Путешествуем вместе

Тайны Малого дракона

 

Куда идёт Вьетнам? Чему у него поучиться?

 

Поучительный опыт

 

Весьма поучителен опыт успешных скандинавских государств, Китая, Ин­дии, Бразилии. В их ряду теперь стоит и Вьетнам, чьё динамичное и гармо­ничное развитие особенно разительно на фоне былой нищеты его народа, а также долго бушевавшей на территории страны кровопролитной и разруши­тельной войны. За последние 25 лет ВВП на душу населения во Вьетнаме уве­личился в 6 раз, а темпы экономического роста составляли около 8%, явля­ясь вторыми в мире после Китая. Глобальный кризис не сильно притормозил их. Из числа наиболее отсталых и бедных государств на Земле Вьетнам пере­местился в группу среднеразвитых и, наряду с Китаем и Индией, получил признание как один из наиболее перспективных азиатских рынков. Он уже стоит на пороге вхождения в клуб “новых индустриальных стран”. Не случай­но его величают не иначе, как Малым драконом.

После 1991 года лишь четыре государства продолжают называть себя со­циалистическими. Северная Корея и Куба имеют на то все основания. По по­воду Вьетнама и Китая мнения расходятся.

Лидеры Вьетнама по-прежнему декларируют приверженность марксизму-ленинизму и “идеям Хо Ши Мина”, подчёркивая социалистический характер настоящего и будущего страны, на алых знаменах которой, как и раньше, зо­лотятся пятиконечная звезда, серп и молот. Но спрашивается, как это увязы­вается с разрастающимся архипелагом частной собственности на средства производства и неизбежно вытекающими отсюда капиталистическими отно­шениями в экономике?

Распространено и противоположное утверждение: Вьетнам переходит от социализма к капитализму. При этом одни критически замечают, что процесс мог бы идти последовательнее и быстрее, другие же считают, что в государ­стве давно уже существует капиталистическая “начинка”, а от социализма ос­талась лишь “обёртка”.

Что же происходит на самом деле? Куда идёт Вьетнам?

 

Своими глазами

 

В поисках ответа на этот вопрос появилось желание увидеть страну сво­ими глазами. Встречи с учёными из Института Дальнего Востока РАН, осо­бенно с руководителем Центра изучения Вьетнама и АСЕАН, ведущим иссле­дователем современной вьетнамской экономики в России В. М. Мазыриным, оказались полезными: была рекомендована неизвестная ранее литература и получены контакты со знающими людьми, к которым можно обратиться по прибытии.

Перелёт из Москвы в Сайгон продолжался 10 часов и казался несколько утомительным. Рядом сидел молодой человек крепкого спортивного сложе­ния, который, как выяснилось, не в первый раз направлялся туда на отдых. Запомнился фрагмент из разговора:

—                      Чем, по-вашему, прельстителен столь отдалённый уголок?

—                      Прежде всего, людьми, удивительно приветливыми, трудолюбивыми и воспитанными. Они аккуратны, дисциплинированны, неприхотливы, опти­мистичны, мало пьют. Обычно в аэропорту беру мотобайк — наиболее попу­лярное средство передвижения — и затем уже еду на нём, куда хочу. Цены на товары и услуги довольно низкие. Иностранцу во Вьетнаме комфортно и бе­зопасно.

Последовавшее турне подтвердило справедливость этих слов.

Живописное местечко Муйне возле города Фантхиет — один из многочис­ленных курортов, возникших в последнее время вдоль раскинувшегося на ты­сячи вёрст побережья Южно-Китайского моря, называемого во Вьетнаме Вос­точным. Бесконечно тянутся широкие, с чистым, как будто просеянным через мельчайшее сито, молочно-золотистым песком пляжи. Пятизвёздочная гос­тиница “Анантра” соответствует европейским стандартам. Вышколенный персонал услужлив и предупредителен, но не подобострастен. Россияне со­ставляют большинство съезжающихся сюда со всего света туристов. Многих привлекает популярный нынче спорт на воде — кайтсёрфинг.

Повсюду реклама на русском языке, на котором пусть кое-как, но всё же изъясняются служащие в отелях, магазинах и кафе. А где-то работают и на­нятые для лучшей коммуникации наши соотечественники либо представители стран СНГ. Гурманам здесь раздолье: разнообразие свежих тропических фруктов и овощей, знаменитые супы “фо”, королевские креветки, разные ди­ковинные морепродукты, прочие лакомства. При желании можно отведать лапки лягушек, пельмени из кенгуру, мясо страуса или крокодила. И каждое блюдо стоит от одного до двух долларов (20-40 тыс. вьетнамских донгов).

С хозяином расположенного неподалёку от отеля магазинчика я познако­мился при покупке местной сим-карты. Когда-то Дан учился в Советском Со­юзе и не забыл русский. Совершая вечерний променад, заглядывал к нему и посвящался в тайны местной жизни. Узнал, например, что иностранец мо­жет лишь взять в аренду недвижимость, а не приобрести её в собственность. Земля же вообще не является частной собственностью.

Желая поближе ознакомиться с бытом вьетнамцев, я как-то намекнул, что был бы рад побывать у него дома. Дан загадочно улыбнулся и дал понять, что это несколько проблематично: тогда, возможно, его соседи доложат кое-ко­му, что у него были контакты с иностранцами, и придётся давать объяснения, чего ему не очень-то хотелось. За тихой гладью, наблюдаемой на поверхнос­ти вьетнамского общества, показались глубинные течения, о которых не про­чтёшь в книгах или газетах.

Да и впоследствии во время встреч с рядом титулованных учёных и круп­ных предпринимателей замечалось их стремление обходить острые социаль­но-политические темы. Как отчеканил хозяин одной инвестиционной фирмы: “Мы интересуемся бизнесом, а в политику не лезем”.

Между тем, большинство простых людей не чурались таких разговоров. Из бесед с теми, кто средних лет и постарше, сложилась следующая карти­на: ограничение свобод во Вьетнаме по сравнению с прежним, дореформен­ным или, как его некоторые называли, “тоталитарным” временем резко со­кратилось. Но всё же власти довольно суровы к инакомыслящим.

Стоит ли удивляться их жёсткости и стремлению не выпускать из-под кон­троля судьбу нации, если не забывать, чего только она не натерпелась от чу­жеземцев?

 

Дракон и Феникс

 

Посещение пагод, храмов, монастырей, замков и дворцов окунало в ис­торию и культуру Вьетнама, напоминало основные вехи и перипетии жизни древней восточной нации. Находящееся между Индией и Китаем полуостров­ное государство впитало в себя не только буддизм и конфуцианство, но и многие другие религии, философии и традиции, занесённые издалека.

В ухоженных интерьерах пагод и общинных домов чаще всего встречались изображения дракона и феникса — символов страны.

