Наследник - Православный молодежный журнал
православный молодежный журнал
Контакты | Карта сайта

Культура

Цветы благоухающие


Сергей Щербаков

 

После изнурительной московской беготни, когда тысячи людей мелькают мимо и нужно не здороваться с ними, а отворачиваться – иначе можно с ума сойти – Николай наконец-то упал в вожделенное бордовое кресло в своей комнате. День все же завершился удачно: у храма Николы на Берсеневке он продал по сносной цене махонькую акварель. Правда, и этот покупатель сказал: «Ладно, я беру одну картину», этим «ладно» проговариваясь, что он не красоту приобретает, а подает художнику милостыню. Но на сей раз Николай не опечалился, а сразу вспомнил недавно прочитанные слова Златоуста, что милостыня «поистине есть царица, делающая людей подобными Богу» – и сердце вдруг возрадовалось, как будто стоял пред иконой.

Набирая на стол, жена рассказывала, как прошел ее день, а он делал вид, что весь полон внимания. Однако она изучила мужа досконально и, повернувшись, с обидой промолвила: «Ты ведь не слушаешь меня. Только, пожалуйста, не говори, что тебе приятно мое журчание. Я не хочу журчать, я тебе не ручей».

– Надюша, но я правда люблю твое журчание.

– Благодарю покорно, но мне нужно обговорить с тобой наши дела, потому ты лучше отдохни пока.

Вскоре жена позвала ужинать. Он открыл глаза и только теперь заметил – комнатные цветы преобразились. Один, похожий на огородный лук, даже зацвел белыми лилиями. «Господи, неужели они почувствовали, что осенью я вернусь в Москву?» Николай обвел комнату ласкающим взглядом и даже замер: на верху горки было пусто. Стараясь говорить безучастнее, чтобы не растревожить жену, спросил: «А семейный цветок совсем засох?»

Цветок семейного счастья кто-то подарил им на свадьбу. После они всех расспросили, но никто не признался, и тогда весело порешили, значит, он с неба свалился. И цветок в самом деле оказался необыкновенным. Первые годы Николай с Надей не могли притереться, и он, хотя ухаживали за ним более других цветов, был самым невзрачным и все норовил зачахнуть. Потом люди добрые открыли Николаю с Надей небесный немерцающий свет, окрестили их в веру православную, и жизнь пошла, как любил говорить Николай, своим чередом. И семейный цветок прямо на глазах превратился в настоящее деревце с крепким ореховым стволом, с сочными в виде лодочек листами. В последние же годы, с возвращением капитализма, нужда так крепко взяла в тиски, что пришлось Николаю кроме живописи всерьез заняться садом-огородом, и он переселился в деревенский дом. Надя же моталась из Москвы в деревню и обратно. Поначалу еще просила соседей по коммуналке поливать цветы, потом махнула рукой: какие уж тут цветы – самим бы уцелеть. И в прошлый его приезд в Москву жена со слезами поведала, что семейный цветок вдруг сбросил все свои листы, что она его все равно поливает, но на этот раз он едва ли оклемается.

Николай понял – жена призналась, что больше не в силах тянуть свою одинокую московскую лямку. Ему-то не надо было рассказывать, сколько она потрудилась, выстрадала в жизни. Он решительно сел на диван рядышком: «Все, роднуша, осенью переезжаю в Москву насовсем, на всю зиму. Выкопаю картошку и все». От такой неожиданности жена заплакала. Николай утирал ее слезы и приговаривал: «Ну, вот, а ты журчать не хочешь, ты ведь мой ручей».

Решили, что дальше раздельно жить невыносимо и, будь что будет, но надо теперь жить только вместе – зиму в Москве, а лето в деревне...

Жена мгновенно воспрянула духом: «Ты знаешь, кого я сегодня в метро встретила? Наталью. Она теперь преподает в российско-американском колледже. О нашем институте слышать не хочет. Муж ее из армии уволился – на какой-то фирме заместителем по кадрам. Говорит, только теперь они вздохнули свободно. Представляешь, она набрала абитуриентов для подготовки чуть не двадцать человек и берет с каждого десять долларов за урок...» Сообразив, куда клонит жена: мол, не взять ли и мне абитуриентов, Николай, не имея возможности, как раньше, сказать: нам итак денег хватает – лучше ты сиди в своей любимой Ленинке и занимайся русской литературой – вынужден был отделаться молчанием. Надя тяжело вздохнула, но тут же осветилась улыбкой: «Ладно, главное мы снова будем вместе, а там все пойдет своим чередом». Он благодарно погладил ее по плечу.

