История и мы

Последние годы князя Владимира

Влади?мир I Святосла?вич (др.-рус. Володим?ръ Святославичь, около 960 года — 15 июля 1015 года) — князь новгородский (970—988), князь киевский (978—1015), при котором произошло Крещение Руси.

Последние годы жизни князя принесли и ему самому, и Руси немалые потрясения

К своим 50 годам князь Владимир достиг, казалось, вершин славы. Его положение в Киеве было незыблемым, окраинные земли безоговорочно признавали его власть. В большинстве городов, в старых племенных центрах, сидели на княжении сыновья великого князя. Христианская вера постепенно распространялась по стране. Строились и украшались церкви, в которые поставлялись на службу молодые священники из славян, воспитанники созданных Владимиром школ. Новые города-крепости на южных и западных границах заселялись людьми, послушными князю. Имя Владимира было известно в сопредельном мире.

После смерти княгини Анны и очередной женитьбы Владимир начал чеканить новую монету, на которой повелел изобразить себя не только с императорскими регалиями, но и с нимбом вокруг головы – символом святости своей власти. Западные хронисты именовали его королем, хотя сам Владимир никогда не предпринимал попыток венчаться королевской короной.

Русская летопись не располагает достоверными сведениями о заключительном периоде правления Владимира. К счастью, в нашем распоряжении имеется иностранное свидетельство того времени – «Хроника» немецкого епископа Титмара Мерзебургского. О Руси эпохи Владимира рассказывается в VI, VII и VIII книгах «Хроники». Титмар работал над ними в 1014–1018 годах, то есть в основном по горячим следам событий…

ПО СВЕДЕНИЯМ ТИТМАРА

Летом 1013 года Русь подверглась одновременному нападению Польши и печенегов. Этому предшествовал мир, заключенный между Польшей и Германией 24 марта, в день Святой Троицы, в городе Мерзебурге. Польский князь Болеслав лично прибыл к королю Генриху и принес ему присягу на верность, за что получил земли по реке Лабе (Эльбе), на которые претендовал и раньше. Кроме того, Генрих обещал ему поддержку в войне против Руси взамен на гарантии военной помощи Болеслава в итальянском походе. Болеслав же использовал мир для нападения на Русь.

Предваряя войну с Русью, Болеслав заключил союз с печенегами. «Вслед за тем, – пишет о Болеславе Титмар Мерзебургский, – он с нашей [то есть с немецкой. – А. К.] помощью напал на Русь и разорил большую часть этой страны». Однако военные действия развивались не так успешно, как хотелось бы Болеславу. В частности, оказался непрочным его союз с кочевниками. «Когда между его воинами и пришлыми печенегами случился раздор, он приказал этих последних всех перебить, хотя они и были с ним заодно», – констатирует Титмар.

Какие меры принял князь Владимир для отражения польско-печенежской агрессии, мы не знаем. Возможно, именно дипломатические усилия русских привели к расколу в рядах их противников. Во всяком случае, поход Болеслава на Русь не увенчался успехом.

Польский князь решил действовать более изощренным способом. Примерно к этому времени относится женитьба сына (точнее, пасынка) Владимира, Святополка, на некой неизвестной нам по имени дочери Болеслава. Этому браку суждено было сыграть важную роль в истории Руси. В своей русской политике Болеслав делал отныне ставку на зятя. Вместе с дочерью Болеслава на Русь отправился колобжегский епископ Рейнберн. Этот немец-аскет пользовался известностью как проповедник и миссионер, проявлявший особое рвение в борьбе с язычниками-славянами, жившими в польском Поморье. Немецкий епископ стал ключевой фигурой в хитроумной комбинации, очевидно задуманной польским князем.

По сведениям Титмара, через какое-то время после свадьбы «по наущению Болеслава» Святополк вознамерился «тайно выступить» против своего отца. Заговор, однако, был раскрыт. Владимир поспешил заключить под стражу не только Святополка и его жену-польку, но и Рейнберна, которого (по всей видимости, не без оснований) счел организатором и вдохновителем мятежа.