Согласно легенде, дракон Лак Лонг Куан встретился в горах с волшебной птицей Ау Ко. Они полюбили друг друга и поженились. Ау Ко снесла 100 яиц, из которых вылупились дети. Дракон был хозяином моря и проводил там вре­мя. За это жена стала корить мужа, на что он ответил: “Я из рода драконов, а ты — птиц. Нам, видимо, не суждено быть вместе. Давай разделим детей поровну: я с 50-ю уйду к морю, а ты с остальными поднимешься в горы или останешься на равнине. Будем помогать друг другу и управлять нашими ко­ролевствами”. Так они и сделали.

Подобно фениксу, Вьетнам не раз восставал из пепла. Летописцы свиде­тельствуют, что вьетнамцам в общей сложности пришлось около двух тысяче­летий бороться с внешними завоевателями. Не только Китай и другие соседи нападали на них с разных сторон. Старшее поколение прочно держит в памя­ти жестокости колониальной эры.

Вторгшийся в середине XIX века в Индокитай французский империализм сокрушил слабеющий феодальный режим Вьетнама, аннексировав и расчле­нив его территории. Около сотни лет французами нещадно эксплуатировались природные и людские ресурсы. Сюда направлялась готовая продукция метро­полии, а по дешёвке вывозились натуральный каучук, цветные металлы, рис, чай, кофе. Временами Францию оттесняла Япония и другие хищники.

В XX веке за освобождение вьетнамского народа от империалистов и их внутренних пособников взялись коммунисты. После окончания Второй миро­вой войны они его добились. Возникла Демократическая Республика Вьетнам. Направленная против колонизаторов и феодалов Августовская революция 1945 года обрела и антикапиталистический характер. Но радоваться пришлось недолго. Второе пришествие французов сопровождалось кровопролитными баталиями. Оно вызвало мощное движение Сопротивления. Патриотические силы и Хо Ши Мин ушли в подполье. Французский колониальный режим про­существовал до 1954 года.

Да и затем “покой лишь снился”. Страна оказалась расколотой на две ча­сти по 17-й параллели. Предусматривалось её воссоединение путём проведе­ния демократических выборов. Но в южную часть Вьетнама высадились воз­намерившиеся “сдерживать коммунизм в Азии” американцы. Установив там марионеточный режим, они спровоцировали войну против северян. Она про­должалась почти двадцать лет и стала самым масштабным и кровавым кон­фликтом второй половины XX века.

 

Музей в Сайгоне

 

Несколько дней, проведённых в Сайгоне (или Хошимине, как его теперь официально называют), оказались особо впечатляющими. Здесь живёт и ра­ботает около 10 миллионов человек — в два раз больше, чем в расположенной на Севере столице — Ханое.

Недавно вознесённые стеклянные небоскрёбы поблёскивают отражённы­ми солнечными лучами. В них свили гнёзда офисы крупных местных и транс­национальных корпораций, привлечённых разрастающимся экономическим и туристическим центром. Здания пониже несут печать прежних колониальных времён: когда-то Сайгон являлся столицей Французского Индокитая. Насаж­дая свою культуру, потомки Наполеона желали превратить его в “Восточ­ный Париж”.

В ряде районов активно строятся современные жилые комплексы. На каж­дом шагу — рестораны, бары, гостиницы, массажные салоны. Улицы запру­жены мотобайкерами, которых в городе 4 миллиона. Автомобилей в 10 раз меньше. Встречаются и велорикши.

Экскурсию начали с посещения находящегося неподалёку от центра горо­да Музея военных реликвий, или американских военных преступлений, как его именовали раньше.

Перед входом в огороженном дворе под открытым небом представлены тро­фейные образцы тех самых вертолётов, штурмовиков и истребителей, посредст­вом которых джи-ай вели химическую войну, осуществляя ковровые бомбарди­ровки с применением напалма. В общей сложности ими было сброшено 14 мил­лионов тонн взрывчатых веществ, что в несколько раз больше, чем во время Второй мировой войны на всех театрах боевых действий. На вьетнамские леса, рисовые поля, реки и мирное население смертоносным градом сыпались ток­сичные дефолианты, в том числе зловещий “оранжевый порошок” (диоксин).

Здесь же — громадные танки, зенитные установки, коллекция снарядов, бомб и мин, которыми солдаты морской пехоты насаждали “демократию” за многие тысячи миль от своего дома, превращая в руины целые города, де­ревни и населённые пункты.

А в другой части — экспонаты советского оружия, которое вьетнамцы ис­пользовали для отражения агрессии. СССР многие годы оказывал всесторон­нюю помощь, как тогда говорили, “братским народам Индокитая”.

По стенам многоэтажного музея развешаны фотографии, рассказываю­щие об ужасах тех роковых событий. Перед глазами проходит целая галерея карательных экспедиций, в частности, сожжённая дотла вместе с её обитате­лями деревня Сонгми, пытки и истребление сотен тысяч других ни в чём не повинных граждан. Среди экспонатов представлены и французская гильотина и “тигровые клетки”, которые использовались для вьетнамских пленников.

Неопровержимые документы свидетельствуют и о последствиях тех страшных времён: химические яды вызывали рак и мутации нескольких поко­лений. Посетителей охватывает дрожь при виде образцов человеческих заро­дышей с чудовищными уродствами. До сих пор рождаются дети со страшны­ми аномалиями. Итог войны: колоссальный экономический урон, огромные площади заражённой земли и три миллиона убитых. Из 300 музеев Вьетнама лишь этот взят под защиту ЮНЕСКО.

 

Перестройка минус гласность

 

Первое десятилетие после победного окончания войны над заокеанскими агрессорами и объединения страны в 1975 году под флагом социализма Вьет­нам развивался в русле ортодоксального марксизма-ленинизма. Отвергаю­щая частную собственность и инициативу централизованная командно-адми­нистративная система оправдывала себя в военные годы. Но в мирное время она всё отчетливее обнаруживала черты упадка и застоя. Поддержка Совет­ского Союза, возросшая после приёма Социалистической Республики Вьет­нам в СЭВ в 1978 году, позволяла всё же как-то удерживать экономику на пла­ву. Однако плачевное состояние вьетнамского народа не улучшалось.

В середине 1980-х годов социально-экономические язвы обострились до предела. Огромный бюджетный дефицит и эмиссия породили бурную инфля­цию. Проведённая денежная реформа не помогла. В низах прежде смиренно­го и терпеливого вьетнамского общества нарастал ропот. Верхи уже не могли управлять по-старому. Страну охватил системный кризис. Явно напрашива­лись перемены. Опасаясь взрыва народного гнева, Политбюро ЦК Коммуни­стической партии Вьетнама (КПВ) решило выступить их инициатором.

Кое-какие эксперименты, в частности, внедрение рыночных отношений в аграрную сферу, опробовались и раньше. Они давали неплохие результаты. Их одобрил и состоявшийся в 1979 году Пленум ЦК КПВ. Но власти Ханоя всё же не рисковали идти дальше, избегая вызвать недовольство “старшего бра­та”. ЦК КПСС в те времена активно боролся со всякого рода “национальными моделями социализма”.

