Наследник - Православный молодежный журнал
православный молодежный журнал
Контакты | Карта сайта

Культура

Когда придёт весна


Странно, но при том, что на моём счету две книги статей о литературе: творчестве, языке и книгах современных писателей («Одна судьба» (СПб, 2018) и «Зеркало» (готовится к изданию), – я очень долго не могла решиться написать о книге Григория Григорьева «Ветер Радости. Городокское приволье». А сделать это была обязана, ведь на том приволье, о котором идёт речь, выросла я сама, и автор – человек, известный мне со школьной скамьи. Однако лишь теперь, на третьем году после выхода книги, родились эти размышления. Почему? Одно из предположений: причина именно в том и состоит, что содержание, описываемые места и действующие герои мне очень знакомы, следовательно, ожидаемой тайны, обычно заключённой в новом повествовании, будто бы и нет. Второе: жанр книги, выбранный автором, не совпал с предполагаемым и уже предвкушаемым, что привело меня в состояние некой первоначальной растерянности. Как бы то ни было, но пришло время, когда книга была вновь перечитана, и впечатления теперь уже легко выплеснулись на бумагу. И оказалось, что даже в знакомом таилось неизведанное, а ставшее далёким и почти забытым вдруг приблизилось настолько, что от волнения участилось биение сердца…

Небольшие главы «Городокского приволья» временами напоминали мне то дневниковые записи, то мысли из блокнота, то законченные рассказы классической формы. Но скорее всего это были вспышки – яркие вспышки памяти, переплавленные в уже забытые, но вновь возрождённые эмоциональные ощущения и чувства, а потом облечённые в слова и приправленные мудрыми размышлениями сегодняшнего дня.

 Вспышками памяти назвал главы во вступительном слове «Проснувшиеся воспоминания» и сам автор. Огромное количество сносок – «приземляющими якорями», а цитируемые стихи и тексты песен давних лет – ключами от дверей в прошлое. Действительно, цитат и сносок в книге множество. Читатель вправе по-разному к ним отнестись, т.к. такое обилие цитатного материала более свойственно научным трудам (автор дважды доктор наук). Но «между наукой и художественной литературой есть много общего: и там и тут основную роль играют наблюдение, сравнение, изучение; художнику, так же как учёному, необходимо обладать воображением и догадкой – “интуицией”» (М. Горький «О литературе»). Вероятно, благодаря интуиции, Г. Григорьев решился на такую особенность в книге, которая для художественных текстов необычна. И время показало, что даже обильные авторские сноски (как это ни удивительно!) тоже пользуются у читателя популярностью и оцениваются им высоко и благодарно.

Ещё на одну Григорьевскую особенность построения текста следует обратить внимание: каждая глава у него закольцована. Слова оглавления всякий раз становятся завершающими словами повествования, что привносит некое стихотворно-поэтическое звучание, ритмическую мелодичность и акцентирует внимание читателя на главном. Этому способствуют и цитаты из песен и стихов.

Нельзя не отметить насыщенность текстов фразеологизмами и пословицами (язык проглотишь, ни к селу ни к городу, упереться рогом, у Христа за пазухой, телячий восторг, не лаптем щи хлебать; глаза боятся, а руки делают; своя ноша не тянет, хоть косой коси, кишмя кишеть, пруд пруди, гусиная кожа, манна небесная, набилось как сельдей, смотреть как баран на новые ворота, ежовые рукавицы, ни жив ни мёртв, ходить ходуном и т.д.), а также яркий, образный язык писателя. Картины описания природы в книге настолько живые, что кажется, не только явственно ощущаешь дуновение ветра, брызги воды, туманную капель, но и словно реально начинаешь вдыхать свежий воздух с запахами озера, леса, поля… Например, в главе «Цвет заходящего солнца» читаем: «Громово трескался лёд на озере. Пушечными залпами рвался и оседал. Снеги стали синими, с огненным отливом. Над Воробьёвыми горами и Бас-островом во всё небо разливался закат – необыкновенно яркий и многокрасочный. Его не могла передать ни одна земная краска. Он был не красный, и не оранжевый, и никакой иной, людьми обозначенный…» Или: «А ночь не медлила: надвигалась, накатывалась, охватывала всё и вся. Светляки зажигали свои зеленоватые лампадки, и было так тепло! Свет костра взмахивал крыльями и трепыхался в потёмках, будто красный кочет на насесте, которому заря ещё не повелела возвещать рассвет…» (глава «Под небом и на земле»).