*     *     *

Словно не слыша его вопроса Надя подошла к окну, загадочно отодвинула штору, всем видом приглашая его подойти. Николай с кряхтением оторвался от любимого кресла: «Что ты еще там придумала?»

В пиале, накрытой сверху стаканом, он увидал обрезанный у самого корня ствол семейного цветка и не сразу разглядел, что прямо из его стенки каким-то чудом проклюнулся капелюшный зеленый росточек, очень похожий на огуречный, только в десять раз меньше. Росточек напомнил недавно умершего младенцем внука, вот так же цеплявшегося за жизнь в больничной палате под стеклянным колпаком. В сердце больно кольнуло, и Николай, обняв жену, твердо пообещал: «Обязательно принесу хорошей земли, и мы его посадим. Только ты его не забывай. Помнишь пустынника, который поливал, поливал сухое дерево и оно процвело. А у нас вон какой росток! Да и двое нас. Как сказал Господь: все сбудется, где двое или трое собрались во имя Мое».

Но каждый день Николай делал по Москве такие концы со своими картинами, что вечером снова рухал  в бордовое кресло, невольно вспоминая строки Твардовского:

 

Как будто в шахте пластом породы,

Ни ног, ни рук.

Все эти годы, труды, походы

придавят вдруг...

 

А утром было такое самочувствие, что надо бы еще часа три поспать. Надя просила его полежать хоть немножко. Он лежал, потом со вздохом поднимался: «Ну, лежи не лежи – всю усталость все-равно не вылежишь».

Нет, он вспоминал про росток, но никак не мог придумать, где взять хорошую землю. Не из сквера же по соседству, в котором один отчаявшийся русский мужик, не обращая внимания на прохожих, больше похожих на иностранцев, скинул шапку и, бия себя кулаком в лоб, выкрикнул: «Господи, прости меня грешнаго, тут уже и землю на три метра измерзили».

Засыпая, Николай думал: «Ладно, завтра сил будет побольше, тогда что-нибудь придумаю».  Но сил, видимо, так и не прибавилось...

*     *     *

В деревне огород снова зарос сорняками, и Николай с утра до вечера ползал между грядами, как муравей, так что шея почернела должно быть до самой смерти. А в тот день неожиданно раздобрился сосед – крикнул со своего огорода: «Данилыч, я сегодня в Москву еду (у него свои жигули), может, Наде что передать?» Бросив прополку, Николай в момент собрал по литровой банке малины, вишни, смородины. Посылка получилась слишком дачная. Что-нибудь бы посолиднее, поважнее для жизни. Но огурцы только зацвели. Решил попробовать накопать картошки. На счастье она оказалась с мелкое куриное яйцо. Такую еще лучше варить – быстрее. Выкапывая картофелинки, Николай вспомнил, как его любимая двоюродная бабушка Василиса всегда брала кусочек благодатной земли и съедала с большим удовольствием. Больше всего он сделал портретов с нее. «Хотя нет, крестного – целых семь, да и старшую сестру пять раз писал. Никого из самых дорогих не забыл». И тут же зазвучал по-детски обиженный голос жены: «Да что вы, меня здесь нет, не ищите. Я натура скучная: то с кастрюлями, то с книжками...» «Господи, а в самом деле, почему ни одного удачного портрета с нее не получилось?» Николай попытался представить жену на холсте и вдруг увидал: сидит она у окна на стуле, обхватив руками полные, беззащитно-милые колени, и слезы медленно падают на несчастный росток. У Николая захолонуло в груди: «Как же я мог не принести земли! Теперь при всем желании нескоро в Москву выберешься. Э-эх, погибнет цветок. Вот в эту бы земельку посадить его...» И вдруг радостно воскликнул: «А кто же мне мешает, Господи!»

Быстренько сбегал в дом, принес целлофановый кулек, набил его землей до самого верха. «На горшок-то должно хватить!»

После обеда сосед уехал и увез сумку Николая с ягодами, с картошкой и с землей...

Поставив на стол всегдашний ужин: стакан простокваши и ломоть белого формового хлеба Николай встал на молитву. Как всегда немного подвинулся вправо, будто уступая жене место рядышком: «Очи всех на Тя, Господи, уповают и Ты даеши им пищу во благовремении...» За трапезой радостно представил, как Надя, может быть даже сию минуту, утрамбовывает своими изумительно гибкими пальцами землю в горшке вокруг росточка, и наконец-то почувствовал, что, послав землю, он снова начал жить вместе с женой, а раньше, хотя всегда помнил и любил ее, все же жил отдельно, здесь в деревне. В Москве последнее время, честно сказать, даже посуду мыть не хотелось, не то что гвоздь в стену вбить. Конечно, Надя это чувствовала и чахла... вместе с цветком.