Благоприятный момент назрел после прихода к власти в СССР Горбачёва и объявленной им “перестройки” и “гласности”. Руководство КПВ на своём VI съезде в конце 1986 года также провозгласило политику обновления — по- вьетнамски “дой мой”. Усилению реформаторских настроений в партии со­действовала кончина давнего главы КПВ, героя освободительной войны Ле Зуана.

Новые лидеры решили начинать не с расшатывания устоев политической власти, а с конкретных преобразований в хозяйственной сфере. Кто-то даже обозначил формулу: “дой мой = перестройка минус гласность”. Патриотичес­кие настроенные вожди партии и государства как будто заранее предвидели, что произойдёт с Россией, где под шумок деклараций о “демократических ре­формах” развалили всё, что было связано с социализмом, экономикой и го­сударством.

В поисках нужного варианта взоры вьетнамских теоретиков устремились к экономическому учению Кейнса, в котором виделись близкие к марксизму положения, перенятые Западом у Советского Союза. Во вьетнамской литера­туре того времени в качестве образца для подражания часто упоминался и имевшийся в 20-е годы прошлого столетия опыт российского нэпа. Присма­тривались и к более поздним успешным экономическим моделям, в частнос­ти, “шведскому социализму”, где высокий уровень капиталистического раз­вития сочетается с социальным равенством и одновременно практикуется ак­тивное участие государства в экономике.

Вьетнамские руководители советовались и с творцом экономического чу­да в Сингапуре Ли Куан Ю. Сингапур вызывал у вьетнамских политиков не­поддельное восхищение “сочетанием авторитаризма с экономикой свободно­го рынка”. Изучались причины взлёта других “азиатских тигров”: Южной Ко­реи, Тайваня и Гонконга. Но там активную помощь оказали стремившиеся ук­репить устои капитализма на азиатском континенте США. Поэтому наиболее подходящим примером послужил Китай и первые успехи его реформ, начатых с конца 1970-х годов Дэн Сяопином.

 

Китайский ориентир

 

Во Вьетнаме, как и в Поднебесной, провозгласили: “Практика — критерий истины”. Как и там, начали с сельского хозяйства, где была занята большая часть населения и производилась основная часть продукции. Как и там, вме­сто колхозов и госхозов стали вводить семейный подряд, означающий пере­дачу земли государством в аренду непосредственно тем, кто её обрабатыва­ет. Как и там, в стране заработали рыночные принципы хозрасчёта и само­окупаемости.

Крестьянам был предоставлен равный доступ к земле (по едокам). Они по-прежнему были обязаны продавать государству часть продукции по заку­почным ценам. Но их повысили, а остальным урожаем теперь уже можно бы­ло распоряжаться по своему усмотрению. Номенклатуру перестали навязы­вать сверху. В южной части Вьетнама обобществлённые и перераспределён­ные ранее наделы возвращались прежним собственникам. Коллективные и общественные формы производства и обмена на селе уступали место част­ным: из 50 тысяч сельскохозяйственных кооперативов к началу 1990-х годов сохранилось не более четверти.

Хотя землю не передавали в частную собственность, она предоставлялась по договору долговременной аренды на 15-20, а затем и на 30-50 лет с по­следующей пролонгацией. При этом было разрешено переуступать получен­ные участки третьим лицам за плату. По сути, возник земельный рынок с ле­гализованным процессом обмена, передачи в наследство и залог земель­ных прав.

В аграрной сфере прежде жившего по канонам “военного коммунизма” социалистического Вьетнама заработал рыночный механизм, устраняющий уравниловку, стимулирующий труд и увеличивающий его плоды. Миллионы влачивших прежде жалкое существование крестьян вышли из нищеты. Рыноч­ная механика демонстрировала свои неоспоримые преимущества. Вьетнам­ские руководители незамедлительно подвели под это теоретическую базу: де­скать, открытый Марксом закон соответствия действует — найдены адекват­ные уровню развития производительных сил производственные отношения. Их окрестили “рыночной экономикой с социалистической ориентацией”.

Но жизнь не вполне укладывалась в схему. Одновременно с этим не за­ставили себя долго ждать и другие функции основного регулятора товарного производства. Из-за колебания цен и прочих факторов значительная часть крестьян попадала в долговую зависимость и, лишившись земли, разоря­лась. Одни были вынуждены переходить на положение наёмных работников в хозяйства зажиточных односельчан, другие пополняли ряды пауперов. Мно­гие эмигрировали в города и становились строительными рабочими, велорик­шами, няньками, уборщицами и служанками. Вместе с тем, происходила кон­центрация земли в руках крупных фермеров, владеющих по 50-100 га и более.

Власти принимали меры для поддержки тех, кто “проиграл соревнова­ние”, пытались помочь им “подняться”. Но таковых оказывалось слишком много, чтобы государство было в состоянии сделать это.

Поэтому руководство СРВ стало действовать весьма осмотрительно, не бросаясь из крайности в крайность. Поддержка коллективному сектору со сто­роны государства не прекращалась, а курс на его дальнейшее свёртывание не форсировался.

После VIII съезда КПВ в 1996 году было признано целесообразным и же­лательным любое добровольное объединение средств и орудий труда, прове­дение совместных хозяйственных операций. Власти Вьетнама призвали насе­ление формировать коллективные структуры нового типа на основе долевого участия, одобрили развитие современной кооперации, похожей на аналогич­ный сектор в передовых странах мира.

В нулевые годы XXI века общее количество кооперативов даже несколько выросло, хотя среднее число участников каждого из них сократилось. Как пи­шет ведущий научный сотрудник Центра изучения Вьетнама ИДВ РАН историк Г. М. Локшин: “Верное своему врождённому прагматизму и сильнейшему по­литическому чутью, руководство КПВ продолжает строить новый тип производ­ственных отношений в деревне через ненасильственную, выгодную крестьянам кооперацию”. А газета “Вьетнам ньюс” недавно подмечала, что использование пулов и “крупно-полевой модели” — 1агде-Ие!б тобе1 — во многих случаях уве­личивает прибыли предприятий на 50%.

Введение свободы предпринимательства повсюду возродило хозяйствен­ную инициативу. Оживились мелкая промышленность и строительство, а осо­бо — сфера торговли и услуг. Частный сектор превращался в основной источ­ник занятости. Не раз приходилось наблюдать, что частный дом во Вьетнаме является и местом для малого бизнеса. Как правило, его первый этаж занят магазинчиками, парикмахерскими, ремонтными мастерскими, а на втором проживает семья. Препон для старта бизнеса немного. Чтобы собрать справ­ки для открытия кафе, к примеру, хватает трёх дней.

Темпы роста вьетнамской экономики с началом перемен резко возросли, достигая временами почти 10% в год, а фактические капиталовложения уве­личились на 25%. Бедность стала отступать. Санкционированные властями прямые иностранные инвестиции, которые в 1991 году равнялись 2,3 млрд долларов, к 1997 году поднялись до 31,2 млрд долларов. Внутренний спрос усиливался: люди покупали всё больше продуктов питания и предметов до­машнего обихода. Мир заговорил о “вьетнамском феномене”.