Но особо автору удались словесные зарисовки озёр и рек, на которых он провёл много дней, недель, месяцев, наверное, даже лет, если сложить вместе время всех его вдохновенных рыбалок: «Земля пробуждалась пением птиц, озёрными всплесками, вздохами ветерка, пробегающего по вершинам деревьев, и тревожным шелестом листвы. Солнце всходило над горизонтом, небесные лучи просвечивали воду – и открывался невиданный обрыв, гигантскими уступами уходящий в бездну. Озёрная глубина и пугала, и завораживала, так что я отступал от кромки воды. Казалось, вот-вот со дна Святого озера поднимется сам Китеж-град. Мне уже чудился перезвон его колоколов, но, прислушавшись, я понимал, что это серебряно плещется вода в плавунах» (глава «За двумя зайцами»).

Красота языка, мастерство владения им раскрывается и в использовании эпитетов, метафор, образных сравнений: подкоряжный сторож, молниеносная подсечка, раки-великаны, вековечный лес, сумеречные тени, пузатые ножки, непроглядная вода, уловистые полчаса, трофейный экземпляр, адский комбайн смерти, недетская ответственность, панцирь льда, примороженная распутица, разомлевшая весенняя земля, ниспадающие потоки Социализма, струящаяся подкова… Использование таких речевых средств помогает читателю включать образное мышление, что, в свою очередь, посредством сложных нейронных связей открывает возможность получать информацию, скрытую в бессознательном, в обход стереотипов и психологических защит. А поскольку жизненная цель автора, как священника, психотерапевта и писателя, – помочь людям получать радость при любых обстоятельствах, то образность речи он использует для высвобождения из подсознания энергии этого духовного состояния.

Стоит обратить внимание и на глагольный арсенал писателя Григорьева: ползли против течения, лодка виляла, боролись, разворачивалось безбрежное звёздное небо, застолбить лучшие места, люди стекались, обрушилась с допросом, не могла перечить, сгребла курицу, лукаво сверкнули, плюхнулись, гремело, скрежетало, бурлило, вскипало, пронзили, встрепенулась… Этих примеров вполне достаточно для демонстрации языкового богатства автора «Городокского приволья», хотя, если задаться целью и выбрать из повествования все глаголы, то, думаю, это был бы достаточно весомый материал для глагольного словарика.

На языке Г. Григорьева, без сомнения, сказались и детские, юношеские годы, проведённые в белорусском городе Городке на Витебщине, потому встречаются на страницах книги и такие белорусизмы, как «блискучая» (блестящая, сверкающая), «збянтэжаны драпежник» (захваченный врасплох хищник), «бязурник» (безобразник), «не упируй» (не упирайся).

Надо отдать должное – Григорий Игоревич мастерски использует литературный язык, называемым П.Я. Вяземским музыкальным инструментом, овладеть которым в совершенстве труднее, чем самой скрипкой.

В главе «Европейский маршрут Е95» Григорий Григорьев пишет, что «Дороги начинаются от порога родного дома…», но и книга «Городокское приволье» берёт начало от этого порога. Автор, повествуя о своём детстве, о близких и родных людях, обязательно обращается и к памяти о домах или квартирах, которые становились в определённый период жизни жилищем их семейного, родового духа любви. Сколько бы лет ни прошло, образ родных стен продолжает согревать душу человека, потому что дух дома незримо витает рядом, согревая теплом прошлых лет. Не потому ли нестерпимо щемящее чувство вызывают оставленные деревенские дома, которые, наверное, как и разрушенные храмы, продолжают охранять Божии Ангелы детства и любви?

Совсем недавно, проезжая мимо улицы Егорова в Петербурге, Григорий Игоревич с ностальгическими нотками в голосе в который раз стал рассказывать о крохотной комнатке в девять метров квадратных, которую делили здесь вместе с ним, крохой, его родители и дед по отцу, и тётки, и охотничьи собаки. Да ещё собиралась разудалая компания ныне хорошо известных поэтов, прозаиков и художников. Не чудо ли любви вершилось в те дни в маленькой квартирке, которая фантастическим образом, будто сказочная скатерть-самобранка, гостеприимно вмещала в своих стенах невмещаемое?

Первая глава книги так и называется «Наш дом», однако речь в ней идёт уже о доме, который стал родным для детей и внуков писателя, о доме, который он построил сам – большом, просторном. Под его крышей, как и в тесной родительской девятиметровке, находят приют многочисленные знакомые, друзья и родственники Григорьевской семьи.

