Посмотреть

Рецензия А.Е.Авдеенко - номер "Испытание"

Узнав, что вышел фильм «Тарас Бульба», я  решил проверить себя. Специ-ально еще до просмотра сел и написал,  чего точно не найду в этом фильме:
– сыноубийство как деяние героическое,
– взгляд на дела земные с позиции вечности,
– понимание, что есть судьба героя,
– изображение, что такое героический гнев,
– прозрение, что смерть герою служит,
– а герой  может того невозхотеть.
Я не ошибся. Всего этого в фильме я действительно не нашел. Потому что «Тарас Бульба» Гоголя – это героическая поэма.

«Тарас Бульба».  Назвав это произведение повестью, Гоголь обманул читателя либо по недостатку смелости (как Бульбу сравнить с Ахиллесом и Агамемно-ном?), либо по склонности к мистификациям. Нам предстоит убедиться, что «Та-рас Бульба» – героическая поэма, а Тарас – «герой» .
Коля Гоголь учился в Нежинской гимназии, а в классических гимназиях не просто читают – изучают Гомера. Когда я со своими учениками приступал к «Илиаде», мне нужно было дать им путеводную нить для чтения поэмы и усвое-ния сопутствующей мифологии. «Откройте тетради и запишите. "Герой – это злодей –  родичеубийца и богоборец”».

Для понимания героического эпоса необходимо уяснить, что поэт по отноше-нию к действию стоит «на позиции вечности». Для Гомера такое стояние в веч-ности определяется просто. Герои в его эпосе – это другие, чем современные, лю-ди, они относятся к другому, прошедшему веку, это иной «род» смертных челове-ков, герои – это потомки богов и сами полубоги. Троянская война – это конец ве-ка героев, век героев закончился, суд над ними совершился, Гомер никого не су-дит – с позиции иного века он смотрит на этих великих и страшных, полубогов, героев.

Гоголь отлично знает, что без стояния в вечности его героическая поэма не прозвучит. Поэтому и Мосий Шило говорит о вечности («Пусть же стоит на веч-ные времена православная Русская земля и будет ей вечная честь!»), и Степан Гуска («Пусть же ликует вечные веки Русская земля!»), и Бовдюг («Пусть же сла-вится до конца века Русская земля!»), и Балабан («Пусть же цветет вечно Русская земля!»), и Кукубенко, «лучший цвет войска», говорит о «вечно любимой Хри-стом Русской земле».
Настойчиво и прямо бьет Гоголь в одну точку, но этого ему мало. Вот как умер Кукубенко:
И вылетела молодая душа. Подняли ее ангелы под руки и понесли к небесам. Хорошо будет ему там. Садись, Кукубенко, одесную Меня! – скажет ему Христос, – ты не изменил товариществу, бесчестного дела не сделал, не выдал в беде человека, хранил и сберегал Мою Церковь.
Будь он хоть трижды гениальный поэт, но как осмеливается человек изрекать Божий приговор? И что это за обращение, “Кукубенко”? Не Федор, или Степан, или Алексей, или иное святое христианское имя,  а  “Кукубенко”?

Эпическое стояние вне времени бывает разным… Гомер смотрит на события под Троей из иного века. «Вечность» христианской эры – это нечто иное. Человек и в таинствах Церкви становится причастен божественной жизни, и может – на поле брани. «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15:13). Православная вера и жертвенная любовь – делают казаков причастными вечности, – в это поэт и казаки верят одинаково. И казаки, и Гоголь верят непреложно: если человек не изменил товариществу, не сделал бесчестного дела, не выдал в беде человека, хранил Церковь Божью, – такой человек спасен для вечности, и Христос скажет ему: «Садись, козак, одесную Меня!»
Так казачья доблесть становится религиозным деланием, а живая вера дает поэту необыкновенное дерзновение. Не забудем, что война под Дубно – не обыч-ный казацкий набег, а война в защиту веры (см. Тарас Бульба, песнь IV). Но если поэт и казаки верят одинаково, то в вопросах веры не будет между ними «эпичес-кой дистанции»: казаки для поэта – свои, а «недоверки» и иноверцы – иные (по-этому иных мы видим в поэме только так, как их видели казаки).
 

 

Полный текст рецензии - читайте в номере "Испытание", который выйдет в июне 2009г.