В реформаторском лексиконе Малого дракона отсутствовало слово “при­ватизация”. Государственные фабрики, заводы и учреждения не распрода­вались, как у нас, за бесценок. Убыточные сектора либо закрывались, либо акционировались, постепенно переходя путём реально организованных кон­курсов в руки набирающего силу частного сектора. Учитывалось согласие ад­министрации и трудового коллектива предприятий, соблюдалось их преиму­щественное право на получение долей.

Как и в Китае, руководствовались девизом: “Держать большое, отпускать малое”. Госсектору продолжали принадлежать командные высоты в экономи­ке — энергетика, горнодобывающая промышленность, нефтяные предприя­тия, транспорт. В его руках оставались и финансы, хотя со временем и там начали появляться частные и смешанные банки. Иностранные учреждения по­лучили допуск сюда лишь в последнюю очередь.

Как и в Китае, централизованное планирование не разрушалось, а стано­вилось более гибким. План и рынок совмещались друг с другом, а оптималь­ный баланс между ними поддерживался руководством страны. Сохранялось планирование выпуска важнейших видов продукции, хотя сужался круг уста­навливаемых показателей и уменьшался контроль над ценами на базовые ви­ды товаров и услуг.

В то же время власти увеличивали поддержку частного сектора, усматри­вая в нём силу, способствующую здоровой конкурентной борьбе, а в итоге — росту эффективности всей экономики.

Ориентация на китайскую модель не означала слепого её копирования. Заимствовался и опыт других успешных стран, преимущественно азиатских. Национальные особенности Вьетнама также учитывались. В сравнении с Ки­таем действовали осторожнее. В результате социализма в стране сохранилось больше, чем в Поднебесной. Тем не менее, аналога Тяньаньмэнь удалось из­бежать.

Как открывали двери

Внешнеэкономическая стратегия прежде отгороженной от капитализма “железным занавесом” страны менялась так же продуманно и без спешки. Позволявший сохранять устои прежнего общественного строя и уязвимую вьетнамскую экономику протекционизм сворачивался поэтапно, а политика открытости внешнему рынку и интеграции в мировое хозяйство вводилась до- зированно. Обосновывая более либеральный курс, власти исходили из того, что в условиях свёртывания помощи от СССР преодолеть отсталость никак не удастся, не задействовав внешние источники роста. Но это была контролиру­емая, а не полная открытость, навязываемая “Вашингтонским консенсусом”.

Ввод в действие в 1988 году Закона об иностранных инвестициях гаран­тировал иностранный капитал от национализации. Это содействовало быстро­му увеличению притока зарубежного капитала. Западные страны во главе с сШа пытались воспользоваться ситуацией и затянуть Вьетнам в свою орби­ту. Но руководство страны регулировало процесс так, что первые капиталы шли из Азии: Тайваня, Южной Кореи, Сингапура, Гонконга, Японии и Китая.

Кроме того, оно активно опиралось на вьетнамских эмигрантов (вьетки- еу). После 1975 года с юга Вьетнама, опасаясь репрессий, сотни тысяч людей выехали за рубеж. Часть из них со временем преуспела в Америке, Западной Европе и Азии и была не прочь вернуться на родину или помочь своим родст­венникам и друзьям. Власти действовали разборчиво, с отсевом, понимая, что среди них окажутся и подрывные элементы, связанные с иностранными спецслужбами, например, с ЦРУ. Привлечение лояльных зарубежных “сооте­чественников” к участию в инвестициях приносило передовые знания, техно­логии, опыт и связи с надёжными западными партнёрами.

Подобно другим азиатским странам, во Вьетнаме стали предоставлять льготные условия иностранным инвесторам, выпускающим продукцию на экспорт или участвующим в улучшении инфраструктуры страны. Для этого вблизи крупных портов и торгово-экономических центров были созданы Спе­циальные экономические зоны (СЭЗ). Теперь таковых насчитывается 135. Компании в них не платят никаких пошлин, импортируя оборудование, сы­рьё, комплектующие, при условии, что произведённая продукция затем бу­дет вывозиться из страны. Для зарубежных фирм, осуществляющих капи­тальные вложения во Вьетнаме, открывающих собственные или совместные предприятия с современной или передовой техникой, предоставляется и ряд других налоговых льгот и послаблений.

В 1992 году СРВ наладила отношения с Европейским Союзом, несколько позже — с США, отменившими торговое эмбарго. В 1995 году страна всту­пила в Зону свободной торговли — в Ассоциацию государств Юго-Восточной Азии (АСЕАН) — пространство, относительно не зависимое от старых миро­хозяйственных центров. Страна получила ёмкий рынок сбыта, повысила эф­фективность производства за счёт расширения его масштаба. В 1998 году она стала членом АТЭС, а в конце 2006 года после длительных переговоров, в ходе которых были получены более или менее приемлемые условия, во­шла в ВТО.

Присоединение к региональным и международным торгово-экономичес­ким группировкам сделало возможным получение большой экономической помощи, льготных кредитов от МВФ, Всемирного банка, Азиатского банка развития и стран — членов Парижского клуба.

Ожидается, что к 2015 году Вьетнам может стать региональным центром АСЕАН по торговле и инвестициям, что привлечёт в страну дополнительные капиталы. В 2008 году прямые иностранные вложения во вьетнамскую эконо­мику достигли пика, составив более 70 млрд долларов.

Курс на “суверенную интеграцию” кардинально изменил прежние позиции Вьетнама в мировой экономике. Теперь он третий по величине поставщик нефти в Юго-Восточной Азии. Лидирует по экспорту риса, орехов кешью, чёр­ного перца и занимает второе место в мире по производству кофе, причём вкус местного продукта считается самым насыщенным, а запах — наиболее ароматным. Вьетнам поставляет не только фрукты, морепродукты, древесину, уголь, качественную и недорогую одежду, но и станки, электронику и быто­вую технику. Например, в последние три года главным предметом его товар­ного экспорта в Россию стали мобильные телефоны, планшеты и ноутбуки, собираемые на заводах, принадлежащих иностранным инвесторам.

Между прочим, крупнейшим импортёром вьетнамских товаров являют­ся США.

 

Обузданный джинн

 

Путешествуя по величайшей во Вьетнаме, да ив Индокитае реке Меконг, мы останавливались в тянущихся вдоль её берегов деревеньках и населён­ных пунктах, знакомились с продукцией кустарных художественных промыс­лов, посещали шёлковые мини-фабрики и производство кокосовых конфет. В дельте Меконга множество островков с узкими протоками между ними. Мы плыли на катере, а потом — уже по джунглям — пересаживались на малень­кие лодки с гребцами в традиционных конусно-остроконечных соломенных шляпах. В ряде мест видели целые плавучие дома на понтонах. Под каждым подвешены сети, в них хозяева выращивают рыбу. Она живёт в естественной среде, получая объедки со стола. Обитатели хижин ожидают, когда рыба на­гуляет вес.

В ходе круиза мы посещали и дома простых вьетнамцев, видели содер­жимое их скромного, но далеко не нищенского быта. В каждом доме — ал­тарь, фотографии предков на стенах, телевизоры, а нередко и компьютеры.