Уже лежа в своей железной кровати с металлическими шарами по углам, протянул было руку за Поучениями Иоанна Златоустаго, но Дружок привычно запрыгнул на кровать, по-хозяйски утоптал место в ногах и с кряхтением улегся калачиком. Николай погладил его по голове: «Чего кряхтишь, Музгарко ты мой? Мы-то с тобой вдвоем от тоски воем, а наша хозяйка чуть последнего по нашей милости не лишилась». И вдруг подумал: «А может росток уже зачах? Или Надя отложила посадку до завтра, а потом до послезавтра?.. Она тоже крутится с утра до вечера, как заведенная. Боже, тогда он точно погибнет».

Николай поспешно встал, взял с полки Акафистник, нашел любимый акафист святым благоверным Князю Петру и Княгине Февронии. Они так любили друг друга, что умерли в один день и похоронили их люди в одном гробу.

Встал на колени, сосредоточился, начал читать. Взъемы ступней заломило от боли, но решил вытерпеть до конца: «...Радуйтеся, нетления благоухающие цветы...» «Цветы благоухающие, – с наслаждением повторил Николай и с радостью подумал, – а наша земля ростовская вся в “цветах благоухающих”: в пятнадцати километрах от нашего огорода появился на свет Божий родоначальник русского духа Сергий Радонежский; а рядышком с Сергиевыми Варницами, в Спасо-Яковлевском монастыре – цельбоносные мощи Российского златоуста Димитрия Ростовского; а в четырех километрах от огорода, в самом Борисоглебском монастыре, подвизался на ниве Божьей преподобный Иринарх, благословивший на битву с поляками князя Дмитрия Пожарского; и монах Пересвет тоже наш, борисоглебский... На такой-то земле цветок семейный непременно заблагоухает. Вот только если Надежда посадит его сегодня же...»

Николай почти не сомкнул глаз и ранним утром по обильной росе, моментально промочив туфли, выбрался с мерседесом (так он называл свой велосипед) на шоссе и налег на педали. Заревое солнышко вставало за спиной, а он летел через лесные Кринки, переполненные счастливыми птичьими голосами, словно травой; через сказочную Кунидовку с узорчатыми разноцветными домиками в уютных дворах; через деревянный мостик над рекой Устье с крупными молчальницами кувшинками, с лодками, чуть не упершимися носами в фасады домов с роскошью наличников и полотенец, с изгибом реки, всегда волнующим каким-то скрывающимся за ним чудом... И вот ахнул в душу изумрудными куполами Борисоглебский монастырь, молитвенно торжествующий надо всей этой земной красотой.

*     *     *

Услыхав в трубке голос мужа, Надя спросонья так обрадовалась, что сразу зажурчала, как много получила писем, что звонков телефонных была уйма. Николай понял, что она делится с ним радостью, мол, вон как мы с тобой нужны людям, но сейчас его интересовало только одно: «Надюша, посылку мою получила?»

– Да-да, спасибо, роднуша. Такое письмо хорошее...

Она еще ласково говорила про рассыпчатую золотую картошку, которую нужно есть безо всякого масла, про сладость ягод, и он не удержался: «А земля?»

– Посадила. Сразу же.

Николай даже сердцем почувствовал благорастворение воздуха и почти пропел в трубку: «Радуйтеся, крини благоуханнии небеснаго прозябения... Это я, роднуша, ночью акафист Петру и Февронии читал. Земли-то хватило?»

– Не только хватило, но я еще и в другие горшки ее подсыпала.

– Умница ты моя распрекрасная. Будут теперь наши цветы – благоуханнии. Земля-то какая, помнишь?

– Разве с тобой забудешь. Из-под самого Ростова Великого, колыбели русской святости.

– Господи, а ты говоришь, жить невмоготу и зря я в деревне торчу. Да прозябнет наш семейный цветок, прозябнет. Потому что... я тебя люблю. И слава Богу.

1995 г.

← Вернуться к списку

115172, Москва, Крестьянская площадь, 10.
Новоспасский монастырь, редакция журнала «Наследник».

«Наследник» в ЖЖ
Яндекс.Метрика

Сообщить об ошибках на сайте: admin@naslednick.ru

Телефон редакции: (495) 676-69-21
Эл. почта редакции: naslednick@naslednick.ru