будь здоров какой! Жгучий. Пронзительный. С колючим хиуском. «Со звоном», как говорят в Таскине. А говорят так потому, что лишь при ладном морозе, когда все звуки обострены, доносится до села звон пилы-циркулярки, работающей в логу у молочной фермы. В оттепели же ни слуху, ни духу от неё, хотя циркулярка не менее сердито вгрызается серебристыми зубьями в берёзовые кряжи, распиливаемые на дрова. Да, морозец был знатный. Белесые дымы из труб сверлили небо. И снег резко взвизгивал под новыми катанками, когда Минька Поляков ни свет ни заря бочком трусил в сельскую школу.