Рынок оживил и разогнал вьетнамскую экономику, но вместе с этим вы­пустил из бутылки джинна неравенства и прочих социальных пороков капита­лизма. Общество расслоилось. Рост богатства и благополучия одних по срав­нению с незавидным имущественным положением других очевиден. Имеется также существенный разрыв уровня жизни в городах и деревнях, между насе­лением равнинных и горных районов, между разными этническими группами. Но он имеет относительный, а не абсолютный характер, так как уровень жиз­ни в стране в целом поднимается.

Власти стараются, прежде всего, уменьшить число граждан, находящих­ся за чертой бедности. С этой целью были развёрнуты специальные прави­тельственные программы, малоимущие освобождены от налогов, увеличены пенсии. По стратегическому плану к 2020 году 80% населения должно полу­чить медицинское страхование. Государство стало активнее отправлять моло­дёжь учиться за границу. В итоге бедность тает. Если в 1993 году она, по оценке Всемирного банка, охватывала 58% населения, то 10 лет спустя — 29%, а сейчас — 10%. Её уровень во Вьетнаме, как и показатели имуществен­ного неравенства, теперь ниже, чем в Китае, Индии или на Филиппинах. Сло­вом, выпущенный джинн хоть и не упрятан в бутылку, но всё же обуздан.

Вьетнамский народ продолжает быть собственником недр и прочих наци­ональных богатств, что делает его более защищённым, чем, скажем, россий­ский. Высокие темпы экономического роста рассматриваются руководством СРВ не как самоцель, а как способ улучшить жизнь населения, помочь бед­нейшим слоям снизить рыночные риски, получить защиту и стабильность. На основе активной социально-ориентированной политики оно добилось ста­бильности в обществе, что признают и международные экспертные организа­ции. Показатели имущественной дифференциации во Вьетнаме ниже, чем в Китае и России. Вместе с тем, вьетнамские власти не препятствуют справедливому обога­щению способных и предприимчивых людей. Сейчас во Вьетнаме насчитыва­ется множество долларовых миллионеров, треть из которых — женщины, и это необычно высокая для других стран доля.

Вьетнамские миллионеры, в отличие от их российских, не могли пожи­виться за счёт общенародного имущества: здесь не было приватизации по Чу­байсу и залоговых аукционов по Потанину. Поэтому путь к вершинам богатст­ва во Вьетнаме не столь стремителен. Первоначальное накопление капитала происходило так, что тем, кто преуспел, приходилось не крышевать, воровать или присваивать себе государственное имущество, а основательно трудиться и рисковать. В стране, где проживает 88 млн человек, — лишь в полтора ра­за меньше чем в России, — сегодня имеется всего один миллиардер. У нас их в 100 с лишним раз больше.

 

Миллиардер из СРВ

 

Судьба богатейшего из вьетнамцев — Фам Нят Выонга — весьма характер­на для представителей деловой элиты страны.

Фам означает “процветание”, но людей с такой фамилией здесь многие тысячи. Журнал РогЬез оценивает его состояние в 1,5 млрд долларов. Основу составляет компания У'тдгоир, входящая в пятёрку самых дорогих из котиру­ющихся на вьетнамской фондовой бирже.

Он родился в Ханое в 1968 году в бедной семье. Отец служил в войсках ПВО Северного Вьетнама, а мать торговала чаем на улице. Её скудные зара­ботки порой и составляли основной бюджет семьи. “Мои мечты в то время были очень простыми, — вспоминает Фам. — Я просто хотел помочь сво­ей семье”.

Он отлично учился в школе, выделяясь математическими способностями, и получил стипендию на обучение в Московском геологоразведочном инсти­туте, который окончил в 1993 году. Женившись на землячке-однокурснице, Фам решил не возвращаться на родину и отправился в одну из бывших совет­ских республик — на Украину. Здесь семейная пара, собравшая 10 тысяч дол­ларов у друзей и родственников, открыла вьетнамский ресторан. Но “боль­шой прыжок” Фама связан с другим проектом. Молодой бизнесмен наладил выпуск лапши быстрого приготовления “Мивина”. Спрос на неё оказался столь велик, что временами Фам не боялся брать на расширение производст­ва кредит под 8% в месяц!

Рискуя, ему удалось завоевать украинский рынок. “Мивина”, как “Рол- тон” у нас, стала нарицательным именем для вермишели быстрого приготов­ления. В 2010 году он продал свою компанию “Техноком” концерну ЫезИе за 150 млн долларов.

Часть прибыли от продажи лапши Фам инвестировал во Вьетнам, ведя операции с недвижимостью, строя курорты, торговые центры, жилые дома. Сейчас в портфель его головной компании входит 31 проект, из которых 12 уже завершены, 3 находятся в стадии строительства, а остальные — планируются.

Одно из них — торгово-гостиничный комплекс Утсот СепЬег А — мне до­велось созерцать воочию, проходя по улице Донг Кхой, главной коммерчес­кой артерии Сайгона. Впечатляющее здание поражает своим масштабом и включает торговые площади на 40 тыс. квадратных метров, пятизвёздочный отель на 300 номеров и несколько этажей подземной стоянки. Арендаторы первого этажа — Уегзасе, “Гермес”, О'юг. Стоимость объекта — полмиллиарда долларов. Говорят, что его открытие в прошлом октябре привлекло всеобщее внимание, так как большинство строительных объектов были заморожены по­сле обвала рынка недвижимости в 2011 году — 13,5% кредитов из суммы в 10 млрд долларов, выданной во Вьетнаме на инвестиции в недвижимость, оказались “плохими”.

Сейчас Фам пытается привлечь средства от крупных иностранных инвес­торов и выставить акции фирмы на зарубежных фондовых биржах. Фам вына­шивает планы отстроить Вьетнам наподобие Гонконга или Сингапура. “Если мне удастся сделать это, то буду счастлив, — говорит Фам. — Хочу оставить что-то после себя, ведь после смерти деньги тебе не нужны”.

 

Стабильность в верхах

 

Некоторые эксперты выделяют во вьетнамском руководстве группы радикалов-реформаторов и консерваторов, другие — “западников” и сторонников прокитайской линии. Одни якобы считают, что рыночная экономика нуждает­ся в более демократическом климате, вторые предпочитают китайскую мо­дель открытой экономики под жёстким политическим контролем. Как бы то ни было, судя по всему, побеждает умеренная линия, закреплённая в програм­ме КПВ, принятой на VII съезде КПВ в 1991 году, и в тексте действующей до сих пор Конституции 1992 года.

Внутри КПВ, насчитывающей около 4 млн членов, конечно, ведутся дискус­сии и высказываются разные мнения. Какое-то время, например, широко об­суждалось, подобает ли члену компартии быть предпринимателем, эксплуати­руя чужой труд, и одновременно проповедовать населению идеи социального равенства. Дискуссия была вызвана тем, что занятия бизнесом стали распро­странёнными среди партийных и административных чиновников. В результате на Пленуме ЦК КПВ, проходившем в июне 2005 года, было принято разреши­тельное решение, подтверждённое на X съезде КПВ в 2006 году. Теперь треть предпринимателей являются членами партии. У многих из них на лацканах кра­суются партийные значки, а кабинеты украшены портретами Xо Ши Мина.