ОТЦЫ И ДЕТИ

Вспомним не вполне обычные обстоятельства появления Святополка на свет. Его считали «от двух отцов», поскольку его мать, некую греческую христианку, жену своего брата Ярополка, Владимир «залежал непраздной», то есть беременной. При христианском взгляде на существо брака поступок Владимира был не чем иным, как насилием и прелюбодеянием, а Святополк, столь же несомненно, оказывался законным сыном одного лишь Ярополка. Но если так, то он приобретал права на киевский престол даже при жизни Владимира. И не Рейнберн ли растолковывал ему это?

Со слов Титмара Мерзебургского мы знаем, что Святополк и его супруга находились под стражей до самой смерти Владимира. В особой темнице содержался епископ Рейнберн. Он и умер в заточении. Русские источники ничего не сообщают о заговоре и последовавшем за ним наказании Святополка, так же как молчат они и о его польском браке. Но о напряженности в отношениях между Владимиром и Святополком свидетельствуют.

Преподобный Нестор в «Чтении о Борисе и Глебе» рассказывал, что Владимир незадолго до смерти призвал к себе в Киев сына Бориса, опасаясь, как бы «окаянный Святополк» «не пролил кровь праведного». Если эта фраза не навеяна последующей историей убийства святого Бориса, то перед нами явное свидетельство недоброжелательного отношения Владимира к Святополку, вполне согласующееся с показаниями Титмара.

Пожалуй, можно установить и место заточения Святополка. Это город Вышгород, находившийся недалеко от Киева. Когда Святополк станет киевским князем, он с исключительным доверием отнесется к вышгородским боярам – Путше и прочим «вышгородским мужам», имена которых – Талец, Еловит, Ляшко – войдут в историю как имена злодеев, убийц святого Бориса.

Когда Болеслав узнал о том, что случилось на Руси, продолжает повествование Титмар Мерзебургский, он «не переставал мстить чем только мог» русскому князю. Ведь в заточении оказались не только его зять и епископ, но и родная дочь. В чем проявлялась эта месть, нам неизвестно. Возможно, что нападение печенегов на Русь летом 1015 года, о котором говорит летописец, произошло по наущению Болеслава.

Туровский мятеж и арест Святополка совпали по времени с другими, не менее драматичными событиями, разыгравшимися на севере Руси. Еще один сын открыто выступил против Владимира. Ярослав (прозванный много позднее Мудрым) отказывался от уплаты «урока» – оговоренной дани. Это было прямым вызовом Киеву и означало отвержение Ярославом отцовской власти над собой и власти Киева над Новгородом. Пожалуй, это был первый такой случай в истории Руси. Прежде борьба за великокняжеский престол разгоралась лишь после смерти отца. Теперь же порядок управления страной, установленный Владимиром и представлявшийся столь надежным, не просто давал трещину, но по сути рушился, причем на его глазах.

Считается, что родители воплощаются в своих детях; дети – и оправдание их земного существования, и отрада в старости. Если так, то к концу жизни Владимир должен был ощущать себя глубоко несчастным. Напомню, что старший его сын, Вышеслав, умер раньше него. Другого своего сына, Изяслава, Владимир сам отторг от себя за преступление его матери. И вот еще двое его сыновей – Святополк (ведь Владимир, несомненно, признавал его своим сыном) и Ярослав – поднимают на него руку. Конечно, Владимир был разгневан. Дав волю чувствам, он немедленно начинает подготовку к войне с собственным сыном.