Особое место отведено городокскому дому с подвалом, населённым страхами, таинственным чердаком и уютными комнатами. Это добротное жилище было поставлено руками незабвенного деда писателя – Василия Ильича Захарова. По его завещанию внук сохраняет дом ухоженным, живым и не собирается его продавать.

Есть ещё дом в деревне Белой, в пятидесяти километрах от Городка. Для дважды профессора (медицинских наук и богословия) это – убежище от «дежурства по земному шару». Здесь, на берегу изумительного Белого озера, он находит на несколько дней в месяц тишину, покой, умиротворение и, конечно, неисчерпаемое творческое вдохновение. Где же, как не наедине с Творцом?

Но не ошибусь, если скажу, что самый главный дом в жизни писателя Григорьева, священника, протоиерея, настоятеля, – храм Рождества Иоанна Предтечи в Юкках Ленинградской области, который возведён под его руководством и попечением. Именно здесь обитает душа о. Григория, здесь окормляются спасаемые его вдохновенным молитвенным словом чада Божии, среди которых и пациенты (Григорий Игоревич продолжает заниматься психотерапевтической практикой), и прихожане, и друзья, и родственники. Для сотен, может быть, даже тысяч людей из самых разных городов батюшка стал духовным отцом, как и для меня. Может быть, именно поэтому Промыслом Господним на страницах книги «Городокское приволье» нашлось место и для рисунка дома моей бабушки Евдокии Фёдоровны Кузнецовой на улице Галицкого (бывшая Старо-Невельская) в Городке. Там прошли мои детство и отрочество, там и поныне живёт моя мама Зоя Егоровна. Рисунок, как и всё оформление книги, сделан Дарьей Рыбалтович, дочерью Г. Григорьева, унаследовавшей изрядное творческое дарование от отца и деда Игоря Николаевича Григорьева, известного русского поэта и воина.

Художественное творчество, как правило, отражает обобщённую действительность на своеобразном языке искусства. В главах «Буртули или угри», «Живые и мёртвые» и других писатель обращается к фантастической форме изложения, в основе которой лежат сновидения. Они всегда связаны с реальной жизнью. Ведь если человек поглощён какой-то задачей или переживаниями сильных эмоциональных впечатлений, то ночью мозг, продолжая работать по законам инерции, хотя рассудок выключен, комбинирует его представления, выдавая на-гора готовое оригинальное решение. Специфический язык искусства невозможен без опоры на бессознательное, которое обеспечивает остроту видения, в том числе видения читательского, в результате которого возникает катарсис. Эмоциональная разрядка позволяет снизить тревожность, внутреннее напряжение и высвобождает энергию радости.

Крупнейший немецкий прозаик XX века, лауреат Нобелевской премии по литературе Герман Гессе сравнивал функцию литературы (и искусства в целом) с исповедью, помогающей самовыражению личности художника. Книга «Городокское приволье» – исповедь детства, наполненная размышлениями. Но и для мысли нужно сердце, потому что «она оплодотворяется любовью», как утверждал Иван Александрович Гончаров в романе «Обломов». Любви Григорий Григорьев даже посвятил целую главу «Синяя птица», где описал разные виды этого чувства и дал своё определение: «Любовь – это удивительный духовный взлёт, когда у тебя появляются перспективы, смыслы и такие силы, что горы можно свернуть. И нет непреодолимых препятствий…»

Зная Григория Игоревича многие годы (десятилетия!), могу утверждать, что и сам он – удивительный генератор любви к окружающим его людям. А творчество всякого талантливого автора обязательно отражает его личность. Так всё же – о чём книга «Городокское приволье»? Что писатель хотел сказать нам такого, ради чего провёл сотни часов за письменным столом? О детстве? Оно у него светло и радостно, оно искрится в воздухе, в маминых глазах, в куполах храмов и в пушистых белорусских снегах. «Возможно, мы любим снег потому, что в нём осталось наше детство…» (глава «Лето зимой»).

А может, автор решил воспеть красоту и могучую притягательную силу родного края? «В пять лет родители отвезли меня на лето в город Городок Витебской области, к дедушке с бабушкой. На городокском приволье я расправил крылья, словно птица, вырвавшаяся из плена…» (глава «Городокское приволье»).