Существуют разные позиции и в ЦК, и в Политбюро. Но не следует пре­увеличивать эти расхождения. Ведь на протяжении всего пореформенного времени, насчитывающего уже более четверти века, в правящей элите Вьет­нама не наблюдалось расколов по главным вопросам внутренней и внешней политики. Все лидеры страны заинтересованы в стабильности государства и монополии компартии на власть. В 1988 году были распущены Социалисти­ческая и Демократическая партии, сохранявшие формальную самостоятель­ность со времени участия в Августовской революции 1945 года. После этого во Вьетнаме полностью утвердилась однопартийная система.

Xотя степень расхождения мнений в правящей элите Вьетнама остаётся тайной за семью печатями, похоже, что она невелика. Важнейшие решения не принимаются без одобрения Политбюро ЦК КПВ и предварительного согласия когорты руководителей партии и государства. В состав Политбюро входят все первые лица государства: генеральный секретарь ЦК КПВ, президент и пре­мьер-министр, председатель Национального собрания СРВ. Иногда такой консенсус объясняется верностью конфуцианским традициям. Но они свойст­венны и многим другим странам. А вьетнамский режим — самый стабильный в Юго-Восточной Азии и является предметом зависти правителей других стран региона.

Вьетнамских руководителей не прельщает ни нынешняя российская, ни западная модель развития. Они исходят из того, что строят альтернативное капитализму общество. Правда, признают, что принятая ими концепция “ры­ночной экономики с ориентацией на социализм”, подобно “социалистической рыночной экономике” в КНР, нуждается в теоретической доработке. Почему же это так долго не происходит? Для этого, думается, есть свои причины.

 

Новое интегральное общество

 

Термин “рыночная экономика” является эвфемизмом понятия “капита­лизм”, который, по словам одного немодного ныне мыслителя, “порождается рынком ежедневно и ежечасно”. Случайно ли используется смягчённая фор­мулировка? Вряд ли. Сказать прямо: “капитализм с ориентацией на социа­лизм” или “социалистический капитализм” — вроде бы несуразно. Считается, что они не совместимы. А собственно, почему?

Теория конвергенции получила широкое распространение в 1960-е годы. Одним из её разработчиков был великий русский социолог Питирим Сорокин. Вынужденный покинуть нашу страну на “философском пароходе” в 1922 году, он осел в Гарварде. Признанный мировым научным сообществом авторитет позже — в 1960 году — пророчески предрёк, что в будущем господствующим станет не коммунистический и не капиталистический, а интегральный тип об­щества, впитывающий в себя достоинства обеих формаций и отсеивающий их недостатки.

Витриной такого общества на Западе являются скандинавские страны. Рассуждая о “шведском социализме”, никто не имеет в виду, что там уже по­кончено с капитализмом или что шведы намерены сделать это в ближайшем или отдалённом будущем. Речь идёт о гибриде капитализма и социализма в рамках одного государства.

Из прежних социалистических стран к такому комбинированному типу об­щества в наибольшей мере в наши дни продвинулись Китай и Вьетнам. Стро­го говоря, называть их сегодня социалистическими странами так же некор­ректно, как именовать скандинавские государства чисто капиталистическими либо чисто социалистическими. Они смешанные, конвергентные.

Признание этого факта возглавляющими КНР и СРВ силами, безусловно, лило бы воду на мельницу общественной теории. Но тактически и политичес­ки это не совсем удобно. Ведь идеологической опорой этих компартий оста­ётся марксизм-ленинизм, отрицающий капитализм и такие свойственные ему атрибуты, как частная собственность на средства производства и эксплуата­ция человека человеком. А отрекаться от прежней веры напрямую нежела­тельно — можно разрушить важные скрепы общества.

Вот и получается довольно-таки забавная картина. В отличие от ленинско­го нэпа, введение капитализма в экономику не считается “временным отступ­лением” от социализма, а самим строительством социализма с “вьетнам­ской” или “китайской спецификой”, рассчитанным на “сотни лет”. В работах вьетнамских учёных и политических деятелей проскальзывает, что “в неболь­шой эксплуатации человека человеком нет ничего страшного”, а вопросы классовой борьбы, как правило, замалчиваются или отодвигаются в сторону.

Такой, с позволенья сказать, камуфляж может быть оправдан в силу ука­занных обстоятельств, но чреват непониманием действительных противоре­чий и особенностей формирующегося на наших глазах нового интегрально­го общества, затушевыванием присущих ему проблем и законов движения.

Вьетнам и Китай, в отличие от России, стали государствами, в которых ленинский нэп действительно утвердился всерьёз и надолго. Командные высоты в экономике и политическая власть принадлежат силам, осуществля­ющим прогрессивные преобразования. Эти изменения происходят в эпоху, когда и капитализм, и социализм, взятые каждый по отдельности, проде­монстрировали не только свои очевидные преимущества, но и серьёзнейшие пороки. Жизнь показала и то, что раньше считалось невозможным, — соеди­нение достоинств обеих систем под одной государственной крышей. “Очевид­но, — подмечает видный исследователь развивающихся стран, профессор А. И. Бельчук, — что СРВ, как и КНР, пошла по пути совмещения элементов плановой и рыночной экономики, то есть фактически конвергенции двух со­циально-экономических систем”.

Конвергентный набат раздаётся из наиболее успешных стран в современ­ном мире. Но его не хотят слышать ни те, кто придерживается прежних “ли­беральных ценностей”, ни те, кто остаётся в плену марксистской ортодоксии. Между тем, строительство социализма с помощью капитализма или укрепле­ние капитализма внедрением в него социалистических начал ведут к одному и тому же — комбинированному обществу.

Во Вьетнаме конвергентный синтез выступают так же отчетливо, как и в Китае. Социализм остаётся не только в сфере надстройки, как считают не­которые, но и в экономике. Его носителем здесь, прежде всего, выступает плановое хозяйство, видоизменённое, но не утратившее своей силы. Макро­экономическое планирование во Вьетнаме ведут скоординированные между собой министерства планирования и инвестиций, финансов, Государствен­ный банк. Правительство Вьетнама реализует не только среднесрочные 5-лет­ние планы, но и рассчитанные на 10 лет долгосрочные программы социально­экономического развития страны. Государство инициирует текущие проекты, обеспечивает их финансирование, формирует и выполняет бюджет. Такое планирование имеет направляющую и прогнозную значимость. Оно отчасти директивно, а отчасти — индикативно. Именно сохранение планового меха­низма помогло осуществить ускоренную трансформацию экономики во Вьет­наме и её модернизацию.