«БОГ НЕ ДАЛ ДЬЯВОЛУ РАДОСТИ»

Положение Владимира осложнялось тем, что Ярослав также энергично готовился к войне с отцом. Казалось, дело шло к кровавой развязке…

«Но Бог не дал дьяволу радости: Владимир разболелся». На первый взгляд, эта летописная фраза вызывает недоумение. Но летописец, как всегда, глубже нас проникает в сущность описываемых им событий. «Дьявола радость» – междоусобицы, потрясавшие Русь. Но дело не только в них. Таким образом не свершилось, может быть, тягчайшее преступление. Ибо Владимир, выступив против своего сына, мог стать уже не только братоубийцей, но и сыноубийцей. Или же – при другом развитии событий – Ярослав мог войти в историю со страшным клеймом убийцы своего отца. Наверное, ни у того, ни у другого не было столь мрачных замыслов; оба предпочли бы не заходить так далеко в своем противоборстве. Но как часто случается совсем не то, что задумано…

Что за болезнь приключилась с князем Владимиром, мы не знаем. «Недуг крепок» – так говорит о ней древнерусский книжник, автор «Сказания о святых мучениках Борисе и Глебе». Болезнь была трудной и долгой. Начавшись по крайней мере зимой 1014–1015 года (летописец сообщает о ней еще в статье 6522 года), она продолжалась не менее полугода – до середины лета 1015-го.

К этому времени князю было около 53 лет. Кажется, он выглядел еще старше. «Глубоким стариком» называет его Титмар Мерзебургский, которому о Владимире рассказывали либо русские, либо со слов русских немецкие наемники, участвовавшие в походе Болеслава на Киев в 1018 году. Сказались ли на Владимире излишества прежней жизни? Но их, наверное, уже не было. Или, наоборот, болезнь явилась следствием слишком строгих мер, к которым князь прибегал для борьбы с искушениями плоти в последние годы жизни? «Все в руках Божиих» – так обычно говорят в подобных случаях, и банальная фраза оборачивается высшей мудростью. Помимо болезни князя, Киев подстерегала еще одна напасть – очередное нашествие печенегов. «Владимир находился в великой печали, оттого что не мог сам выйти против них, – говорится в «Сказании о Борисе и Глебе», – и, попечалившись много, призвав Бориса, <...> предал в руки ему множество воинов». Разумеется, не случайно князь Борис оказался во главе отцовского войска. Владимир доверял ему и, по-видимому, именно в нем видел продолжателя своего дела.

СВЯТОПОЛК ОКАЯННЫЙ

Узнав о появлении Бориса в Киеве, свидетельствует Нестор, Святополк «еще более разгневался на Бориса, мня, окаянный, будто тот хочет по смерти отца своего получить [отцовский] престол».

Возможно, Святополк правильно понимал смысл происходившего. «Сей благоверный Борис был благого корени, послушлив отцу, покоряясь во всем ему. Телом был красив, высок, лицом кругл, плечи широкие, тонок в чреслах, очами добр, весел лицом; борода мала и ус – ибо молод еще был. Светясь царски, крепок телом, всячески украшен – точно цветок цвел в юности своей; в ратях храбр, в советах мудр и разумен во всем». Так описывал князя Бориса Владимировича древнерусский книжник.

Правда, надо сделать оговорку относительно молодости князя. Судя по летописи, и Борис, и Глеб родились еще до женитьбы Владимира на царевне Анне, то есть не позднее 989 (или, по крайней мере, начала 990-го) года. Следовательно, ко времени смерти Владимира Глебу было не менее 25 лет, а Борису, наверное, несколько больше. Известно также, что Борис был женат, но детей у него, кажется, не было.

Начавшаяся смута, враждебность старших сыновей по отношению к отцу сделали Бориса едва ли не единственным близким человеком для киевского князя. «Блаженный же, пав, поклонился отцу своему и облобызал честные ноги его и, вновь встав, обнял шею его и целовал со слезами. И так ушел с воинами против ратных». Это слова Нестора из «Чтения о Борисе и Глебе». Борису, однако, не пришлось встретиться с печенегами на поле брани. Узнав о приближении княжеского войска, кочевники отступили в степь. Борис же, «не найдя супостатов сих, повернул обратно».