Или Г. Григорьев просто пожелал описать захватывающее, завораживающее действо рыбалки? «Темнело, когда начался клёв. С каждым разом окуни попадались один крупнее другого. Давно уже я бросил свои варежки на снег и отогревал руки за пазухой, но пальцы совсем закоченели. И тут я подсёк здоровенного окуня, каких раньше никогда не ловил. Леска тренькала, как балалайкина струна, вот-вот могла лопнуть, и нельзя было наддать. А тяжесть, приближаясь к лунке, становилась всё весомей. Мне даже показалось, что окунь сквозь лёд тянет меня в студёную бездну, в её чёрную пасть…» (глава «Обещание завтра»).

Да, книга «Городокское приволье» обо всём этом, и ещё о золотом небе, и восходящем солнце, но главное – о счастье! О том счастье, которое везде и которого никто не отнимет. О счастье, которое приносит небесный ветер, ведь не зря задуманный Григорьевым литературный цикл носит именно такое название: «Ветер Радости».

В последней главе «Городокского приволья» писатель признаётся: «Ветер устремляется туда, где падает атмосферное давление, и чем оно ниже, тем сильнее ветер. Покаяние перед Богом снижает давление греха в душе человека, и душа наполняется радостью… Вот поэтому для меня Бог – Ветер Радости». А там, где дует такой ветер, обязательно живёт счастье, к которому стремится каждый человек. Стоит только внимательнее посмотреть вокруг: «…каким бы пасмурным ни был день – под вечер часто проглядывает солнце и небо голубеет к морозу. И тогда откроется главное – где-то в глубине плавает твоё счастье».

Эту мысль писатель повторяет и развивает на протяжении всей книги: «Но вставало солнце – и туман быстро рассеивался…» (глава «Остров солнечных воспоминаний»), «…метель стихает, и рождается новая дорога. А на месте поломанных и занесённых вех встают новые. Иначе и быть не может…» (глава «И снег и ветер»).

Образ ветра и солнца у Григорьева – один из самых любимых, часто повторяемых. Это не случайно, ведь там, где солнце, там свет и тепло. Но существует и тёмная сторона жизни, поэтому автор заботливо предупреждает: «… мир повёрнут к свету лишь одной частью, а другой – утопает во мраке» (глава «Баллада о рогатке»). Так, в «Домике страха» герой книги реально попадает на тёмную сторону: «В сумерках родной дом становился чужим. Он наполнялся шорохами и скрипами, а из тёмного подвала струилась неведомая угроза…» Однако писатель не оставляет своего героя и читателей обескураженными и беззащитными, он тут же протягивает руку помощи, подсказывая, что «если решительно войти в «домик страха» – во мраке вспыхнет свет. Обязательно вспыхнет свет!

Сам Григорий Григорьев то ли в шутку, то ли всерьёз предполагает (а многие читатели даже утверждают!), что книга «Городокское приволье» оказывает на них целебное действие. С этим трудно не согласиться, ведь любое слово обладает энергией – либо отрицательной, разрушительной, либо положительной, созидающей, исцеляющей. Думаю, что каждый читающий человек с готовностью приведёт примеры воздействия на него произведений, запомнившихся на всю жизнь, оказавших влияние на формирование личности и даже на принятие судьбоносных решений. Вообще, по мнению Максима Горького (рассказ «Читатель»): «Цель литературы – помогать человеку понимать самого себя, поднять его веру в себя и развить в нём стремление к истине, бороться с пошлостью в людях, уметь найти хорошее в них, возбуждать в их душах стыд, гнев, мужество, делать всё для того, чтоб люди стали благородно сильными и могли одухотворить свою жизнь святым духом красоты…»

И, конечно, писатель Г. Григорьев прав, утверждая, что книга, дышащая любовью и радостью, светом и надеждой, дышит и благодатью Божией и, значит, способна исцелять от горестей и печалей, ведь «каким бы толстым ни был панцирь льда, придёт весна, и неизбежно начнётся – ледоход» (глава «Ледоход»).

Автор: Наталья Советная

Опубликовано: 26.04.2023

← Вернуться к списку

115172, Москва, Крестьянская площадь, 10.
Новоспасский монастырь, редакция журнала «Наследник».

«Наследник» в ЖЖ
Яндекс.Метрика

Сообщить об ошибках на сайте: admin@naslednick.ru

Телефон редакции: (495) 676-69-21
Эл. почта редакции: naslednick@naslednick.ru