Капитализм во Вьетнаме, как и в Китае, раздувает паруса экономики, а планово-регулирующие макроэкономические рычаги сдерживают негатив­ные стороны рынка, сохраняют, развивают и поддерживают пропорциональ­ность, препятствуют поляризации общества. “В обеих странах (имеются в ви­ду Китай и Вьетнам. — Г. Ц.) одновременно существуют элементы двух сис­тем — капиталистической и социалистической, иначе говоря, в них возникла новая система конвергентного типа”, — приходит к заключительному выводу известный ученый-вьетнамовед, д. э. н. В. М. Мазырин (Сравнительный ана­лиз общих черт и особенностей переходного периода в России, Китае и Вьет­наме. — М., ИД “ФОРУМ”, 2012. С. 382).

Когда-то вьетнамцы брали уроки у нас. Теперь настало время и нам у них кое-чему поучиться. Но их интегральная модель не менее интересна для Кубы и Северной Кореи. Она показывает, как, не поступаясь принципами прогрес­са, демократии, стремления к справедливости, да и социализма, можно нахо­дить требуемые решения для выхода из, казалось бы, тупиковых ситуаций.

 

Меняющееся лицо

 

К 2020 году Вьетнам поставил себе задачу превратиться в индустриаль­ную державу, подобно Китаю стать “мировой фабрикой”. Уже сегодня его промышленность даёт свыше 40% ВВП страны. Между тем, в конце антиколо­ниальной войны Сопротивления этот показатель равнялся 1,5%. В стране энергично строятся металлургические, машиностроительные, нефтеперера­батывающие заводы, создаются компьютерные производства, горнодобыва­ющие фабрики, развивается судостроение. По тоннажу выпускаемых судов Вьетнам уже обошёл Россию и занимает 5-е место в мире.

На совместных предприятиях выпускается 90 тысяч автомобилей извест­ных брендов в год. Особый упор делается на самые современные отрасли: электронику, приборостроение, биотехнологии. Стремительно развивают­ся И. В одном из попавшихся под руку номеров газеты “Сайгон таймс” отме­чалось, что городская администрация планирует истратить в текущем году 14,3 млн долларов на дальнейшее развитие электронного управления (Е-доVе^- папсе) — в три раза больше, чем в 2012 году.

Правительство Вьетнама прокламировало морскую стратегию в период до 2020 года, направленную на ускоренное развитие экономики прибрежных территориальных вод и континентального шельфа. Морские берега Вьетнама тянутся на 3 с лишним тысячи километров. Неподалёку от них находится мно­жество островов, ждущих освоения. В ближайшие годы планируется сущест­венно увеличить долю этой экономики.

В рейтинге уровня жизни стран за прошлый год, составленном независи­мым институтом 1едаЬит !пзИШе, Вьетнам находился на 61-м месте (поднялся за год на 16 позиций). Россия в списке занимала 63-е место, а Украина — 69-е.

Общая грамотность в СРВ превышает 90% населения. Осуществлено все­общее начальное школьное обучение, начался переход к неполному средне­му образованию: оно введено уже в половине провинций и городов. Продол­жительность жизни растёт: теперь она увеличилась до 75 лет.

В итоге политики “дой мой” удалось не только существенно поднять жиз­ненный уровень населения, но и укрепить вооружённые силы, осуществить немало масштабных экономических программ, таких как полная электрифика­ция, развитие сотовой связи и интернета, нарастить экспортный потенциал, реконструировать автомобильные дороги, развернуть массовое жилищное строительство, создать современную инфраструктуру для иностранного ту­ризма, развить внутренние и международные авиалинии.

После возвращения из Индокитая мне приходилось не раз обмениваться впечатлениями с теми, кто бывал там ранее. С давно не посещавшими Вьетнам людьми мнения не совпадали. Некогда проведший на дипломатической работе в Таиланде долгие годы Ю. П. Михайлов, например, утверждал, что когда в се­редине 1980-х годов приезжал в Ханой, местные коллеги не советовали ему гу­лять по вечерам одному. “Вьетнамцы, — вспоминал он, — жили тогда намного хуже тайцев, может, поэтому злоба и неприязнь читалась на их лицах”.

Реформы “дой мой” изменили облик нации. После долгих лет войны раз­рушенный до основания, обескровленный Вьетнам вышел в мировые лидеры по темпам хозяйственного роста, стал страной со средним уровнем дохода на душу населения по международным стандартам. Триумф, таким образом, был одержан и на экономическом фронте.

Страна показала и силу духа своего народа, и способность прощать кол­лаборационистам и агрессорам их “старые грехи”. Бывшие солдаты марионе­точной армии и служащие старого административного аппарата южной части Вьетнама стали равноправными гражданами воссоединившейся страны. Франции простили жестокость колониальной эпохи, Японии — оккупацию во время Второй мировой войны, Китаю — вторжение в 1979 году и поддержку ре­жима Пол Пота в Камбодже, Соединённым Штатам — ужасы “грязной войны”. Простили, но не забыли...

 

Верный алгоритм

 

Страной был найден верный алгоритм развития. Казалось бы, ничто не мешало ей отказаться от своих идеалов и просто интегрироваться в капитали­стический мир, как это сделали страны Восточной Европы. Но этого не слу­чилось. Выбор оказался совершенно иной.

Не изменив духу марксизма, Вьетнам дал достойный ответ на вызовы времени. Впитавший мудрость древней восточной философии и культуры, он добавил к ним достижения западной цивилизации.

Сегодня Вьетнам успешно общается и работает со всем миром. Особенно хорошие отношения из бывших соцстран он поддерживает с Белоруссией, Ка­захстаном, Кубой. В последнее время быстро развиваются связи с Индией, особенно экономические. Политическая стабильность Малого дракона ценится правящими кругами Запада во главе с США. Регулярная критика с их стороны ведётся по поводу так называемого преследования диссидентов. Однако безо­пасность инвестиций оказывается гораздо важнее демократических характери­стик существующего строя. Не случайно многие эксперты называют теперь Вьетнам не иначе, как “любимым дитятей Запада в Юго-Восточной Азии”.

Вьетнамский народ доволен итогами политики обновления. Экономика не утратила социальной ориентации. Здесь не применялись методы “шоковой терапии”. Никто не фетишизировал “невидимую руку” рынка, якобы способ­ного поддерживать пропорциональность и гармонию в обществе. Позитивный эффект “дой мой” чувствует на себе каждый: и горожане, и жители деревни, и те, кто трудится в отдалённых и сложных районах.

Поэтому вьетнамцы поддерживают своё политическое руководство. Оно имеет возрастные ограничения пребывания во власти — людей старше 70 в высшем партийно-государственном эшелоне не найти. А сменяются ли­деры не реже, чем через десять лет. Их кандидатуры длительно и тщательно отбираются с пониманием того, что от этих людей во многом зависит судьба нации. Все, занимающие эти должности, как правило, обладают богатым опытом организационной работы в военное и мирное время на различных партийных и государственных постах. Это дети революционной борьбы в под­полье, бывшие бойцы-освободители и командиры партизанских отрядов, а не перерожденцы-бюрократы.