Возможно, что печенеги и не собирались нападать на Киев. Их появление в русских пределах выглядит скорее демонстрацией силы. Но если так, то высказанное нами ранее предположение о том, что наступление печенегов на Русь было спровоцировано извне, оказывается весьма вероятным. Печенеги должны были отвлечь внимание киевского князя от иных, внутренних событий в Древнерусском государстве. И им это удалось.

ПОКИДАЯ СЕЙ МИР…

Владимиру уже не суждено было узнать об исходе последней в его жизни печенежской войны. В то время когда Борис только искал своих врагов и, не найдя их, решил повернуть обратно, Владимир скончался. Его смерть случилась 15 (28) июля 1015 года, в день памяти святых мучеников Кирика и Улиты, в столь любимом князем сельце Берестовом близ Киева. О смерти отца (и одновременно о вокняжении Святополка) Борис узнал лишь на обратном пути к Киеву.

«Память и похвала князю Владимиру» Иакова Мниха так описывает кончину святого князя: «Князь Владимир, покидая мир сей, молился, так говоря: «Господи Боже мой, не знал я Тебя, но помиловал Ты меня и через святое крещение просветил меня, и познал я Тебя, Боже всех, святой Творец всего сотворенного, Отче Господа нашего Иисуса Христа! Слава Тебе с Сыном и Святым Духом! Владыко Боже, не помяни моей злобы, не знал я Тебя в язычестве, ныне же знаю Тебя и ведаю. Господи Боже мой, помилуй меня. А если хочешь казнить и мучить меня за грехи мои, казни меня сам, Господи, а бесам не отдавай меня». И так говоря и молясь Богу, предал душу свою с миром ангелам Господним и усоп. Души ведь праведников в руке Божьей, и вознаграждение им от Господа, и устроение им от Вышнего, поэтому примут венец красоты от руки Господней».

Наверное, эти слова отражают представления о том, как должен окончиться праведный путь равноапостольного крестителя Руси. Но так или иначе, а все мирское, суетное отошло от князя Владимира, и сам он переселился в иной мир, свободный от земных потрясений и неурядиц.

СТАРШИЙ СЫН

По-видимому, Владимир не оставил никакого завещания относительно своих сыновей. Отношения внутри княжеской семьи определял обычай, а согласно обычаю, каждый из сыновей князя имел права на великокняжеский стол. Сам Владимир, наверное, предпочитал видеть своим преемником Бориса. Но Бориса не было в Киеве; к тому же он, кажется, не проявил решительности в борьбе за власть.

На этом этапе удача больше сопутствовала Святополку – первому из сыновей Владимира: может быть, именно потому, что он ближе других оказался в то время к Киеву. Ход истории часто определяется какой-нибудь мелочью, едва различимой на взгляд последующего историка. Святополк первым из братьев узнал об отцовской смерти (во всяком случае, первым из дееспособных братьев). Эта смерть немедленно освобождала его из заточения и вновь превращала в полноправного князя. От кого Святополк получил спасительную для себя весть, мы, конечно, не знаем. Но очевидно, что в Берестовом, в ближайшем окружении князя Владимира, нашлись сторонники опального туровского князя.

Смерть Владимира, без сомнения, оказалась на руку Святополку. В его же интересах было сохранить тайну этой смерти. «Иди скорее, отец тебя зовет; сильно болен он» – такое лживое послание, согласно летописи, отправил Святополк князю Глебу, призывая того в Киев на расправу. Ярослав в Новгороде получит известие о смерти Владимира лишь окольным путем, от своей сестры Предславы, и это известие заставит его круто изменить свои планы и подготовиться к предстоящей войне со Святополком.

Все эти обстоятельства наложили свой отпечаток и на церемонию похорон почившего князя. В Берестовом все было сделано тихо, почти тайно. «Ночью же, разобрав помост между двумя клетями, обернули его [тело. – А. К.] в ковер и спустили на веревках на землю; возложили на сани, повезли и поставили в церковь Святой Богородицы, которую он сам создал». Это был старый языческий обряд. Покойного не проносили сквозь дверной проем или окно, но разбирали или проламывали ставшее последним жилище. Сани, казалось бы совершенно неуместные летом, тоже выполняли ритуальную функцию: так провожали славяне в последний путь своих умерших.