Так, президент страны Чыонг Тан Шанг (1949 года рождения) воевал про­тив американцев в отряде спецназа на Юге в провинции Лонган неподалёку от Сайгона. В 1971 году был арестован и несколько лет провёл в американской тюрьме на острове Фукуок. В числе других его освободили после заключения Парижского соглашения по Вьетнаму. По окончании войны работал на хозяй­ственном и политическом поприщах. В конце 1990-х — секретарь парткома Сайгона, позже — член Политбюро ЦК КПВ.

Нынешний Генеральный секретарь ЦК КПВ Нгуен Фу Чонг (1944 года рож­дения) хорошо помнит времена вооружённого сопротивления вьетнамского народа против французских и американских экспансионистов. В партию он всту­пил в 23 года в период эскалации агрессии США во Вьетнаме. Окончив факуль­тет иностранных языков в Ханойском университете, начинал журналистскую карьеру в теоретическом и политическом журнале ЦК КПВ Тар сЫ Сдпд Зап “Коммунист”. Затем был направлен в Советский Союз в аспирантуру Акаде­мии общественных наук при ЦК КПСС. В 1983 году защитил диссертацию и получил степень кандидата исторических наук. Вернувшись на родину, был назначен главным редактором упомянутого журнала, одновременно стал про­фессором Xанойского университета, затем был избран членом ЦК КПВ, во­шёл в Политбюро. Несколько лет он курировал вопросы идеологии, культуры и образования и отвечал за теоретическую работу партии. Его послужной спи­сок продолжает пополняться и в последующие годы: депутат Национальной ассамблеи, секретарь Ханойского городского комитета КПВ. В 2006 году его избрали председателем Национального собрания — высшего законодательно­го органа страны. На состоявшемся в январе 2011 года XI съезде КПВ он стал Генеральным секретарем партии, сменив находившегося до этого 10 лет на этой должности Нонг Дык Маня.

Премьер-министр Нгуен Тан Зунг (1961 года рождения) 12-летним мальчи­ком добровольно присоединился к армии Национального фронта освобожде­ния Южного Вьетнама. На первых порах выполнял задачи в области связи, присматривал за больными и работал медиком. За годы Вьетнамской войны Зунг был четырежды ранен. В конце прошлого века занимал пост первого за­местителя премьер-министра и возглавлял Государственный банк Вьетнама, позже его избрали членом Политбюро ЦК КПВ. Правительство страны воз­главляет с июня 2006 года.

Председатель считающегося высшим органом государственной власти Национального собрания Вьетнама Нгуен Синь Хунг до этого был вице-пре­мьером правительства СРВ. В соответствии со ставкой на строительство “пра­вового государства”, значимость Парламента возрастает. Открытые заседа­ния депутатов часто транслируются по радио и ТВ в режиме оп-liпе.

 

Рука на пульсе

 

Руководство страны старается держать руку на пульсе общества. В дни мо­его пребывания во Вьетнаме местные газеты информировали о том, что толь­ко за последние три месяца по всей стране состоялось 30 тысяч встреч, посвя­щённых обсуждению проекта поправок к Конституции 1992 года. На них было собрано 8 миллионов мнений и предложений от представителей всех социаль­ных групп общества. Рассказывалось и о дискуссиях по поводу необходимос­ти снижения налогов на бизнес: по данным министерства планирования и ин­вестиций, в первом квартале этого года закрылось 16 тыс. предприятий, а за два последних года — 116 тыс. Кроме того, некоторое число из 450 тыс. актив­но действующих в стране фирм сократили производство на 30%.

В прессе муссировался вопрос о расширения возможностей получения низких (6-процентных) займов для строительства жилья малообеспеченным слоям населения. Немало материалов было посвящено мерам по защите окру­жающей среды, поиску путей улучшения инфраструктуры и решению проблем занятости. Беспокойство вызывают и рост государственного долга, достигше­го 55% ВВП (в 2005 году — 37%), некоторое снижение темпов экономического роста, проблемы рентабельности ряда предприятий, принадлежащих государ­ству, наркотрафик.

Из так называемого “золотого треугольника”, находящегося на террито­рии Лаоса, Бирмы и Таиланда, через Вьетнам проходит героиновый путь, а из Камбоджи поступает марихуана. Только за текущий год в стране были осуж­дены тысячи наркокурьеров, из них несколько десятков приговорены к смерт­ной казни. Больше всего организованных преступных группировок находится в Сайгоне, где промышляют продажей людей в притоны Китая и Камбоджи.

СМИ Вьетнама не скрывают растущую коррупцию на всех уровнях. Моно­полия и привилегии партийно-государственной номенклатуры порождают кла­новый капитализм. Функционеры сращиваются с бизнесом, а своих детей на­правляют учиться в западные университеты. Некоторые кадровые работники КПВ имеют свою сеть во всех эшелонах госаппарата. Скандалы, в которых за­мешаны высокопоставленные чиновники, идут один за другим. Применение высшей меры наказания, как в Китае, практикуется и здесь, но в меньшей мере. Печать освещает и многие другие проблемы и трудности. Но они не от­меняют общий стремительный прогресс вьетнамского государства.

 

Счастливая нация?

 

Героическая победа Вьетнама в развязанной американскими агрессорами “грязной войне” стала его звёздным часом в международной жизни. Затем имя страны на время ушло в политическую тень. Теперь Вьетнам вновь выходит на мировую авансцену, но уже в иной ипостаси — заговорили об “экономическом чуде Малого дракона”. Мы попытались дать этому своё объяснение.

Вектор, избранный страной, привёл её к формированию интегрального, конвергентного общества. В его ядре — жизнеспособный сплав плановых и рыночных отношений. Смешанная система сочетает в себе противоречивые компоненты из разных социальных формаций. Но она не является переходной ни к одной из них. Интегральное общество превосходит своих исторических предшественников (и капитализм, и социализм), старается вобрать в себя как можно больше их достоинств и освободиться от присущих им недостатков. Современный Вьетнам — это продукт синтеза, историческое детище общест­венного развития, форма настоящего и будущего гармоничного устройст­ва общества, обеспечивающего оптимальные результаты.

Комбинированное общество требует понимания его природы. Руководст­во СРВ движется по острию ножа, пытаясь балансировать и поддерживать как социальную справедливость, так и эффективность экономического развития. Этот путь, конечно, далёк от благостной идиллии, что понимает и руководст­во страны, и большинство её народа. Временами неизбежны отклонения в ту или иную сторону. При этом злопыхатели каждый раз издают много шума. А караван уверенно идёт вперёд.

Сохранится ли этот симбиоз через пятьдесят или сто лет — сказать труд­но. Будущее непредсказуемо. Но непреложен факт, что сегодняшний Вьет­нам — одно из наиболее быстрорастущих и гармоничных государств не толь­ко в Азии, но и во всём мире.

Чем не счастливая нация?

 

Георгий Цаголов

Впервые опубликовано в журнале «Наш современник»

 

Об авторе: ЦАГОЛОВ Георгий Николаевич — доктор экономических наук, профессор Между­народного университета в Москве, член Союза писателей России, обладатель ряда литературных премий, в том числе за книгу “Почему всё не так" с присвоением звания лауреата конкурса “Лучшая книга 2011-2013".

 

← Вернуться к списку