Но смерть великого князя, столь много сделавшего для своей страны и столь прославившего свой город, князя-милостинника и нищелюбца, конечно, не могла пройти незамеченной. Владимира оплакивали все киевляне: и бояре, и убогие, и малые, и великие.

Киевский летописец рассказывает: «Люди сошлись без числа и плакали о нем: бояре как о заступнике земли, бедные же как о своем заступнике и кормильце. И положили его в мраморный гроб, и схоронили тело его, блаженного князя, с плачем. Се есть новый Константин великого Рима. Как тот крестился сам и людей своих крестил, так и этот поступил подобно ему. Если же и склонялся он прежде к скверным вожделениям, то после прилежал в покаянии, по слову апостола: «Когда умножится грех, преизобилует благодать» [ср. Рим. 5:20]. Дивно есть, сколько добра сотворил он Русской земле, крестив ее!..»

В Десятинной церкви ждал своей скорбной участи мраморный саркофаг, приготовленный для князя Владимира. Вероятно, сам князь вывез его вместе с другими сокровищами из Корсуни. С плачем и песнопениями тело блаженного князя положили на заранее отведенное место в самой середине храма, рядом с гробницей его супруги, блаженной княгини Анны…

«НОВЫЙ КОНСТАНТИН ВЕЛИКОГО РИМА»

Русские люди начали чтить память своего крестителя, вероятно, вскоре после его смерти, когда отошли в прошлое ужасы междоусобицы и в Киеве утвердился сын Владимира Ярослав. Во второй половине XI – XII веке были составлены первые жития святого князя – так называемое «древнейшее житие» и созданная на его основе «Память и похвала князю Владимиру» Иакова Мниха, а также Проложное житие. Тогда же, судя по всему, была составлена и церковная Служба князю Владимиру, которую – правда, сугубо предположительно – приписывают перу киево-печерского инока Григория, «творца канонам».

Автор летописной похвалы князю Владимиру, помещенной в «Повести временных лет» под 1015 годом, так говорит о посмертном поминовении святого князя: «Память его чтут русские люди, поминая Святое Крещение, и прославляют Бога в молитвах, и в песнопениях, и в псалмах, воспевая Господу, новые люди, просвещенные Святым Духом».

Однако по каким-то причинам официальная канонизация князя Владимира задержалась на два столетия. Отчасти это объяснялось, наверное, тем, что мощам блаженного князя не был дан дар чудотворения.

Церковь знает немало святых, прославленных за их земные, а не посмертные подвиги. Русские книжники, служители и идеологи Русской церкви, нашли исторический образец для равноапостольного подвига великого князя. Прежде всего это подвиг святого равноапостольного императора Константина Великого, при котором христианская вера стала главенствующей в Ромейской державе. «Се есть новый Константин великого Рима» – эти слова летописца будут повторяться во всех житиях князя Владимира.

Вероятно, в русском обществе в XI и XII веках шла подспудная борьба за официальное, общецерковное признание князя Владимира святым. Как такое могло быть? Кто противился прославлению крестителя Руси? Трудно ответить на эти вопросы. Иногда полагают, что обстоятельства крещения Владимира могли показаться неподобающими иерархам-грекам и именно они препятствовали канонизации русского князя. Может быть, и так. Но только в XIII веке происходит общецерковное причтение князя Владимира к лику святых…

Автор: Алексей Карпов

Источник: журнал «Историк»

Что почитать?

Титмар Мерзебургский. Хроника. М., 2009

Карпов А.Ю. Ярослав Мудрый. М., 2010 (серия «ЖЗЛ»)

Карпов А.Ю. Владимир Святой. М., 2015 (серия «ЖЗЛ»)

← Вернуться к списку